Лия Ахеджакова: «Хочется заглушить мракобесие» ( 1 фото )

Знаменитая артистка — о том, как до сих пор боится, что на сцене не случится чуда, о том, зачем она подписывает письма в защиту людей,преследуемых властью, и почему не будет писать мемуары.

С Лией Ахеджаковой мы говорили в последнее дни 2018 года. Настроение и у нее, и у меня было не самое оптимистическое — продолжалось «театральное дело», Юрий Дмитриев и Оюб Титиев, за которых Лия Ахеджакова публично заступалась, по-прежнему сидели в тюрьме. Ахеджакова говорила, что трудно оставаться оптимисткой, черпая информацию из «Эха Москвы», «Новой газеты» и «Первого канала» телевидения. Мне же хотелось поговорить с ней не только о политике, но и о театре, о любимых режиссерах и секретах мастерства.

— Вы не жалеете, что выбрали именно эту профессию?

— Я уже сейчас, подводя итоги, понимаю: я ничего другого не умею. А если бы даже умела, то делала бы это плохо. Так что это не я выбрала, а меня выбрала профессия.

— Вы с самого детства хотели быть актрисой?

— Нет. Я ведь из актерской семьи, я с самого рождения видела и знала всю эту театральную жизнь, знала, что такое провинциальный театр. Мне казалось, что это все ужасно. Но хочешь — не хочешь, тебя туда затягивает, засасывает.

— Сколько вам было лет, когда вы поняли, что будете работать в театре?

— Я поступила в совершенно случайный институт в Москве — Московский институт цветных металлов и золота. Учиться там было очень скучно, сама не знаю, зачем я туда пошла. Но там была самодеятельность. Театральную студию вел очень хороший актер из театра Ленинского комсомола Арсен Романович Барский. И меня туда «засосало». Я поняла, что больше ничего другого не хочу.

— А потом вы бросили этот институт и пошли в театральный?

— Да, поняла, что это не мое, и пошла в ГИТИС.

«Надоело бегать в красном галстуке»

— А после ГИТИСа был ТЮЗ. Но вы ушли и оттуда. Почему?

— Наступает какой-то возраст, когда уже надоедает играть вечных пионеров, девочек и мальчиков. А во-вторых, в театре сменилось руководство, пришла такая режиссура, что оставаться там было невозможно. А я тогда была поклонницей Анатолия Васильевича Эфроса, очень сильно влюбилась в его театр и обратилась к нему с вопросом, не возьмет ли он меня к себе в театр на Малой Бронной. Он сказал, что в театре командует главный режиссер — Дунаев. Я пошла к Дунаеву. Он был категоричен: «Вы типичная травести. Держитесь за место в ТЮЗе, и другого вам не суждено». Тогда Анатолий Васильевич посоветовал мне попробовать себя в «Современнике». И я туда пошла.

— Как вас приняла Галина Волчек?

— Я стала командовать и выдвигать свои требования: «Галина Борисовна! Я столько наигралась мальчиков и девочек, уже такой возраст (а мне было тогда 37 лет), что я больше не могу бегать с этим красным галстуком. И еще, если можно, не заставляйте меня играть сказки, меня от них тошнит. Эти „Два клена“, я не могу больше их играть».

Вот так я стала ей выставлять какие-то условия. Сказала: «У вас ведь в театре нет амплуа». Она удивилась: «Как это нет? У нас есть амплуа». Волчек попросила Лилю Толмачеву посмотреть меня в ТЮЗе. Лиля пришла на спектакль «Я бабушка, Илико и Илларион», где я играла бабушку. Да, пионеры, бабушки — другого мне было не дано.

— Толмачевой вы понравились?
— Да. Но если бы я знала, что вот-вот в ТЮЗ придут Гета Яновская и Кама Гинкис, с которыми я уже тогда дружила, не ушла бы из театра. Но я не знала, что они придут, я думала, что ТЮЗ умирает.

— В «Современнике» вы сыграли много важных для себя ролей?

— Да, спасибо Анатолию Васильевичу, он точно мне дал адрес, куда надо идти. И основатели «Современника» все были люди моего возраста, и мне было с ними комфортно. Первое время, правда, было очень трудно.

— Почему?

— По всяким причинам, по разным.

— Вы вообще конфликтный человек?

— Я выросла в этой среде, эта среда для меня родная, и я замечательно себя в ней чувствую. Но бывало всякое.

— Не секрет, что артисты ревнивы, завистливы.

— Нет, скорее меня коснулись другие вещи, вот этот советизм, который в любом коллективе в России тогда присутствовал.

— Что вы имеете в виду?

— Мне не хотелось бы ставить точки над i, поскольку я в этом театре по-прежнему работаю. Правда, этих людей уже нет, кто-то ушел, кто-то умер. Но были какие-то вещи, от которых я обалдела. Это такие значки, это такой советизм, который до сих пор процветает.

Актеры Валентин Гафт в роли Мартина Веллера и Лия Ахеджакова в роли Дорси Фонсии в сцене из спектакля режиссера Галины Волчек «Игра в джин» на сцене театра «Современник». Фото: ИТАР-ТАСС/ Александр Куров

«Артист без режиссера не имеет власти»

— Ваше неприятие советизма, политизированность, она когда возникла?

— Мне кажется, я заразилась чуткостью к таким вещам от Эльдара Александровича Рязанова. Я только пришла в «Современник», и там начала с ним общаться. Сначала маленькая роль, потом большая, потом он специально для меня написал роль. Это долгий такой путь. Но я от него заражалась этой темой.

— У вас гражданский темперамент очень сильный?

— Именно в его окружении, в среде, которая была вокруг Эльдара Александровича — мне кажется, оттуда все это пошло.

— В какой-то момент для вас кино стало важнее, чем театр?

— Нет, никогда.