Образца 1970 ( 2 фото )
- 10.06.2021
- 6 018
Был когда-то такой советский фантаст, Владимир Григорьев. Его знали мало, а сейчас и вовсе забыли, но, на самом деле, он был яркой фигурой. Я склонен полагать, что малая известность автора таких текстов, как "Дважды два старика робота" и "Свои дороги к Солнцу" определена тем, что он вообще не писал ни романов, ни повестей, только короткие, очень короткие рассказы, разбросанные по периодике и антологиям.
Как ни странно, на Западе Григорьева знали лучше, чем на родине слонов и сладного, приятного дыма. Он в большей степени вписывался в международных контекст ГФ, чем в советскую фантастику, хотя все его темы и образы были плотно связаны с советской цивилизацией и культурой.
Григорьев был своего рода ироническим комментатором НТР в её советском изводе, более саркастичным и недоверчивым, чем его сверстники братья Стругацкие. Однако, несмотря на свой скептицизм, он оставался "человеком начала 60-х", эпохи стремительного рывка в развитии всех сфер человеческой деятельности. Григорьев критиковал НТР, но, скажем так, изнутри ситуации - он не призывал остановить прогресс и отправиться на Вологодчину и под хворостовские звоны вдыхать такой родной, такой емкий аромат прелого навоза.
Когда времена стали меняться и творчество Григорьева всё больше и больше оказывалось неуместным, он обратился к литературным стилизациям и после проваленного юбилея Октябрьской Революции создал свой шедевр, один из лучших текстов советской фантастики, рассказ "Образца 1919-го".
Умный и иронически настроенный по отношению к советской власти образца 1969-го, Владимир Григорьев использовал манеру Бориса Лавренёва, очень хорошего писателя 20-х годов, автора замечательных новелл «Сорок первый» и «Рассказ о простой вещи». Зачем? Ну, во-первых, чтобы продемонстрировать, что советские писатели периода «зрелого социализма», как минимум, не хуже легендарных гениев времён революционного штурма и натиска (а период 20-х годов в самом деле был всплеским фантастически прекрасной литературы). Во-вторых, чтобы продемонстрировать идеологический зазор между идеалами образца 1919 года и сытым довольством необуржуазной «косыгинской пятилетки». В-третих, чтобы объяснить непонятливым современникам, что за сила такая притягивала хороших людей к краснознамённой революции, несмотря на все зверства Красной Армии — а то к 1970 году советские граждане, спустившие юбилей 1967 года на тормозах, недоумённо топырили губы насчёт революционного энтузиазма.
И, надо сказать, все три задачи Владимир Григорьев решил блистательно.
Как ни странно, на Западе Григорьева знали лучше, чем на родине слонов и сладного, приятного дыма. Он в большей степени вписывался в международных контекст ГФ, чем в советскую фантастику, хотя все его темы и образы были плотно связаны с советской цивилизацией и культурой.
Григорьев был своего рода ироническим комментатором НТР в её советском изводе, более саркастичным и недоверчивым, чем его сверстники братья Стругацкие. Однако, несмотря на свой скептицизм, он оставался "человеком начала 60-х", эпохи стремительного рывка в развитии всех сфер человеческой деятельности. Григорьев критиковал НТР, но, скажем так, изнутри ситуации - он не призывал остановить прогресс и отправиться на Вологодчину и под хворостовские звоны вдыхать такой родной, такой емкий аромат прелого навоза.
Когда времена стали меняться и творчество Григорьева всё больше и больше оказывалось неуместным, он обратился к литературным стилизациям и после проваленного юбилея Октябрьской Революции создал свой шедевр, один из лучших текстов советской фантастики, рассказ "Образца 1919-го".
Умный и иронически настроенный по отношению к советской власти образца 1969-го, Владимир Григорьев использовал манеру Бориса Лавренёва, очень хорошего писателя 20-х годов, автора замечательных новелл «Сорок первый» и «Рассказ о простой вещи». Зачем? Ну, во-первых, чтобы продемонстрировать, что советские писатели периода «зрелого социализма», как минимум, не хуже легендарных гениев времён революционного штурма и натиска (а период 20-х годов в самом деле был всплеским фантастически прекрасной литературы). Во-вторых, чтобы продемонстрировать идеологический зазор между идеалами образца 1919 года и сытым довольством необуржуазной «косыгинской пятилетки». В-третих, чтобы объяснить непонятливым современникам, что за сила такая притягивала хороших людей к краснознамённой революции, несмотря на все зверства Красной Армии — а то к 1970 году советские граждане, спустившие юбилей 1967 года на тормозах, недоумённо топырили губы насчёт революционного энтузиазма.
И, надо сказать, все три задачи Владимир Григорьев решил блистательно.
Материал взят: Тут