Москва: «3 октября 1993 года я понял, как одна автоматная очередь „маскирует“ толпу в секунду» ( 1 фото )

О трагедии на стадионе «Красная Пресня» мы узнали уже позже

Сергей Аксенов


На фото: сторонники российского парламента у горящих баррикад на Смоленской площади во время массовых беспорядков в ходе обострения противостояния Верховного Совета Российской Федерации и президента РФ Бориса Николаевича Ельцина. (Фото: Анатолий Морковкин/ТАСС)

О том, что в стране развивается политический кризис, знали даже мы, погруженные в свою собственную развеселую жизнь московские студенты. «У меня есть одиннадцать чемоданов компромата!», — гремел с экрана старенького черно-белого ТВ вице-президент Александр Руцкой. «Ничего себе!», — помню, подумалось тогда. Недоверия к словам политиков, во всяком случае среди молодых, еще не было. Тем более число чемоданов было не круглым и поэтому звучало правдоподобно. Одиннадцать, значит одиннадцать. Не больше, но и не меньше.

Конфликт первого и второго лиц государства так или иначе должен был разрешиться. Месяцы позиционной политической борьбы осенью закономерно привели к обострению. Верховный Совет оказался блокирован в Белом доме. Это, впрочем, не мешало большинству москвичей заниматься своими делами. Уже успев к тому моменту закончить вуз, я намеревался продолжить обучение в аспирантуре и поэтому 3 октября 1993 года оказался не где-нибудь, а в Ленинской библиотеке по какой-то надобности.

Завершив дела, и не желая сразу спускаться под землю — в метро, решил прогуляться по Калининскому проспекту (сейчас Новый Арбат). Как раз в сторону Белого дома. Следить за большими событиями на ходу, по Сети, тогда еще возможности не было. Личная судьба пересеклась с судьбой страны в месте пересечения Калининского и Садового кольца. По Садовому со стороны Парка культуры шла огромная толпа людей освобождать блокированных в Белом доме парламентариев. Реяли красные флаги. Понял, что вершится история, и присоединился к толпе.

Белый дом, тогда еще не окруженный забором (его возвели позже, чтобы новые буйные вдруг не прорвались), защищали лишь лента колючей проволоки, спирали, опоясавшая здание, и жалкая цепь солдат, чуть ли не срочников, вооруженная, правда, автоматическим оружием. В то, что по людям могут начать стрелять, никто, кажется, не верил. Однако начали — раздалось несколько автоматных очередей. Первая мысль — холостыми, но вдруг с высоты в два человеческих роста со здания, возле которого мы стояли, посыпалась штукатурка. Стреляли боевыми поверх голов.

С тех пор знаю, что в случае острой нужды даже на абсолютно открытой асфальтовой пустыне люди найдут, где спрятаться. Толпа вокруг поредела мгновенно. Почти исчезла, такое было впечатление. Куда? Не знаю. Сам я спрятался за какое-то хилое дерево, которое в случае прямого попадания не защитило бы никак. Впрочем, весь этот ад (для мирного еще вчера города!) продолжался совсем недолго. У солдат, видимо, не выдержали нервы. После нескольких очередей они то ли отступили, то ли разбежались. Толпа ринулась на Белый дом. Подобрав гильзу на память, побежал вместе с ней.

Люди обогнули здание справа, со стороны Горбатого моста, и заполнили собой все свободное место во дворе позади. Кто-то выступал с возвышения, похожего на балкон, большинство «рядовых» хаотически бродили по территории в эйфории от победы. Из более-менее известных политиков и военных запомнился только Альберт Макашов в черном берете и с мегафоном. Колоритный тип. Последующие годы политической практики свели со многими, кто оказался в тот день в Белом доме и в Останкино, в основном совсем юными, и мы еще не знали друг друга.

В какой-то момент некая группа радикально настроенных протестующих отправилась штурмовать московскую мэрию. Тогда она располагалась не на Тверской в генерал-губернаторском доме, а в бывшем здании СЭВ, Совета экономической взаимопомощи, похожем на книжку. Кстати, мэром уже был Юрий Лужков… Через некоторое время стало известно, что мэрию без труда взяли, а затем мимо (можно было дотронутся рукой) провели захваченного в плен некого высокого чиновника. Говорили, что заместителя мэра. Он был зеленый. Зеленого цвета от страха.

Позже раздался клич ехать штурмовать Останкино. Тактический ход выглядел сомнительно. Актором был восставший народ и это к нему должны были приехать и неизбежно приедут медиа, а не наоборот. Тем не менее, часть людей стала запрыгивать то ли в автобусы, то ли в грузовики. Позже, Эдуард Лимонов рассказывал с упоением, как гаишники, мимо которых они проезжали, на всякий случай отдавали восставшим честь. Так на практике выяснилось, что нижние чины всегда выстроятся под новую власть даже раньше, чем она успеет себя таковой осознать («революционерам» на заметку).

Рассудив, что на сегодня приключений достаточно, отправился домой — в студенческую общагу в районе Матвеевское. События следующего дня наблюдал одновременно по ящику в трансляции CNN (Сергей Доренко!) и живьем из окна своей комнаты на 15-м этаже. Черный дым над зданием российского парламента был виден вдали, над центром города, на экране же, крупно, были танки, стрелявшие с моста прямой наводкой. Вокруг глазели тысячи москвичей. Русские стреляют в русских, комментировали происходящее иностранные корреспонденты.

Свободный российский парламентаризм умер в зародыше. После ареста лидеров Верховного Совета еще несколько дней в центре столицы рыскали вооруженные группы военных — ловили уцелевших бунтовщиков. Вокруг гуляли мирные обыватели. О трагедии на стадионе «Красная Пресня», где пускали в распыл простых участников восстания, узнал уже позже. Самодельный мемориал погибшим новые власти, умно и цинично решили не трогать, не желая будоражить прошлое и стремясь зафиксировать свою победу в этом акте гражданской войны.

Подобранная «сувенирная» гильза пролежала в доме родителей в провинции почти с десяток лет, пока мать, получив весной 2001 года известие о том, что сын арестован и находится в СИЗО «Лефортово», не выкинула ее от греха подальше в предчувствии обыска. С обыском к ним так и не пришли — следствие было уверено, что у него достаточно доказательств, чтобы упрятать Эдуарда Лимонова и его соратников за решетку на долгие годы (обвинение вменяло организацию «Z-операции» в Северном Казахстане, но это уже другая история), однако суд оказался другого мнения.

Похоже, как и для многих, октябрь 1993-го стал своего рода политической инициацией. Без него, возможно, и не было бы многих последующих политических событий. И тех, которым еще только суждено случиться…