Заметки о Лангранаке ( 3 фото )

В конце января я пропустил юбилей Юрия Карловича Олеши. То ли праздник дня его смерти, то ли праздник дня его рождения – не знаю, и уточнять не хочу. Но к этому юбилею было опубликовано некоторое количество интересных интервью, в том числе, на Радио Свобода, с Ириной Озёрской, занимающейся архивом Олеши. Она рассказала интересные вещи, одна из которых меня огорчила.


Я не буду распинаться о необыкновенной живости и красоте портрета Олеши, весьма экспрессивно набросаного этой дамой – в самом деле, впечатляет, очень интересно – скажу только, что, оказывается, существует огромный, не опубликованный, архив Олеши, касающийся практически всех его литературных произведений. Замечательная монография Виолетты Гудковой о бесконечном переписывании (и сознательном ухудшении, опримитивливании) пьесы «Список благодеяний» - только капля в море, первый шаг в литературных расследованиях творчества автора «Заговора чувств» и «Волшебного комсомольца».

Олеша, как свидетельствует Ирина Озёрская, постоянно переписывал свои тексты до публикации, варьируя сюжет, вставляя и выбрасывая разъясняющие эпизоды, меняя модус персонажей (положительных героев превращая в отрицательных и наоброт), исправляя хэппи-энд на драму, а драму на водевильный финал и так далее. И всё это сохранилось. То есть, теоретически у нас есть возможность прочитать «Зависть», в которой Кавалеров счастливо женится на Вале и бьёт морду сверхчеловеку Володе Макарову.

Но в мире нет совершенства, и самая «закрытая» книга Юрия Олеши – «Три толстяка» - остаётся без ключа. Именно к этому роману, прямо предшествующему жанру «сайенс фэнтези» (сам Олеша считал «Трёх тостяков» научной фантастикой), не сохранилось ни набросков ни вариантов. Увы, увы... Так что мои предположения насчёт того, что это роман не столько революционный, сколько контрреволюционный, рассказывающий о романтическом восстановлении монархии в неком охваченном буржуазной революцией государстве, документального подтвержения не получат. И всё же я узнал, что книга писалась для двенадцатилетней девочки, в которую платонически влюбился восторженный поэт Олеша. Он сочинял "Трёх толстяков", чтобы хорошая умная девочка из приличной семьи могла с интересом прочитать такую книжку. Да, это ему удалось. И, в самом деле, в мировой литературе не так уж много книжек подобного уровня, написанных для девочек. Обычно авторы обращаются к мальчикам.



К этому добавлю, что всплывший в связи с юбилеем Олеши Аркадий Белинков (о котором тоже представлено большое, но не такое эффектное, интервью на Радио Свобода) намного менее интересен.

Что и говорить, «Сдача и гибель советского интеллигента» - знаковая книга советской культуры, не менее знаковая, чем «Черные доски» или «Как нам обустроить Россию». Я читал фрагменты ещё в советского время – в областной библиотеке города Рязани крамольный номер журнала «Ангара» спокойно выдавался в читальном зале – но не был особенно впечатлён. Ну, я думал, что полный текст книги посильнее будет. Однко позже, когда я смог наконец прочитать «Сдачу и гибель» целиком, я, скорее, разочаровался. Претензии Белинкова к Олеше мне показались пустыми и претенциозными. Другая иконоклазмическая монография, созданная под сильным влиянием Белинкова, «Воскресение Маяковского» Карабчиевского, пожалуй, посильнее будет. Хотя Карабчиевский в своих страстных выпадах против автора «Нигде, кроме, как в Моссельпроме» абсолютно неправ, но читатель понимает, что обличитель Маяковского имеет право на своё обличительство, ибо выражает его в прекрасной литературной форме. А Белинков, вяло жующий промокашку, такого права не имеет.

Оно конечно, жизнь Белинкова – драматическое приключение, жёсткое противостояние и социуму и собственному здоровью, тем не менее, для нападок на изящного стилиста Олешу этого маловато. Проблема в том, что претензии, предъявляемые Белинковым Олеше, литературы, как таковой, не касаются. Это скучные идеологические претензии. Если я разделяю белогвардейскую идеологию Белинкова (между прочим, Белинков - местечковый еврей, так что при победе антисемитской "лебединой стаи" Колчака и Врангеля счастливая жизнь ему по-всякому не светила), я буду при чтении сочувственно кивать головой. Но если я стою на иной идеологической позиции? Он меня не убедит.

Это проблема всех антибольшевистских авторов, от Ивана Бунина до Александра Зиновьева. Как только речь заходит о социальных проблемах, их прекрасные скорбные лица мгновенно преображаются в оскаленные волчьи морды эгоманов с психопатическими наклонностями. Исключений из этого правила я не знаю.