Распад "империи зла" ( 1 фото )

- крушение советского блока в Восточной Европе и самого Союза. Карта, вторник.


Иногда можно встретить утверждение о том, что крушение "советской системы" - плод случайности и невезения. Не упади цены на энергоносители во второй половине восьмидесятых и... Существует и другая разновидность этого тезиса - не нанеси падение цен такого сокрушительного морального удара по уверенности советских лидеров и... Наконец, никто не отменял и самого простого рассуждения: с детства мне приходилось слышать разговоры о том, что "американцы купили Горбачева", который и... В общем, нелепый набор "случайностей" и "реакций" на них - сложись хоть что-то из этого несколько иначе, и... В всех случаях представляется, что и СССР, и большая часть его сателлитов каким-то образом продолжили бы существовать и далее, на манер КНР и ее северокорейской марионетки.

Не удивительно, что люди придерживающиеся таких мнений совершенно неспособны развернуть собственную "логику" в обратном порядке. Между тем, разве существование СССР в известных сроках - не плод случайностей и везения? Оставив рассуждения о неизбежности Мировой войны, падения царизма и победы "красных" в Гражданской, просто укажем на то, что запасы сибирских нефти и газа были открыты уже на излете хрущевской эпохи, а приносить валюту начали в начале брежневской "разрядки". Геологическая случайность, удивительное геополитическое везение, разом свернувшее шею и робкой экономической реформе, и еще более вялому стремлению к политической "нормализации". Зачем? Есть же нефть и газ - и Советский Союз пустился во все тяжкие, затыкая любые внутренние и внешние проблемы кажущимся бесконечным потоком валютных денег, обрушившихся на Москву после начала семидесятых.

Кто знает, сколько просуществовал бы СССР без этого чудесного "открытия"? Могу лишь сделать предположение - возможно, что и несколько дольше. Поток выручки за нефть и газ обрек Союз на стагнацию так же, как поток серебра из "обеих Америк" обрек Испанию "Нового времени" на постоянно отставание от остальных европейских стран, включая и "мятежные" Нидерланды. Если бы испанский гранд времен короля Филиппа II мог бы поговорить на одном языке с каким-нибудь "тревожащимся" бюрократом брежневской эпохи, то они удивительным образом сошлись бы на том, что все деньги из бюджета улетают на внешнеполитические авантюры и к военным, а Кастилия/РСФСР вымирают, экономически и демографически хиреют. Окраины жируют, а...

Забавно, не так ли? А памятный распад иберийской империи, с ее "парадом суверенитетов"? Какое пространство для аналогий.

Наконец, "умиляет" и то невежественное презрение к "законам истории", которое современные российские леваки демонстрируют в отношении к "святому Союзу" - оказывается, великое государство труда, научно-технического прогресса и пр. и пр. погибло от такого пустяка, как падение цен на мировом капиталистическом рынке. Великий боец побеждал всех - рыцарей, драконов, колдунов, но пал в бою с карликом, потому что не мог склонить колен - ревматизм. Разве это не худший приговор советской системе, со всеми ее НИИ и "научным марксизмом", не сумевшей адаптироваться к такой естественной вещи, как изменение рыночной конъюнктуры? А если это не "пустяк", то чего тогда стоила "уникальность" СССР, прочность его идеалов etc и etc?

Отвечать на это неолеваки не любят, поскольку правда заключается в том, что великое советское общество труда и прогресса, с лошадиной решительностью отбросившее-де "безудержное потребительство", на деле было страной, где потребление хоть чего-нибудь возвели в культ, с радостью карикатурного туземца радуясь импортным наклейкам, не говоря уже о пресловутых джинсах. Куда там западному обывателю, с его мусорниками, в которые "совок" нырнул бы подобно Скруджу из "Утиных историй"!

Средний советский гражданин брежневской эпохи жил потреблением и только ради него - за исключением, быть может, интеллигенции, в известной степени освобожденной от некоторых наиболее болезненных "дефицитов". Такое общество только и могло кончить тем, чем кончила - едва лишь иссяк поток валюты, как все и зашаталось. Не испанцы же они - никакой католической гордости, а потому "самая многочисленная партия в мире" исчезла за пару лет, еще до распада империи. Подумать только! Уж лучше бы им не открывать в Сибири нефти и газа в таких количествах. А еще лучше - не рассуждать о "великом государстве", павшем от укуса москита. "Холодная война" - это не две "горячих", знаете ли.

Ну а что бы вы не ограничились сегодня исключительно моими отрывистыми "заметками на полях", под катом я привел ты обширные цитаты. Строуб Тэлботт, тогдашний заместитель госсекретаря США, расскажет о крушении ГДР, что стало начало развала всего Варшавского договора; американский посол в СССР Джек Мэтлок поведает о том, как Ельцин использовал горбачевский референдум о сохранении Союза в собственных целях, разом выведя махину РСФСР из-под Кремля; Родрик Брейтвейт, представитель королевы в Москве, передаст характерный разговор с президентом СССР, случившийся уже после провала августовского путча. Важнейшие пункты в истории "крушения коммунизма", обозначенного на сегодняшней карте.

Итак, прошу.

С. Тэлботт -

В первую неделю октября Горбачев вылетел в Восточный Берлин на церемонию, посвященную сорокалетию коммунистического режима. Для подготовки этого визита Александр Бессмертных посетил летом Хонеккера в его загородном доме под Берлином. Хонеккер восторгался до небес «захватывающим» экономическим прогрессом Восточной Германии и показал Бессмертных последние цифры в подтверждение того, что все идет хорошо.

После встречи восточногерманский чиновник, сопровождавший Бессмертных, сказал ему, что цифры Хонеккера «раздуты», это все «фантазия». Бессмертных доложил Горбачеву и Шеварднадзе, что Хонеккер живет в выдуманном мире. Более того, происходит резкое падение дисциплины, коль скоро чиновник средней руки считает возможным опровергать высказывания Хонеккера за его спиной гостю из Москвы.

И теперь во время личной встречи с Хонеккером в Восточном Берлине Горбачев сказал старику, что есть способ остановить демонстрации по всей стране, введя немецкий вариант перестройки: таким путем еще можно вернуть людей на сторону руководства.

Хонеккер презрительно фыркнул и сказал, что во время своего последнего посещения Советского Союза он заглянул в несколько магазинов и был потрясен пустыми прилавками. В советской экономике – полная разруха, тогда как восточные немцы процветают больше всех в социалистическом мире. Да как смеет Горбачев указывать ему, как править страной?

Во время торжественной церемонии, посвященной юбилею, Горбачев выступил с речью, призывая восточных немцев стать на путь советских реформ. И как бы желая подчеркнуть, кто должен нести ответственность за будущее, добавил, что политика Восточной Германии должна делаться «не в Москве, а в Берлине». Хонеккер стоял рядом, и вид у него был сильно обеспокоенный.

Горбачев же по возвращении в Москву сказал приватно своим помощникам, что Хонеккеру надо уходить – и как можно скорее: «Руководство (восточногерманское) не может оставаться у руля». Он приказал Генеральному штабу проследить за тем, чтобы советские войска, размещенные в Восточной Германии, не оказались втянутыми в заваруху, которая, безусловно, охватит страну.

Во время уик-энда, 7 октября, восточногерманская полиция – по приказу Хонеккера – применила огонь и слезоточивый газ для разгона демонстраций в нескольких городах. Не имея заверений в том, что Кремль поддержит силовое решение, глава тайной полиции Хонеккера оппортунист Эгон Кренц выступил против решения Хонеккера. И дал пятидесятитысячному маршу протеста пройти по Лейпцигу.

Другие члены правительства Хонеккера тоже понимали, в какую сторону дует ветер. Выбросив новый лозунг – «Перемены и возрождение», – они быстро заменили своего старого лидера Кренцем и выпустили сотни демонстрантов из тюрем. На пятьдесят девятой минуте одиннадцатого часа Кренц попытался стать восточногерманским Горбачевым.

В среду, 25 октября, во время визита в Хельсинки Горбачев публично заявил, что у Советского Союза «нет ни морального, ни политического права» вмешиваться в события в Восточной Европе, и добавил: «Мы исходим из того, что и другие не будут вмешиваться». Он подчеркнуто поставил в пример Финляндию, нейтральную страну, сумевшую вырваться из оков русского и советского экспансионизма, как образец стабильности и независимости.

Д. Мэтлок -

Когда в декабре Горбачев убедил Съезд народных депутатов СССР согласиться на референдум о сохранении Союза, он, похоже, считал, что разыгрывает туза. Используя Коммунистическую партию для сбора голосов, он мог рассчитывать на широкую поддержку Союзу и тем самым оказать давление на Ельцина, Кравчука и других непокорных республиканских руководителей, заставив их согласиться на союзный договор.

Горбачев предложил провести референдум 17 декабря, но республиканские руководители отнеслись к этому скептически, причем не только те, у кого отношения с Горбачевым обострялись день ото дня. Нурсултан Назарбаев из Казахстана был одним из самых решительных сторонников сохранения Союза, но, изучив горбачевское предложение, высказался против референдума, если только республика не желает отделиться или ее парламент отказывается соблюдать союзный договор. Требование провести референдум во всех республиках одновременно, предупреждал Назарбаев, попросту приведет лишь к дальнейшей конфронтации с республиками.

Горбачев, впрочем, не внял совету Назарбаева. Он пожаловался съезду, что его предложение замалчивается, настаивал на раздельном голосовании. Депутаты, как обычно, когда Горбачев давил, в большинстве высказались «за». Вот так Горбачев получил свой референдум, но он не принес ему ожидаемого результата.

Смущал сам по себе текст, выносившийся на референдум, поскольку Верховный Совет СССР разукрасил его так, чтобы в нем содержался не один, а сразу несколько вопросов. В окончательном виде он гласил:

Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?

Кампания в поддержку референдума представляла его как простое голосование в пользу сохранения добровольной федерации, и в то же время «за» можно было бы считать голосом в пользу социализма, в пользу нынешнего названия страны, в пользу по-новому согласованной федерации и в пользу прав личности. Между тем, условия «обновленной федерации» выработаны не были, равно как не был создан и механизм защиты прав личности. Это делало невозможным вынесение на референдум любой из особенностей предложенного текста, поскольку споры велись именно вокруг сути «обновленной федерации» и вокруг того, означают ли различные формулировки действительное уважение «суверенитета» республик.

Более того, хотя предполагалось, что референдум будет проводиться по всему Советскому Союзу, правительства многих республик отказывались проводить его, а некоторые перефразировали текст или добавляли свой собственный. То, что задумывалось как демонстрация единства, оборачивалось примером разброда еще до начала события.

Три прибалтийские государства отказались проводить всесоюзный референдум и, немного посовещавшись, решили провести собственные референдумы до 17 марта. Грузия, Армения и Молдавия также отказались проводить Горбачевский референдум, а первые две позже назначили голосование по вопросу о независимости.

Нурсултан Назарбаев, высказывавшийся против идеи референдума, когда Горбачев выдвинул ее в декабре, настоял, чтобы Казахстану был задан иной вопрос. Предложен был такой:

Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как союза равноправных суверенных государств?

Тут никакой «обновленной федерации», никаких прав личности, зато «союз равноправных суверенных государств» вместо «суверенных республик». Назарбаевская формулировка подразумевала союз, созданный юридически независимыми государствами, в то время как Горбачевская – перестройку существующего СССР.

На Украине тоже задавался дополнительный вопрос: должна ли Украина быть членом «союза суверенных государств» (никакого упоминания о СССР) в соответствии с украинской Декларацией о государственном суверенитете. В западных районах была дана возможность проголосовать «за» или «против» украинской независимости.

Самую большую политическую выгоду из референдума, впрочем, извлек Ельцин. В декабре он высказывался против его проведения вообще, затем согласился при условии, что одновременно будет проходить собственный референдум в РСФСР. Граждан России предлагалось спросить, согласны ли они на учреждение поста президента, избираемого прямым голосованием.

До тех пор законодательные органы РСФСР отказывались изменять Конституцию и вводить президентство. Преимущественное голосование в пользу президентства, однако, придало бы сил устремлениям Ельцина. Поскольку он по-прежнему намного превосходил популярностью любого другого политика в России, можно было ожидать ощутимого преимущества в голосах в пользу президентства.

Тем не менее Горбачев жал на все кнопки, стремясь получить подавляющее большинство на своем референдуме, мобилизуя все силы аппарата Коммунистической партии на достижение положительного результата. Избранная им тактика сбивала меня с толку, поскольку я никак не мог сообразить, что он выигрывал, даже получив всеобщее одобрение своего предложения. Слишком уж оно аморфно, чтобы служить ясно выраженным мандатом. Вопрос о российском президентстве, с другой стороны, был из тех, где что-то реально так или иначе решалось. Если он приведет к конституционным поправкам и выборам российского президента, Борис Ельцин получал этот пост, не пошевелив и пальцем. Власть его возросла бы крайне значительно, особенно в сравнении с Михаилом Горбачевым, неизбранным президентом барахлящей государственной машины. Если в дополнение Украина проголосует против союза (или даже выкажет отношение, что называется, «не жарко не холодно»), Горбачеву оказалось бы куда труднее прийти к согласию с Кравчуком и Украинской Радой по союзному договору.

Своим слабо проработанным предложением о референдуме Горбачев довольно нелепо загнал в ловушку самого себя. Ельцин установил в ней капкан, когда 7 февраля его Верховный Совет одобрил проведение референдума в РСФСР в один день с всесоюзным.

Р. Брейтвейт -

Через неделю после переворота, 29 августа, Вадим Медведев позвонил мне в тот самый момент, когда я собирался пойти к Сенокосовым поужинать. Не могу ли я немедленно приехать в Кремль? Я запротестовал: я занят. У меня нет шофера. Как я попаду в Кремль? «Скажите мне свой регистрационный номер, чтобы я мог предупредить охрану и велеть пропустить вас». Я не мог его вспомнить (номер был «СМД1002» – самый простой, какой можно было получить). «Вывесите на машине ваш национальный флаг», – сказал он. Я не мог его найти.

Надо ли говорить, что несмотря на это охрана впустила меня в Боровицкие ворота на пустынные подступы к самому Кремлю. Когда я добрался до кабинета Медведева в служебном здании XIX века, где жил Ленин и работал Сталин, он без дальнейших предисловий сообщил мне, что меня хочет видеть Горбачев. После продолжительного ожидания, во время которого он рассказал мне о том, что с ним было во время путча, мы пошли по слабо освещенным коридорам с высокими потолками к Горбачеву.

Мы уселись втроем в сером строгом кабинете Горбачева. Он был переутомлен, говорил почти бессвязно, его южный акцент был более заметен, чем когда-либо, речь изобиловала пропусками подразумеваемых слов. Я едва понимал его. И он и Медведев, казалось, были близки к панике. Они все еще не освободились от напряжения путча. Горбачев начал с путаного описания политической ситуации. После хаоса предыдущей недели обстановка нормализуется. Заговорщиков обвинили в государственной измене, что влечет за собой смертную казнь. Но – он сказал это с явным одобрением – в его почте огромное количество писем, требующих отмены смертной казни.

В первый и, вероятно, единственный раз я услышал от него похвалу своему сопернику. Некоторые критикуют Ельцина за то, что он действовал неконституционно. Но это несправедливо: как можно соблюдать все правила в обстановке такого кризиса, сказал он.

Затем перешел к сути дела. Страна находится на грани финансового краха. Долговые обязательства Советского Союза составляют 17 миллиардов долларов. Ожидается, что экспорт за последние четыре месяца 1991 года принесет лишь 7,5 миллиарда долларов. Еще 2 миллиарда можно будет получить по оставшимся кредитным линиям. Разрыв равен 7,5 миллиарда долларов. Поэтому Горбачеву необходимы в ближайшие несколько недель 2 миллиарда новых кредитов от Запада, а после этого – реструктуризация советского долга. Советскому Союзу нужна также срочная помощь продовольствием и фармацевтическими препаратами.

До путча, напомнил он мне, на Западе выдвигались два довода против предоставления кредитов Советскому Союзу: кредиты укрепят тоталитарные структуры страны и таким образом замедлят реформы; деньги попросту исчезнут в какой-нибудь «черной дыре». Но после демократической победы первый аргумент отпадает сам собой, а ответ на второй – дело чисто техническое. Запад потратил, по меньшей мере, 100 миллиардов долларов на финансирование войны в Персидском заливе. Так что он, уж конечно, может себе позволить профинансировать достижение куда более важной цели – создание стабильной советской демократии? Я обещал доложить все это в Лондон, не питая особой надежды на то, что его просьбы будут удовлетворены.