Mikser
«Суспирия»: Торжество формы ( 4 фото )
Вчера в кинотеатре «Ленфильма» состоялась премьера ремейка легендарной картины Дарио Ардженто — «Суспирия» Луки Гауданиньо. Разбираемся, как один итальянский режиссер перекроил фильм другого и как, наконец, продемонстрировал, в чем же заключается его авторский стиль.
Западный Берлин, 1977. Молодая американка из семьи амишей, пересчитав скромные сбережения в кошельке, приходит на прослушивание в популярную танцевальную студию. Живя в Огайо, она несколько раз сбегала и добиралась автостопом до Нью-Йорка, чтобы побывать на гастрольных выступлениях обожаемой труппы, и вот, наконец, попала в Берлин. С легкостью пройдя прослушивание, она также легко получит главную партию: место солистки труппы удачно освободилось буквально накануне. Одна из танцовщиц исчезла при странных обстоятельствах: то ли ушла в подполье к террористам, то ли ее куда-то заточили. Вокруг, тем временем, происходит странное.
Что именно странное, все и так знают: на самом деле руководительницы труппы — ведьмы. Лука Гауданиньо не делает таинственности из исходных данных. В первые же пять минут зрителю, который смотрел оригинал, напоминают (а зрителю, который не смотрел, сообщают): женщины — ведьмы, в танцевальной студии опасно, Сюзи попала не туда, куда мечтала. Или все-таки туда?
Также довольно скоро — с помощью двух анекдотических полицейских прямиком из пародий на нуары — мы узнаем, что девушку не смущает и даже, кажется, не интересует таинственное и подозрительное окружение. Она вся — в танце, вся в том, чтобы стать тем самым, чего от нее добивается глава студии мадам Блан в исполнении Тильды Суинтон.
Именно в этом и состоит главное изменение, главное отличие этой «Суспирии» от той, что вышла в 77-м. Да, здесь нет назойливого ар-деко, темнота не сияет разными цветами (хотя несколько раз все-таки случается) и магический реализм не такой навязчивый, — скорее жуткий, — но сказать, что Лука приблизил картину (и картинку как изображение), к реалистичной манере изображения, было бы неверно.
Главное изменение здесь в другом. Это метаморфоза центральной героини, через которую меняется и все построение фильма. Как не раз было сказано, «Суспирия» Ардженто выстроена строго по канонам волшебной сказки: герой приезжает в тридевятое царство и проходит через испытания, сохраняя чистоту и незапятнанность. Но здесь у героини, по сути, нет испытаний, как нет и чистоты. Она сразу заявляет, что чувство, испытываемое ею в танце, сродни сексу — но представляет она в процессе не мужчин, а животных.
В фильме Гауданиньо Джессика Харпер появляется в небольшой роли
В фильме Гауданиньо Джессика Харпер появляется в небольшой роли
Так ли честно говорить о «Суспирии», постоянно сравнивая ее с оригиналом, ведь она такая измененная и удлиненная? Но именно этого и хочет Гауданиньо, сразу же напоминая — фильм основан на картине Дарио Ардженто. Держите кроваво-красный оригинал в голове, так будет гораздо интересней. И действительно, так ли любопытно было бы смотреть и распутывать новую «Суспирию», если бы не было старой? Вопрос, конечно, спорный.
Есть большая разница между теми ремейками, которые признают себя таковыми, и теми, которые отказываются себя так идентифицировать. После Венецианского фестиваля критики часто заявляли, что Гауданиньо нечего сказать — оттого он и берется за чужие истории. Но он хочет быть виртуозом формы, а не содержания, он ремесленник, а не философ.
С одной стороны, во время кульминационной сцены шабаша происходит невообразимое, данс макабр, практически Питер Гринуэй времен «Повара, вора». Но, с другой, это чистой воды форма — итальянцу не слишком хочется говорить о сексе и смерти, ему хочется их показывать: умело, виртуозно, так, чтоб мурашки, чтобы в кресло впечатывало. Чтобы зритель выходил из зала пошатываясь как дедушка в исполнении Эберсдорфа-Суинтон (для тех, кто пропустил, — Тильда Суинтон исполняет в картине три роли, в том числе дедушки-психоаналитика).
И в этом как раз, как сейчас кажется, суть Гауданиньо-режиссера. В «Большом всплеске», ремейке «Бассейна» это было не слишком ясно, в «Зови меня своим именем» Гауданиньо снова всех запутал, а вот сейчас на «Суспирии» все, наконец, сошлось. Гауданиньо так сложно вписать в представители каких-то идей: кидалтов, эстетов, идеалистов, романтиков или реалистов, — потому что он совсем не идейный режиссер. Он мастер формы, ремесленник, овладевший ремеслом киноязыка так, что наполнение этой формы совершенно излишне. А еще он писатель эротики, художник человеческого тела, который использует его, как настоящий авангардный автор, — как инструмент.
И, конечно, еще он манипулятор, но тот, который манипулирует не содержанием, а этой самой формой. Массовый успех «Зови меня своим именем» во многом объясняется тем, что на режиссера работал жанр, — мелодрама вышла у него настолько совершенной, что даже сам автор, с холодным расчетом ваявший слишком романтизированную историю, сошел для зрителя за романтика-идеалиста.
В «Суспирии», раскручивая возможности антуража: Берлин, 70-е, Холодная война и не так давно закончившаяся мировая, а, значит, фашизм и Холокост, с одной стороны, деятельная группа женщин, он увлекается, доводит каждую историю до апогея.
Если он говорит о романтике, то перед титрами нам покажут вырезанное на доме сердце с заглавными буквами имен. Если о колдовстве в танцевальной студии — танец в прямом смысле будет убийственным. Основные персонажи — женщины? Нет, мало. Все персонажи — женщины! В этом решении нет следования последним веяниям, здесь только чрезмерная одержимость умельца, который так увлекся своим ремеслом, что не остановить.
Западный Берлин, 1977. Молодая американка из семьи амишей, пересчитав скромные сбережения в кошельке, приходит на прослушивание в популярную танцевальную студию. Живя в Огайо, она несколько раз сбегала и добиралась автостопом до Нью-Йорка, чтобы побывать на гастрольных выступлениях обожаемой труппы, и вот, наконец, попала в Берлин. С легкостью пройдя прослушивание, она также легко получит главную партию: место солистки труппы удачно освободилось буквально накануне. Одна из танцовщиц исчезла при странных обстоятельствах: то ли ушла в подполье к террористам, то ли ее куда-то заточили. Вокруг, тем временем, происходит странное.
Что именно странное, все и так знают: на самом деле руководительницы труппы — ведьмы. Лука Гауданиньо не делает таинственности из исходных данных. В первые же пять минут зрителю, который смотрел оригинал, напоминают (а зрителю, который не смотрел, сообщают): женщины — ведьмы, в танцевальной студии опасно, Сюзи попала не туда, куда мечтала. Или все-таки туда?
Также довольно скоро — с помощью двух анекдотических полицейских прямиком из пародий на нуары — мы узнаем, что девушку не смущает и даже, кажется, не интересует таинственное и подозрительное окружение. Она вся — в танце, вся в том, чтобы стать тем самым, чего от нее добивается глава студии мадам Блан в исполнении Тильды Суинтон.
Именно в этом и состоит главное изменение, главное отличие этой «Суспирии» от той, что вышла в 77-м. Да, здесь нет назойливого ар-деко, темнота не сияет разными цветами (хотя несколько раз все-таки случается) и магический реализм не такой навязчивый, — скорее жуткий, — но сказать, что Лука приблизил картину (и картинку как изображение), к реалистичной манере изображения, было бы неверно.
Главное изменение здесь в другом. Это метаморфоза центральной героини, через которую меняется и все построение фильма. Как не раз было сказано, «Суспирия» Ардженто выстроена строго по канонам волшебной сказки: герой приезжает в тридевятое царство и проходит через испытания, сохраняя чистоту и незапятнанность. Но здесь у героини, по сути, нет испытаний, как нет и чистоты. Она сразу заявляет, что чувство, испытываемое ею в танце, сродни сексу — но представляет она в процессе не мужчин, а животных.
В фильме Гауданиньо Джессика Харпер появляется в небольшой роли
В фильме Гауданиньо Джессика Харпер появляется в небольшой роли
Так ли честно говорить о «Суспирии», постоянно сравнивая ее с оригиналом, ведь она такая измененная и удлиненная? Но именно этого и хочет Гауданиньо, сразу же напоминая — фильм основан на картине Дарио Ардженто. Держите кроваво-красный оригинал в голове, так будет гораздо интересней. И действительно, так ли любопытно было бы смотреть и распутывать новую «Суспирию», если бы не было старой? Вопрос, конечно, спорный.
Есть большая разница между теми ремейками, которые признают себя таковыми, и теми, которые отказываются себя так идентифицировать. После Венецианского фестиваля критики часто заявляли, что Гауданиньо нечего сказать — оттого он и берется за чужие истории. Но он хочет быть виртуозом формы, а не содержания, он ремесленник, а не философ.
С одной стороны, во время кульминационной сцены шабаша происходит невообразимое, данс макабр, практически Питер Гринуэй времен «Повара, вора». Но, с другой, это чистой воды форма — итальянцу не слишком хочется говорить о сексе и смерти, ему хочется их показывать: умело, виртуозно, так, чтоб мурашки, чтобы в кресло впечатывало. Чтобы зритель выходил из зала пошатываясь как дедушка в исполнении Эберсдорфа-Суинтон (для тех, кто пропустил, — Тильда Суинтон исполняет в картине три роли, в том числе дедушки-психоаналитика).
И в этом как раз, как сейчас кажется, суть Гауданиньо-режиссера. В «Большом всплеске», ремейке «Бассейна» это было не слишком ясно, в «Зови меня своим именем» Гауданиньо снова всех запутал, а вот сейчас на «Суспирии» все, наконец, сошлось. Гауданиньо так сложно вписать в представители каких-то идей: кидалтов, эстетов, идеалистов, романтиков или реалистов, — потому что он совсем не идейный режиссер. Он мастер формы, ремесленник, овладевший ремеслом киноязыка так, что наполнение этой формы совершенно излишне. А еще он писатель эротики, художник человеческого тела, который использует его, как настоящий авангардный автор, — как инструмент.
И, конечно, еще он манипулятор, но тот, который манипулирует не содержанием, а этой самой формой. Массовый успех «Зови меня своим именем» во многом объясняется тем, что на режиссера работал жанр, — мелодрама вышла у него настолько совершенной, что даже сам автор, с холодным расчетом ваявший слишком романтизированную историю, сошел для зрителя за романтика-идеалиста.
В «Суспирии», раскручивая возможности антуража: Берлин, 70-е, Холодная война и не так давно закончившаяся мировая, а, значит, фашизм и Холокост, с одной стороны, деятельная группа женщин, он увлекается, доводит каждую историю до апогея.
Если он говорит о романтике, то перед титрами нам покажут вырезанное на доме сердце с заглавными буквами имен. Если о колдовстве в танцевальной студии — танец в прямом смысле будет убийственным. Основные персонажи — женщины? Нет, мало. Все персонажи — женщины! В этом решении нет следования последним веяниям, здесь только чрезмерная одержимость умельца, который так увлекся своим ремеслом, что не остановить.
Взято: Тут
0