evidaDwedasef
Жизнь в миниатюре. Что и как рисовали мусульманские художники ( 9 фото )
В Коране нет прямого запрета на изображения живых существ. Один из аятов гласит: «О верующие! Вино, азартные игры, статуи суть наваждения сатаны; воздерживайтесь от этого и будете счастливы!» Под статуями здесь подразумевались скорей идолы, которым поклонялись язычники, а о живописи ничего не сказано.
Но в хадисах говорится уже более определенно: «Несчастье тому, кто будет изображать живое существо! В день последнего суда лица тех, кого представил художник, сойдут с картин и придут к нему с требованием дать им душу».
В другом хадисе Пророк говорил: «Бог послал меня уничтожить людей троякого рода: гордецов, многобожников и живописцев. Берегитесь изображать Господа или человека; пишите только деревья, цветы и неодушевленные предметы».
Запрет на изображения в исламе соблюдался гораздо более строго, чем на вино. Однако и в нем были свои исключения. Книжные миниатюры у арабов появились уже при Аббасидах и особенно ярко расцвели в шиитском Каире.
При египетских Фатимидах жили известные художники, не только иллюстрировавшие книги, но и расписывавшие халифский дворец. Историк аль-Макризи с восхищением вспоминал настенную фреску с задрапированной танцовщицей, созданную живописцем Ибн аль-Азизом. Но все эти росписи не сохранились: айюбидские сунниты снова утвердили запрет на изображения, и исламская живопись переместилась назад в Багдад.
Миниатюры почти всегда появлялись только в светских книгах. У арабов это были переводы научных греческих трактатов по медицине или астрономии, а также знаменитый сборник «Макам» аль-Харири. Эту «энциклопедию исламской жизни», как ее прозвали позже, арабы много и охотно иллюстрировали, изображая то двор халифа, то невольничий рынок, то соборную мечеть, то солдат в пустыне.
Самые древние из известных нам миниатюр относятся к XII-XIII векам. В переведенном с греческого трактате о медицине, выпущенном в XII веке, очень живо изображена бешеная собака – громадный костлявый пес, кусающий за ногу мужчину в голубом кафтане, красной чалме и оранжевых туфлях. Поодаль стоит человек с обнаженной саблей, которой он, очевидно, собирается эту собаку убить. Цвета этих ранних миниатюр очень яркие – красные с желтым, лиловым, синим, бутылочно-зеленым, золотым.
Персидская миниатюра и Кемаль-ад-Дин Бехзад
После завоевания Персии монголами наступил бурный расцвет персидской миниатюры. Дело облегчалось тем, что персы были шиитами и не признавали запрет на изображения. В это время в мусульманской живописи впервые появился жанр портрета, а искусство иллюстрации поднялось на новый уровень.
Персидские художники часто обращались к историческим сочинениям вроде трудов ат-Табари и «Истории монголов» Джувейни. Но больше всего иллюстрировали художественную литературу – «Шахнаме» Фирдоуси, поэмы Низами, Саади, Хафиза и других известных поэтов.
Даже Тимур, несмотря на свою легендарную жестокость, ценил живопись, собирал картины и заказывал портреты художникам. При нем и особенно при его потомках персидская миниатюра достигла невиданных высот, заодно сильно окитаившись. Изображения стали яркими и плоскими как ковер, где человека было трудно отличить от горы, а дом – от облака.
Как делали миниатюры. Лист бумаги разглаживали и полировали с помощью круглого агата или хрустального яйца. Влажной кистью наносили бледные контуры изображения, потом обводили их черным или красным карандашом и, наконец, раскрашивали вязкой и густой краской чистых несмешанных цветов. Воду изображали серебром, однако со временем оно чернело, поэтому сегодня все водоемы на персидских миниатюрах выглядят черными. Иногда миниатюры писались на отдельных листах, обычно тушью с золотом: такие листы собирали в альбомы или вставляли в книгу.
Лучший персидский живописец, Кемаль-ад-Дин Бехзад, жил в XV веке в эпоху Тимуридов. Сефевидский шах Исмаил так высоко ценил этого художника, что во время военных походов прятал его в надежное место, чтобы в случае неудачи тот не погиб или не попал в руки врагу.
Мусульмане говорили, что Бехзад пишет картины лучше, чем сам Мани (а манихеи славились своими великолепно иллюстрированными книгами). В Европе его сегодня сравнивают с Рафаэлем. Действительно, многие его пейзажи – чистые и светлые, с лиловатыми холмами на горизонте, прозрачными ручьями, где плавают рыбки, и декоративными солдатами в узорчатых доспехах, – напоминают раннее Возрождение.
По рассказам современников, Бехзад работал в маленькой белой комнате, украшенной только каллиграфией с цитатами из Корана. Художник писал тончайшей кистью, что позволяло ему создавать исключительно четкие, идеально прорисованные миниатюры. Они так же подробны и реалистичны, как европейские картины того же времени, но цветовая гамма у Бехзада уникальна и изысканна. Говорили, что в каждой миниатюре он рисовал чернокожего персонажа, чтобы для контраста иметь абсолютно черное пятно.
Бехзад с одинаковой живостью и точностью изображал любой сюжет: торжественный прием у Тимура, битву всадников, строительство мечети в Самарканде. Как и другие художники, он иллюстрировал книги Фирдоуси, Саади, Хосрова Дехлеви.
Самыми знаменитыми считаются его миниатюры к «Маджнуну и Лейле» Низами. На роскошных листах бумаги с золотыми крапинками и цветочным орнаментом он с деликатным изяществом изображал, как влюбленные учатся в школе и пасут овец.
Особой популярностью пользовалась сцена с Маджнуном и Лейлой в пустыне, которую Бехзад нарисовал на фоне золотого неба: Маджнун в синих штанах и с голым торсом лежит на коленях Лейлы, облаченной в зелёные и красные одежды, а вокруг, посверкивая золотыми глазками, бродят дикие двери – лев, шакал, пантера, серна. Во всей картине ощущается гармония и равновесие, чувство радости и полнота совершенной любви.
Художественные критики писали, что для картин Бехзада характерны необычная мягкость, спокойствие и созерцательность. Он очень любил бытовые сценки, где ничего не происходит, но во всем сквозит тайная красота жизни. На его миниатюрах не спеша развешивают белье, готовят еду, играют в шахматы.
Фигуры его персонажей свободны и непринужденны, хотя лица по-прежнему традиционно круглы. Бабур, восхвалявший Бехзада как лучшего из живописцев, говорил, что ему хорошо удаются бородачи, а вот у безбородых юношей получаются слишком толстые шеи.
Ученики Бехзада
У Бехзада было множество учеников, последователей и подражателей. Для восточных живописцев он стал великим авторитетом и образцом, и художники еще двести лет копировали его картины.
Лучшим из его учеников считался Ага Мирек из Исфахана. Он работал в мастерской в Тебризе и прославился не только миниатюрами, но и гравюрами на слоновой кости. Ага Мирек делал иллюстрации к тем же книгам, что и Бехзад: «Шахнаме», «Ширин и Хосров», «Хамсе» Низами.
В отличие от Бехзада, у которого редко встречались женские фигуры, он особенно любил изображать женщин, застывших в чинных и изящных позах. В изображении животных, как фантастических, так и настоящих, ему не было равных: драконы, львы и газели получались у него одинаково хорошо.
Там же, в Тебризе, творил и третий большой мастер миниатюры – Султан Мухаммед. От своего учителя Ага Мирека он унаследовал элегантность в изображении костюмов и человеческих фигур. Девушки и юноши у него еще более томны и эстетичны. Как персонажи Ватто, они предаются праздности и разным необременительным и изысканным занятиям: музицируют, читают книги, играют в поло, мечтательно нюхают цветы, облачившись в шитую золотом одежду. Все они красивы, но пустоваты и похожи друг на друга, как марионетки.
Султан Мухаммеда ценили за разнообразие его творчества: он иллюстрировал и героические эпосы, и любовные истории, и охотничьи сценки, стараясь изображать жизнь во всей ее красочности и пестроте.
Знатоков восхищала его знаменитая «кораническая» миниатюра, где Пророк верхом на Бураке, окруженный огненным ореолом, поднимался в голубом небе сквозь залитые солнцем облака, а навстречу ему неслись крылатые джины. Возглавляя Академию художеств, художник проявил себя как мастер на все руки, расписывая лаковые переплёты книг, делая эскизы для ковров, часы с движущимися фигурами и т.д.
Примерно в то же время в сефевидской столице блистали Музаффар Али, Шейх Мухаммад и Мирза Али – современники или ученики великой троицы, по-разному варьировавшие все те же темы, – а веком позже были известны имена Мухаммади и Риза-йи-Аббаси.
На этом расцвет персидской миниатюры закончился. Художников было еще много, и даже талантливых, но они только повторяли прошлые образцы, не внося в них ничего нового. С живописью происходило то же самое, что с мусульманской наукой и культурой вообще: они продолжали вращаться в одних и тех же рамках, не пытаясь выйти за их пределы.
Другие школы
Турки, несмотря на свое суннитство, тоже имели миниатюру и больше всего любили иллюстрировать исторические хроники, например, осаду Вены султаном Сулейманом. Считается, что они много позаимствовали на Западе, особенно у Джентиле Беллини, по приглашению Сулеймана Великолепного работавшего в Стамбуле.
В Индии у Великих Моголов была собственная миниатюра, позаимствованная у персов. Известно, что могольский султан Хумаюн вывез в свою страну двух персидских художников – Мир Сеида Али и Абд ас-Самада, которые создали для него новую школу. Правда, индийцы больше предпочитали иллюстрировать не Фирдоуси и Низами, а Рамаяну и Махабхарату.
Страстными ценителями живописи были султан Акбар и его преемник Джахангир. Сохранилось изображение парадного приема при дворе султана Джахангира, где даны точные портреты 60 его придворных, включая учителя-иезуита. Это уже XVII век, когда и в живописи, и во всех областях жизни все сильнее становится влияние Европы.
Несмотря на достижения исламской миниатюры, изобразительное искусство так и не стало для мусульман чем-то подлинно высоким. Даже в эпоху расцвета живописи на мусульманском Востоке больше ценилась каллиграфия, а миниатюра приравнивалась к таким ремесленным занятиям, как книжный орнамент или мастерство разбрасывания по бумаге золотых брызг.
Но в хадисах говорится уже более определенно: «Несчастье тому, кто будет изображать живое существо! В день последнего суда лица тех, кого представил художник, сойдут с картин и придут к нему с требованием дать им душу».
В другом хадисе Пророк говорил: «Бог послал меня уничтожить людей троякого рода: гордецов, многобожников и живописцев. Берегитесь изображать Господа или человека; пишите только деревья, цветы и неодушевленные предметы».
Запрет на изображения в исламе соблюдался гораздо более строго, чем на вино. Однако и в нем были свои исключения. Книжные миниатюры у арабов появились уже при Аббасидах и особенно ярко расцвели в шиитском Каире.
При египетских Фатимидах жили известные художники, не только иллюстрировавшие книги, но и расписывавшие халифский дворец. Историк аль-Макризи с восхищением вспоминал настенную фреску с задрапированной танцовщицей, созданную живописцем Ибн аль-Азизом. Но все эти росписи не сохранились: айюбидские сунниты снова утвердили запрет на изображения, и исламская живопись переместилась назад в Багдад.
Миниатюры почти всегда появлялись только в светских книгах. У арабов это были переводы научных греческих трактатов по медицине или астрономии, а также знаменитый сборник «Макам» аль-Харири. Эту «энциклопедию исламской жизни», как ее прозвали позже, арабы много и охотно иллюстрировали, изображая то двор халифа, то невольничий рынок, то соборную мечеть, то солдат в пустыне.
Самые древние из известных нам миниатюр относятся к XII-XIII векам. В переведенном с греческого трактате о медицине, выпущенном в XII веке, очень живо изображена бешеная собака – громадный костлявый пес, кусающий за ногу мужчину в голубом кафтане, красной чалме и оранжевых туфлях. Поодаль стоит человек с обнаженной саблей, которой он, очевидно, собирается эту собаку убить. Цвета этих ранних миниатюр очень яркие – красные с желтым, лиловым, синим, бутылочно-зеленым, золотым.
Персидская миниатюра и Кемаль-ад-Дин Бехзад
После завоевания Персии монголами наступил бурный расцвет персидской миниатюры. Дело облегчалось тем, что персы были шиитами и не признавали запрет на изображения. В это время в мусульманской живописи впервые появился жанр портрета, а искусство иллюстрации поднялось на новый уровень.
Персидские художники часто обращались к историческим сочинениям вроде трудов ат-Табари и «Истории монголов» Джувейни. Но больше всего иллюстрировали художественную литературу – «Шахнаме» Фирдоуси, поэмы Низами, Саади, Хафиза и других известных поэтов.
Даже Тимур, несмотря на свою легендарную жестокость, ценил живопись, собирал картины и заказывал портреты художникам. При нем и особенно при его потомках персидская миниатюра достигла невиданных высот, заодно сильно окитаившись. Изображения стали яркими и плоскими как ковер, где человека было трудно отличить от горы, а дом – от облака.
Как делали миниатюры. Лист бумаги разглаживали и полировали с помощью круглого агата или хрустального яйца. Влажной кистью наносили бледные контуры изображения, потом обводили их черным или красным карандашом и, наконец, раскрашивали вязкой и густой краской чистых несмешанных цветов. Воду изображали серебром, однако со временем оно чернело, поэтому сегодня все водоемы на персидских миниатюрах выглядят черными. Иногда миниатюры писались на отдельных листах, обычно тушью с золотом: такие листы собирали в альбомы или вставляли в книгу.
Лучший персидский живописец, Кемаль-ад-Дин Бехзад, жил в XV веке в эпоху Тимуридов. Сефевидский шах Исмаил так высоко ценил этого художника, что во время военных походов прятал его в надежное место, чтобы в случае неудачи тот не погиб или не попал в руки врагу.
Мусульмане говорили, что Бехзад пишет картины лучше, чем сам Мани (а манихеи славились своими великолепно иллюстрированными книгами). В Европе его сегодня сравнивают с Рафаэлем. Действительно, многие его пейзажи – чистые и светлые, с лиловатыми холмами на горизонте, прозрачными ручьями, где плавают рыбки, и декоративными солдатами в узорчатых доспехах, – напоминают раннее Возрождение.
По рассказам современников, Бехзад работал в маленькой белой комнате, украшенной только каллиграфией с цитатами из Корана. Художник писал тончайшей кистью, что позволяло ему создавать исключительно четкие, идеально прорисованные миниатюры. Они так же подробны и реалистичны, как европейские картины того же времени, но цветовая гамма у Бехзада уникальна и изысканна. Говорили, что в каждой миниатюре он рисовал чернокожего персонажа, чтобы для контраста иметь абсолютно черное пятно.
Бехзад с одинаковой живостью и точностью изображал любой сюжет: торжественный прием у Тимура, битву всадников, строительство мечети в Самарканде. Как и другие художники, он иллюстрировал книги Фирдоуси, Саади, Хосрова Дехлеви.
Самыми знаменитыми считаются его миниатюры к «Маджнуну и Лейле» Низами. На роскошных листах бумаги с золотыми крапинками и цветочным орнаментом он с деликатным изяществом изображал, как влюбленные учатся в школе и пасут овец.
Особой популярностью пользовалась сцена с Маджнуном и Лейлой в пустыне, которую Бехзад нарисовал на фоне золотого неба: Маджнун в синих штанах и с голым торсом лежит на коленях Лейлы, облаченной в зелёные и красные одежды, а вокруг, посверкивая золотыми глазками, бродят дикие двери – лев, шакал, пантера, серна. Во всей картине ощущается гармония и равновесие, чувство радости и полнота совершенной любви.
Художественные критики писали, что для картин Бехзада характерны необычная мягкость, спокойствие и созерцательность. Он очень любил бытовые сценки, где ничего не происходит, но во всем сквозит тайная красота жизни. На его миниатюрах не спеша развешивают белье, готовят еду, играют в шахматы.
Фигуры его персонажей свободны и непринужденны, хотя лица по-прежнему традиционно круглы. Бабур, восхвалявший Бехзада как лучшего из живописцев, говорил, что ему хорошо удаются бородачи, а вот у безбородых юношей получаются слишком толстые шеи.
Ученики Бехзада
У Бехзада было множество учеников, последователей и подражателей. Для восточных живописцев он стал великим авторитетом и образцом, и художники еще двести лет копировали его картины.
Лучшим из его учеников считался Ага Мирек из Исфахана. Он работал в мастерской в Тебризе и прославился не только миниатюрами, но и гравюрами на слоновой кости. Ага Мирек делал иллюстрации к тем же книгам, что и Бехзад: «Шахнаме», «Ширин и Хосров», «Хамсе» Низами.
В отличие от Бехзада, у которого редко встречались женские фигуры, он особенно любил изображать женщин, застывших в чинных и изящных позах. В изображении животных, как фантастических, так и настоящих, ему не было равных: драконы, львы и газели получались у него одинаково хорошо.
Там же, в Тебризе, творил и третий большой мастер миниатюры – Султан Мухаммед. От своего учителя Ага Мирека он унаследовал элегантность в изображении костюмов и человеческих фигур. Девушки и юноши у него еще более томны и эстетичны. Как персонажи Ватто, они предаются праздности и разным необременительным и изысканным занятиям: музицируют, читают книги, играют в поло, мечтательно нюхают цветы, облачившись в шитую золотом одежду. Все они красивы, но пустоваты и похожи друг на друга, как марионетки.
Султан Мухаммеда ценили за разнообразие его творчества: он иллюстрировал и героические эпосы, и любовные истории, и охотничьи сценки, стараясь изображать жизнь во всей ее красочности и пестроте.
Знатоков восхищала его знаменитая «кораническая» миниатюра, где Пророк верхом на Бураке, окруженный огненным ореолом, поднимался в голубом небе сквозь залитые солнцем облака, а навстречу ему неслись крылатые джины. Возглавляя Академию художеств, художник проявил себя как мастер на все руки, расписывая лаковые переплёты книг, делая эскизы для ковров, часы с движущимися фигурами и т.д.
Примерно в то же время в сефевидской столице блистали Музаффар Али, Шейх Мухаммад и Мирза Али – современники или ученики великой троицы, по-разному варьировавшие все те же темы, – а веком позже были известны имена Мухаммади и Риза-йи-Аббаси.
На этом расцвет персидской миниатюры закончился. Художников было еще много, и даже талантливых, но они только повторяли прошлые образцы, не внося в них ничего нового. С живописью происходило то же самое, что с мусульманской наукой и культурой вообще: они продолжали вращаться в одних и тех же рамках, не пытаясь выйти за их пределы.
Другие школы
Турки, несмотря на свое суннитство, тоже имели миниатюру и больше всего любили иллюстрировать исторические хроники, например, осаду Вены султаном Сулейманом. Считается, что они много позаимствовали на Западе, особенно у Джентиле Беллини, по приглашению Сулеймана Великолепного работавшего в Стамбуле.
В Индии у Великих Моголов была собственная миниатюра, позаимствованная у персов. Известно, что могольский султан Хумаюн вывез в свою страну двух персидских художников – Мир Сеида Али и Абд ас-Самада, которые создали для него новую школу. Правда, индийцы больше предпочитали иллюстрировать не Фирдоуси и Низами, а Рамаяну и Махабхарату.
Страстными ценителями живописи были султан Акбар и его преемник Джахангир. Сохранилось изображение парадного приема при дворе султана Джахангира, где даны точные портреты 60 его придворных, включая учителя-иезуита. Это уже XVII век, когда и в живописи, и во всех областях жизни все сильнее становится влияние Европы.
Несмотря на достижения исламской миниатюры, изобразительное искусство так и не стало для мусульман чем-то подлинно высоким. Даже в эпоху расцвета живописи на мусульманском Востоке больше ценилась каллиграфия, а миниатюра приравнивалась к таким ремесленным занятиям, как книжный орнамент или мастерство разбрасывания по бумаге золотых брызг.
Взято: Тут
1109