Крик души: В Одесском Доме профсоюзов открыли бомбоубежище ( 1 фото )
- 16.10.2022
- 26 057
Ольга Васильева.
Даже не знаю, с чего начать. То ли с Анненского: «Этого быть не может, это — подлог». То ли с Макаревича: «Ты помнишь, как все начиналось?..».
Начну с Макаревича. В моей личной судьбе все «выстрелило» с бабушки. Когда в три года на «Собачьем» пляже в Одессе я спросила «А что это у тебя на спине?». А это были шрамы. Три пулевых ранения. Полученных во Львовской области, после того как в 46-м ее, 17-летнюю девчонку, распределили туда из Воронежского медучилища.
Она лишь выполняла приказы и следовала Клятве Гиппократа. А сделав все по инструкции, получила три пулевых в спину — «Трое раненых были в обозе, а я прикрывала их от бандеровцев как крыльями». Так и сказала. Без понтов. Деревенская.
Потом был развал Союза.
Класс, может 10-й. Корчинский влез на трибуну на Дерибасовской и сказал, что «за одно русское слово мы будем резать один палец, за два — два, за три — три пальца». Об этом же и был мой первый репортаж на ТВ. Экспериментальный. Еще в школе. Я, кстати, боялась.
Потом был Майдан 2004. Слава богу, бабушка умерла и этого не видела. У нас в Одессе майданутые оккупировали сквер вокруг облгоса, а мы там собак всю жизнь выгуливали. И когда моя овчарка справила нужду под привычным деревом, а оттуда вылез бомж с криком «Убью курва, слава Украине!», я удивилась «Какой Украине?». Пес не понимал и лаял.
А потом был 2014-й.
А потом был Дом профсоюзов.
Я не хочу писать стандартные фразы — все их знают и даже больше. Но то, как добивали 17-летнего мальчика… Прыгнув на лицо и размозжив на глазах его матери, а потом мочились на него… И как она кричала «А-а-а» — этот звук все восемь лет со мной.
Как и годы дальнейших унижений вроде обращений к Порошено и Зеленскому с просьбой расследовать одесскую трагедию… Но как итог, несколько десятков не отомщенных людей и нацики, прилюдно жрущие «шашлыки из колорадов» на Куликовом каждый год 2 мая.
Еще я никогда не забуду еще одну маму одного из убиенных, которая забежала за хлебную будку у Куликова поля, оперлась об нее, и у нее катились слезы. Года два тогда прошло с момента трагедии. И она стояла. Опершись. И у нее текли слезы. Потому что нацисты в это время скандировали свои лозунги и обещали повторить.
…И вот наконец настает Анненский — «этого быть не может» — я случайно узнаю, что в Доме профсоюзов, ставшим могилой для нескольких десятков людей, организовали бомбоубежище. Узнаю случайно, из чатов в соцсетях. Здание сталинской постройки, и подобие бункера там, конечно, всегда было. Но функционировать начало только с момента т. н. «атаки дронов».
Война есть война. И тем матерям с детьми, тем несчастным старикам, которые в него бегут, я, конечно, желаю выжить.
Но тем, которые использовали «i» в словах, и писали «Слава Украине!» я желаю не добежать туда.
Да, искренне. Да, одесситка. Да, тоже живу рядом. За бабушкины три шрама. За каждую слезу той женщины, которая опиралась о будку.
Даже не знаю, с чего начать. То ли с Анненского: «Этого быть не может, это — подлог». То ли с Макаревича: «Ты помнишь, как все начиналось?..».
Начну с Макаревича. В моей личной судьбе все «выстрелило» с бабушки. Когда в три года на «Собачьем» пляже в Одессе я спросила «А что это у тебя на спине?». А это были шрамы. Три пулевых ранения. Полученных во Львовской области, после того как в 46-м ее, 17-летнюю девчонку, распределили туда из Воронежского медучилища.
Она лишь выполняла приказы и следовала Клятве Гиппократа. А сделав все по инструкции, получила три пулевых в спину — «Трое раненых были в обозе, а я прикрывала их от бандеровцев как крыльями». Так и сказала. Без понтов. Деревенская.
Потом был развал Союза.
Класс, может 10-й. Корчинский влез на трибуну на Дерибасовской и сказал, что «за одно русское слово мы будем резать один палец, за два — два, за три — три пальца». Об этом же и был мой первый репортаж на ТВ. Экспериментальный. Еще в школе. Я, кстати, боялась.
Потом был Майдан 2004. Слава богу, бабушка умерла и этого не видела. У нас в Одессе майданутые оккупировали сквер вокруг облгоса, а мы там собак всю жизнь выгуливали. И когда моя овчарка справила нужду под привычным деревом, а оттуда вылез бомж с криком «Убью курва, слава Украине!», я удивилась «Какой Украине?». Пес не понимал и лаял.
А потом был 2014-й.
А потом был Дом профсоюзов.
Я не хочу писать стандартные фразы — все их знают и даже больше. Но то, как добивали 17-летнего мальчика… Прыгнув на лицо и размозжив на глазах его матери, а потом мочились на него… И как она кричала «А-а-а» — этот звук все восемь лет со мной.
Как и годы дальнейших унижений вроде обращений к Порошено и Зеленскому с просьбой расследовать одесскую трагедию… Но как итог, несколько десятков не отомщенных людей и нацики, прилюдно жрущие «шашлыки из колорадов» на Куликовом каждый год 2 мая.
Еще я никогда не забуду еще одну маму одного из убиенных, которая забежала за хлебную будку у Куликова поля, оперлась об нее, и у нее катились слезы. Года два тогда прошло с момента трагедии. И она стояла. Опершись. И у нее текли слезы. Потому что нацисты в это время скандировали свои лозунги и обещали повторить.
…И вот наконец настает Анненский — «этого быть не может» — я случайно узнаю, что в Доме профсоюзов, ставшим могилой для нескольких десятков людей, организовали бомбоубежище. Узнаю случайно, из чатов в соцсетях. Здание сталинской постройки, и подобие бункера там, конечно, всегда было. Но функционировать начало только с момента т. н. «атаки дронов».
Война есть война. И тем матерям с детьми, тем несчастным старикам, которые в него бегут, я, конечно, желаю выжить.
Но тем, которые использовали «i» в словах, и писали «Слава Украине!» я желаю не добежать туда.
Да, искренне. Да, одесситка. Да, тоже живу рядом. За бабушкины три шрама. За каждую слезу той женщины, которая опиралась о будку.
Материал взят: Тут