Почему генерал Брусилов предал белых ( 1 фото )

Не было в России более популярного военачальника Первой мировой войны, чем генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов. Когда началась гражданская война, вожди Белого движения очень хотели, чтобы он примкнул к ним и придал своим именем больше популярности их делу.

Однако Брусилов не предпринял попыток уехать на Дон, где формировалась белогвардейская Добровольческая армия. Более того, в 1920 году он поступил на службу в Красную армию – сначала советником, а затем и на другие должности.

За свою позицию во время гражданской войны генерал Брусилов удостоился весьма нелестных отзывов со стороны своих старых соратников по Российской императорской армии, ставших вождями Белого движения.

В «Очерках Русской Смуты» генерал Деникин писал, что в ноябре 1917 года на Дон приехал посланец от Брусилова и привёз от него письмо, в котором тот отдавал себя в распоряжение Добровольческой армии и просил инструкций для работы в Москве.

Однако вскоре Брусилов якобы круто поменял позицию и начал призывать офицеров не помогать ни в чём Белому движению. «Вероятно, нет более тяжёлого греха у старого полководца, потерявшего в тисках большевицкого застенка свою честь и достоинство, чем тот, который он взял на свою душу, давая словом и примером оправдание сбившемуся офицерству, поступавшему на службу к врагам русского народа».
Так что в конце 1917 года, после Октябрьского переворота, произошло с Брусиловым на самом деле?

Брусилов в 1917-1918 годы

В мае 1917 года Временное правительство назначило Брусилова Верховным главнокомандующим, однако спустя два месяца отправило его в отставку. Пожилой (64 года) и больной Брусилов проживал в Москве, во время октябрьских уличных боёв был случайно ранен довольно тяжело, перенёс операцию. Ирония судьбы: Брусилов ни разу не был задет ни вражеской пулей, ни осколком снаряда, когда командовал на фронте, а разрыв гранаты, направленной рукою соотечественника, едва не сразил прославленного русского полководца.

В любом случае, зимой 1917/18 года и даже много позже Брусилов никуда не мог поехать из Москвы из-за ранения и его последствий. Про то, что он присылал на Дон к организатору Добровольческой армии генералу М.В. Алексееву какого-то эмиссара, Брусилов ничего не упомянул в своих мемуарах, предназначенных к публикации только после его смерти. А в августе 1918 года его арестовали.

В тюрьме его навестил Дзержинский. По словам Брусилова, он предлагал тому свободу, если тот напишет воспоминания, где будет ругать царскую семью и царский режим, но Брусилов наотрез отказался писать что-либо, находясь в заключении.

По мнению Брусилова, решающую роль в его освобождении сыграли ходатайства бывших офицеров С.С. Каменева и П.П. Лебедева, занимавших видные должности в РККА, а особенно письмо жены Брусилова к генералу В.Д. Бонч-Бруевичу, одному из советников Красной армии, брату управляющему делами Совнаркома. Освободил Брусилова из тюрьмы лично заместитель Дзержинского, кровавый палач Я.Х. Петерс. Было это уже в сентябре 1918 года.

Брусилов был переведён под домашний арест и в таком положении, естественно, был лишён свободы передвижения и каких-либо политических действий. Он пишет, что сочувствовал Белому движению, хотя совершенно не верил в его успех. Отрицательное отношение вызывали у него, по-видимому, сами вожди Белого движения, их политическая непримиримость, их несдержанность в упоминании имён оставшихся на советской территории, в результате чего, по его словам, было погублено «много нужных России людей».

На обвинения в пассивности и конформизме Брусилов отвечал: «История по репортёрским статьям не пишется. Не зная ни причин, ни мотивов, ни обстановки, нельзя ему [Деникину] было бросать камни в меня, да и во многих тех, кто остался в России, как это делали многие эмигранты. Они все упускали из виду, что обстановка и взгляды могут быть иные, а страдание за Россию – одно». Надо заметить, что и патриарх Тихон, избранный в ноябре 1917 года, бывший, кстати, знакомым Брусилова, отказался благословлять Белое движение, несмотря на все просьбы.

Брусилов во время польской кампании РККА и переосмысление

Брусилов не подтверждает, что в 1918-1919 гг. от него исходили какие-то призывы к бывшим офицерам переходить на службу в Красную армию. Только в мае 1920 года он подписал, причём совершенно искренне, воззвание, в котором царские офицеры призывались помочь советской России в борьбе против Польши, пытавшейся захватить Украину и Белоруссию.

В те дни большевики решили поставить авторитет старого генералитета на службу в борьбе с внешним врагом. Они созвали Особое совещание «по вопросам увеличения сил и средств для борьбы с наступлением польской контрреволюции».

Брусилов согласился быть председателем совещания. Его подпись, как и ряда других царских генералов, стояла под призывом к офицерам «идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию, на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской рабоче-крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть».

В сентябре 1920 года Брусилов подписал воззвание к офицерам белогвардейской армии Врангеля сдаваться в плен, с обещанием полной амнистии. Об этом случае он в своих мемуарах не упоминает. Видимо, было стыдно. Ведь, как известно, несколько десятков тысяч офицеров, поверивших в советскую амнистию, были в Крыму большевиками расстреляны.

Диктуя на лечении в Карловых Варах в 1925 году свои мемуары жене, Брусилов переосмыслил свою позицию в 1920 году. «Я хочу, чтобы знали, что теперь… я увидел свою ошибку, я понял, что происходит в России. Если бы я знал, что большевики укрепятся, будут преследовать религию, объявят атеизм своей официальной религией…, то, конечно, я не стал бы мешать полякам, а напротив, помог бы этому христианскому народу, в чём только смог бы!»

Неприемлемость активной борьбы и эмиграции

Когда Брусилов был искренен? Думается, что в обоих случаях. Остаётся только недоумевать, как это он не разглядел сущности большевистского режима до 1920 года. Вероятно, отчасти прав Деникин, и существенная доля конформизма во всех изгибах позиции Брусилова во время гражданской войны присутствовала. Но прав также и Брусилов, когда оправдывается тем, что нельзя ко всем людям, на которых обрушилась гражданская война, подходить с одинаковой меркой, без учёта многих личных обстоятельств.

В конце концов, нельзя было требовать слишком большой энергии и личного мужества от престарелого и больного генерала, к тому же и так уже отдавшего много сил для Родины.

И, безусловно, заслуживает понимания позиция, которую Брусилов изложил в конце первого тома своих воспоминаний и которую реализовал до конца: «Считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы этого ни стоило… Ведь такую великую и тяжёлую революцию, какую Россия должна была пережить, не каждый народ переживает. Это тяжко, конечно, но иначе я поступить не мог, хотя бы это стоило жизни. Скитаться же за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя достойным и возможным».