fghfghfg
«Говорят женщины»: Уйти нельзя остаться ( 4 фото )
«Говорят женщины» Сары Полли — экранизация основанного на реальных событиях одноименного романа Мириам Тейвз. На грядущем «Оскаре» картина представлена в двух номинациях: «Лучший фильм» и «Лучший адаптированный сценарий». Объясняем, как режиссерке удалось снять вдумчивое кино и подобрать правильные слова для разговора на болезненную тему.
Кадр из фильма «Говорят женщины», реж. Сара Полли
Поначалу может показаться, что «Говорят женщины» — история герметичная, чуждая и локальная. Неприятности случились где-то там далеко, в Боливии, когда-то давно, 20 лет назад, в незнакомой и неизвестной общине меннонитов. На протяжении нескольких лет мужчины колонии дурманили соседок транквилизаторами для животных и насиловали по ночам, а утром старейшины объясняли жертвам, что кровь, синяки и подтеки — происки злых духов, а не добрых самаритян. Художественным ответом на преступление стал роман-рассуждение Мириам Тейвз — некогда меннонитки, которая позволила себе представить, как женщины ожидали суда.
Сара Полли переняла у писательницы рамку фантазии — весь разговор выдуман: возведенное в принцип допущение звучит иронично и бездонно печально одновременно. Когда демократическое голосование за решение судьбы колонисток не дало единодушного результата — остаться и простить, остаться и бороться, покинуть дом, — в амбаре собирается совет, чтобы решить или решиться. Женщины в одинаковых платьях и с одинаковым камнем на груди по очереди берут слово. Протокол собрания кропотливо фиксирует Август (Бен Уишоу) — школьный учитель, а точнее, учитель для мальчиков: женщины общины не умеют ни читать, ни писать.
Рамка происшествия раздвигается до измерения безвременья и ощущения планетарного отшельничества. Глядя на карту, ни одна из меннониток не может сказать, где живет и что находится за границами очерченного мира. Старшая Грета (Шейла Маккарти) верит, что не споткнуться в дальнем пути позволит только взгляд, устремленный вперед, но у пункта назначения для большинства нет никаких координат. Массовый исход не может быть панацеей, действенной для всех, — не только из привязки к земле и знакомому небу над головой, но и ввиду религиозной догматики. Стоит отлучиться от старейшин, как закроются врата в лучший мир после, но как же быть с этой жизнью? Женщины говорят о вере и любви, но вместе отпевают любые надежды на перемены.
Полли бережно коснулась тревожной и очень хрупкой материи: пусть голоса хора звучат сбивчиво, но каждая должна быть услышана. Любая конкретика рассыпается в пыль вечности — совет в амбаре мог случиться и двадцать, и сотню лет назад, а может и повториться множество раз (загадываем, чтобы никогда). Портретная галерея соседок выписана с пониманием и любовью, словно воздушное кружево: Она (Руни Мара) ждет ребенка от насильника, но культивирует в сердце любовь, Саломея (Клэр Фой) не может сдержать гнева за покалеченную невинность дочери, Марике (Джесси Бакли) боится, что станет хуже. Как Полли и Тейвз отталкиваются от эпизода в Боливии, так и колонистки в косынках думают о замалчивании общей беды, а не только их ран. У насилия насыщенный визуальный язык в кино — когда-то жанрово атлетичный, где-то саднящий, но у боли нет лексической формы. Матери, дочери, бабушки и сестры, сидя друг напротив друга, пытаются внутреннее отчаяние вербализировать в словарь синонимов утраты права на свое тело.
Фильм намеренно бродит вокруг достоверности, то и дело покидая духоту и скорбь амбара, чтобы пустить в жизнь воздуха: нежная пастораль греет щеки и будто шепчет, что ничего чудовищного в этом краю не может случиться. А затем румянец сменяется синяком, зияющим на лице: на коже всё видно, но как об этом сказать вслух? Говорить и молчать предстоит артисткам сильного профиля, которые посреди стогов безнадеги и бесконечного поражения находят непобедимую общность солидарности.
Фильмы эпохи #MeToo принято критиковать за плакатную повестку и реакционные заявления без вдумчивого осмысления — слепое доказательство вины, а не изучение природы преступления. Полли нашла верные слова и откалибровала киноязык — универсальный и потому всеобъемлющий. Кино внятно проговаривает, как порой сложно говорить — и за себя, и за сестер, и за дочерей, особенно если твое слово — валюта, курс у которой априори меньше. Но сказать — не значит быть услышанной, а потому хочется, чтобы «Говорят женщины» нашли свои трибуны. В обряде принятия решения одного на всех колонистки выбирают фразы любви, а не пассажи ненависти: насилие умножает насилие, но и любовь способна расширяться.
Текст: Настасья Горбачевская
Ещё больше материалов читайте в нашем блоге.
Кадр из фильма «Говорят женщины», реж. Сара Полли
Поначалу может показаться, что «Говорят женщины» — история герметичная, чуждая и локальная. Неприятности случились где-то там далеко, в Боливии, когда-то давно, 20 лет назад, в незнакомой и неизвестной общине меннонитов. На протяжении нескольких лет мужчины колонии дурманили соседок транквилизаторами для животных и насиловали по ночам, а утром старейшины объясняли жертвам, что кровь, синяки и подтеки — происки злых духов, а не добрых самаритян. Художественным ответом на преступление стал роман-рассуждение Мириам Тейвз — некогда меннонитки, которая позволила себе представить, как женщины ожидали суда.
Сара Полли переняла у писательницы рамку фантазии — весь разговор выдуман: возведенное в принцип допущение звучит иронично и бездонно печально одновременно. Когда демократическое голосование за решение судьбы колонисток не дало единодушного результата — остаться и простить, остаться и бороться, покинуть дом, — в амбаре собирается совет, чтобы решить или решиться. Женщины в одинаковых платьях и с одинаковым камнем на груди по очереди берут слово. Протокол собрания кропотливо фиксирует Август (Бен Уишоу) — школьный учитель, а точнее, учитель для мальчиков: женщины общины не умеют ни читать, ни писать.
Рамка происшествия раздвигается до измерения безвременья и ощущения планетарного отшельничества. Глядя на карту, ни одна из меннониток не может сказать, где живет и что находится за границами очерченного мира. Старшая Грета (Шейла Маккарти) верит, что не споткнуться в дальнем пути позволит только взгляд, устремленный вперед, но у пункта назначения для большинства нет никаких координат. Массовый исход не может быть панацеей, действенной для всех, — не только из привязки к земле и знакомому небу над головой, но и ввиду религиозной догматики. Стоит отлучиться от старейшин, как закроются врата в лучший мир после, но как же быть с этой жизнью? Женщины говорят о вере и любви, но вместе отпевают любые надежды на перемены.
Полли бережно коснулась тревожной и очень хрупкой материи: пусть голоса хора звучат сбивчиво, но каждая должна быть услышана. Любая конкретика рассыпается в пыль вечности — совет в амбаре мог случиться и двадцать, и сотню лет назад, а может и повториться множество раз (загадываем, чтобы никогда). Портретная галерея соседок выписана с пониманием и любовью, словно воздушное кружево: Она (Руни Мара) ждет ребенка от насильника, но культивирует в сердце любовь, Саломея (Клэр Фой) не может сдержать гнева за покалеченную невинность дочери, Марике (Джесси Бакли) боится, что станет хуже. Как Полли и Тейвз отталкиваются от эпизода в Боливии, так и колонистки в косынках думают о замалчивании общей беды, а не только их ран. У насилия насыщенный визуальный язык в кино — когда-то жанрово атлетичный, где-то саднящий, но у боли нет лексической формы. Матери, дочери, бабушки и сестры, сидя друг напротив друга, пытаются внутреннее отчаяние вербализировать в словарь синонимов утраты права на свое тело.
Фильм намеренно бродит вокруг достоверности, то и дело покидая духоту и скорбь амбара, чтобы пустить в жизнь воздуха: нежная пастораль греет щеки и будто шепчет, что ничего чудовищного в этом краю не может случиться. А затем румянец сменяется синяком, зияющим на лице: на коже всё видно, но как об этом сказать вслух? Говорить и молчать предстоит артисткам сильного профиля, которые посреди стогов безнадеги и бесконечного поражения находят непобедимую общность солидарности.
Фильмы эпохи #MeToo принято критиковать за плакатную повестку и реакционные заявления без вдумчивого осмысления — слепое доказательство вины, а не изучение природы преступления. Полли нашла верные слова и откалибровала киноязык — универсальный и потому всеобъемлющий. Кино внятно проговаривает, как порой сложно говорить — и за себя, и за сестер, и за дочерей, особенно если твое слово — валюта, курс у которой априори меньше. Но сказать — не значит быть услышанной, а потому хочется, чтобы «Говорят женщины» нашли свои трибуны. В обряде принятия решения одного на всех колонистки выбирают фразы любви, а не пассажи ненависти: насилие умножает насилие, но и любовь способна расширяться.
Текст: Настасья Горбачевская
Ещё больше материалов читайте в нашем блоге.
Взято: Тут
452