Кот Фрол быль-небыль ( 1 фото )

Все хорошее когда-нибудь кончается. Вот и подошла к концу наша служба в Средиземке. Получен приказ следовать на родную северную базу. Где снег, морозы и пурга. Прощайте, теплые моря!
 Я, корабельный кот Фрол, нашел себе место на надстройке, невысоко от палубы, и распластавшись, словно морской скат, лежал, откинув хвост, греясь и заряжаясь, подобно солнечной батарее от небесного светила. Мою умиротворяющую дрему нарушили громкие голоса.

Подо мной на палубе собралось человек пятнадцать моряков ПДСС. Отработка по метанию гранат. Уходить-то мы уходим, но вражеские диверсанты тоже не дремлют. Положив лапу под подбородок, внимательно слушаю инструктаж, который проводит кап. л-т Сорокин. Я - умный кот, все понимаю, но не говорю.
 Усвоил, что граната Ф-1 - опасная штука, и с ней надо обращаться осторожно. Первые броски, взрывы за бортом в воде, почти за кормой корабля. К морякам подходит командир корабля, хвалит за выучку. Хорошее настроение, у него родился сын. Молча разделяю его радость, у самого есть дети. Наверное... Сам их не видел, а телефонограмму никто не давал.

 Молодой матрос бросает гранату. Вырвана чека, размах... . И граната, почему-то выпавшая из руки, глухо бьется о железную палубу, крутясь перед самым моим носом.

И крик: «Ложись!» «Ох, мать моя кошка!» Наверное, сработал инстинкт. Может, кто-то из моих предков гонял по комнатам конфетные фантики или бабушкины клубки с шерстью.

 Молнией метнулся я к гранате, лапами гоня ее к борту. Одновременно со мной на нее упал ст. матрос Абдуназаров, дослуживающий последние два месяца до ДМБ. Первая заповедь моряка - собой прикрыть товарищей. Но упал он уже на пустое место, я оказался проворнее. Один толчок по гранате, другой..., третий. Как в замедленной съемке. Граната закатывается в ватервейс, и от моей подставленной лапы вылетает за борт. Тут же раздается взрыв. Осколки молотят по борту, и я ощущаю словно палкой сильный удар по моей левой лапе. Взвившись ввысь от боли и грохота, и отброшенный взрывной волной к переборке, крутанувшись, оставив кровавый след на палубе, погружаюсь в темноту.

Лежавшие на палубе моряки поднимались, постепенно приходя в себя. Помогли подняться Абдуназарову, ожидавшего взрыва под собой. Его шикарные черно-смолянистые волосы припорошил иней седины. И тут увидели в луже крови, лежавшего без движения Фрола.
Ст. лейтенант Пономаренко подхватил на руки кота, и пережав пальцами лапу, понесся по трапам к себе в санчасть.

 А моряки... . Моряки стояли, понуро глядя в палубу, и ждали, что скажет командир. Он стоял, вцепившись в леера, чтобы никто не видел, как трясутся его руки. Нет, не от страха, а запоздалая реакция на то, что могло бы произойти. Как хотелось курить! Но обещал бросить, если жена родит сына. А здесь сам второй раз родился. Да, и не только он. Вон, полтора десятка парней стоят, переживают.

 Он унял противную дрожь и вдруг спокойно сказал: «Ребята, а ведь это Фрол!». А ст. л-т колдовал над котом. Случайный осколок попал в лапу, насквозь прошив ее. Кот казалось, не дышал. Из глаз медика текли скупые, соленые, как морская вода, следы, падая и скатываясь с так вдруг быстро потускневшей шерсти Фрола. Обработав и перевязав лапу, Пономаренко взял пузырек с валерианкой, и открыв, поднес его к носу кота.
 Дрогнули усы, задвигался нос. Ну, будет кот жить.

Я очнулся на следующее утро на койке Пономаренко. Нога дергала, в голове шумело. Медик дремал, сидя на краю койки, прислонившись к переборке. Взгляд упал на тумбочку, где рядом с фотографией любимой л-та Пономаренко, стоял в рамке искусно написанный корабельным художником портрет ослепительно белой кошки с персидскими глазами.
 И помутнел мой взор от набежавших слез. Хоть я моряк, но был растроган. Как захотелось вдруг домой, в базу. Да, я моряк, но все же кот! И скоро март. Я опять погрузился в сон. Снились мне зеленые сопки, белокурая красавица..., и почему-то старпом.

(с)Станислав Солонцев