Психологическая травма: как она передается из поколения в поколение ( 2 фото )

Недавнее открытие швейцарских ученых о том, что психологическая травма может передаваться генетически, вызвало новую волну дискуссий на эту тему. Однако наши эксперты уверены, что поводов для паники нет: последствия такого «генетического травмирования» не фатальны.


Французский генетик Изабель Мансуй давно проводит опыты на мышах, чтобы понять, как устроен человеческий мозг. Она стала известной еще десять лет назад, когда открыла белковую молекулу, которая отвечает за нашу забывчивость. Очередной опыт ученого оказался удачным.

Под ее руководством группой швейцарских генетиков был проведен эксперимент*, в ходе которого мыши постоянно подвергались различным испытаниям, а затем у их потомства исследовали подверженность стрессу. И результаты оказались удивительными: потомки травмированных мышат имели больший уровень тревожности и депрессивности, чем этого можно было бы ожидать.

Ученым удалось обнаружить определенные молекулы — микроРНК — в сперматозоидах стрессированных родителей, которые, вероятно, влияют на подверженность стрессу у их потомства (микроРНК — небольшие молекулы, которые регулируют работу многих генов, повышая или снижая их активность).

«В генетике существует центральная догма неодарвинизма, согласно которой приобретенные признаки не наследуются, — комментирует Валерий Ильинский, научный директор компании Genotek, сотрудник Института общей генетики РАН. — То есть родители, испытавшие стресс, не должны были бы передавать подверженность ему своим потомкам. Однако пока непонятен механизм влияния этих молекул из сперматозоидов на последующее развитие мыши, ведь молекулы микроРНК сохраняются в клетках относительно непродолжительное время — не более нескольких дней».

Психология сильнее биологии?

Какое значение имеют результаты данного исследования для нас? «Главное, о чем не стоит забывать: опыты, проведенные на животных, невозможно напрямую использовать для анализа человеческой психики, — предупреждает Александра Оксимец, кандидат Московского психоаналитического общества. — Кардинальная разница в том, что ребенок рождается не настолько готовым к жизни, как мышонок. На его развитие гораздо большее влияние, нежели у животных, оказывают воспитание и окружающая среда».

Но как же тогда объяснить статистические данные о высоком количестве самоубийств среди людей, чьи родители пережили серьезные потрясения (например, после войны во Вьетнаме)? Психоаналитики уверены, что гораздо большее значение имеет то, насколько травмированный человек способен воспитать психологически благополучного ребенка.

Александра Оксимец считает, что «травма влияет на родительскую функцию и, как правило, приводит к тому, что человек не может обеспечить своим детям должную заботу. Она разрушает тот психический аппарат, который позволяет перерабатывать и переживать наши тревоги. Вместо него начинают работать защитные механизмы в виде отрицания, например, когда человек отрицает все плохое, что происходит с ним и с его ребенком.

Дети рождаются очень беспомощными, и первому году их жизни сопутствует сильная тревога. И травмированный родитель, не способный справиться с собственными переживаниями, не может помочь своему ребенку переживать эту тревогу благоприятным для него образом — понимать, что мир не страшный и не опасный. Напротив, он бессознательно передает ему свои страхи и боль».


Не убивает, а делает сильнее

Независимо от того, подтвердятся ли результаты исследования Изабель Мансуй о генетической передаче травмы из поколения в поколения, очевидно, что корни этой проблемы лежат в нашей психике. И это тот самый позитивный ключ, который поможет нам избежать этой «пагубной наследственности».

«И от отца, и от матери нам генетически передается огромное количество вещей — то, что мы называем «конституцией» или, в психоанализе, ОНО: темперамент, влечения и сила этих влечений, — рассказывает Александра Оксимец. — И дальше, в процессе созревания и взросления, у нас развивается психический аппарат, который позволяет трансформировать все это в переносимые переживания, чувства, мысли, символические образы, фантазии, сны».

И первый человек, который помогает нам на этом нелегком пути, — мама, которая своей заботой, лаской, вниманием прорабатывает за маленького ребенка все его страхи и тревоги. Именно она формирует у ребенка базовое доверие к миру — ощущение, что окружающая среда не враждебна, что всегда есть тот, кто поддержит и поможет.

Человечество издавна изобрело различные методы проработки и проживания личностных травм. Существует даже мнение, что философия возникла как один из таких способов.

«На сегодняшний день самый эффективный способ проработки травмы — это психотерапия, — комментирует Александра Оксимец. — Она помогает развить способы рефлексии, самореализации, сублимации. Родители, которые сумеют, обращаясь к тем или иным практикам, проработать свою травму, с большей вероятностью защитят своих детей от ее негативных последствий».

Любопытно, что в эксперименте швейцарских генетиков мыши передавали своим детям не совсем травму, а ответную реакцию организма на нее. Более того, исследование показало, что впоследствии они были выносливее к окружающей среде, чем другие мыши, — и их потомство тоже.

«Я бы трактовала это, напротив, как положительную реакцию на травму — своего рода наследственный иммунитет», — замечает психоаналитик.

От травмированного общества к травмированной личности

В XX веке мир пережил множество трагедий, в том числе две мировые войны, фашистские и тоталитарные режимы, техногенные и экологические катастрофы, навсегда перевернувшие жизни миллионов людей. Психологические травмы, полученные участниками и свидетелями этих событий, мы переживаем до сих пор.

По мнению специалистов, только проработка травм на общественном уровне может прекратить эту деструктивную «наследственность». Мы приводим цитаты из работы Вернера Болебера «Воспоминание и историзация: трансформация индивидуальной и коллективной травмы и ее межпоколенческая передача»**:

«Коллективные катастрофы, такие как Холокост, Вторая мировая война, а также репрессии и этническое насилие, помогают осознать, что политические и социальные катастрофы, так называемые man-made disasters … настолько сильно сотрясают общество, что даже поколения спустя мы вынуждены иметь дело с их травматическими последствиями.

Травматическое переживание, вина, стыд … образовали сложное переплетение, воздействие которого не ограничилось одним только первым поколением, но и перешло на поколение следующее. Так, потомки сделались «контейнером» для непроработанного страдания и травматизаций, непризнанной вины и ответственности их родителей…

Поэтому отдельному человеку и не удается включить травматический опыт в повествование более высокого уровня, для этого необходим общественный дискурс об исторической правде травматизирующего события, о его отрицании и защитных механизмах. Только признание причиненной травмы и вины восстанавливает межчеловеческий порядок и тем самым — возможность соответствующего понимания травмы».