Что ждёт Навального в колонии, у которой репутация самой жёсткой в России ( 6 фото )

Фото: Михаил Метцель / ТАСС

25 февраля Алексея Навального из московского СИЗО «Матросская тишина» отправили в исправительную колонию отбывать наказание, назначенное судом по делу «Ив Роше». Несколько дней информации о месте пребывания политика не было, но затем появились сообщения, что его этапировали в исправительную колонию №2 во Владимирской области. Ответственный секретарь Общественной наблюдательной комиссии Москвы Алексей Мельников подтвердил, что Навальный уже находится в исправительном учреждении.

Срок заключения Навального составит 2 года, 6 месяцев и 2 недели. Таким образом, выйти на свободу он сможет лишь в середине 2023 года, да и то лишь в том случае, если ему не набросят еще какое-нибудь дело.

Исправительная колония, в которую отправили политика, хоть и значится как общего режима, но, судя рассказам тех, кто отбывал там наказание, очень режимная и в ней всё нацелено на то, чтобы подавить и сломать человека. Это максимально изолированное от внешнего мира место с жесткими условиями содержания, причем у неё настолько плохая репутация, что некоторые уже в СИЗО, ожидая распределения, вскрывают себе живот и вены, лишь бы только туда не ехать.

Исправительная колония находится в небольшом городе Покров Владимирской области и предназначена для впервые осужденных в места лишения свободы. Учреждение относительно новое, появилось в 1994 году, то есть уже после распада Союза, но её корни уходят к лечебно-трудовому профилакторию № 2, который был здесь открыт в 1974 году.


Фото: УФСИН России по Владимирской области

Внешне может показаться, что колония как колония: есть клуб, библиотека, спортивные площадки и комнаты воспитательной работы. На территории расположен православный храм и молитвенная комната для мусульман. ФСИН даже обращает внимание на безбарьерную среду для лиц с ограниченными возможностями: одна из комнат на 1-м этаже оборудована с учетом нужд инвалидов.

Но реальность отличается от красивого описания.

В ИК-2 уже отбывали наказание люди, осужденные по статьям, которые можно причислить к политическим. "Медиазона" подготовила материал, в котором описала условия содержания в колонии со слов тех, кто в ней уже был.

В частности, именно во владимирскую колонию попал Константин Котов — московский активист, осужденный на 4 года (позже срок был сокращен до полутора лет) по «дадинской статье» в 2019 году.


Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ

Константин вышел на свободу лишь 16 декабря 2020 года и описывает условия в колонии как достаточно суровые :

«[Навального] отправили туда, потому что это колония по-настоящему режимная. Там все под контролем администрации, любой шаг осужденного, если это нужно, становится сразу известен, поэтому понятно, почему Навальный там оказался. И там действует полная изоляция: во-первых, нет никаких методов связи с внешним миром, кроме обычных бумажных писем и телефонных звонков, которые прослушиваются администрацией. То есть у Алексея других возможностей связаться с людьми на воле не будет».

Так он говорит про свой первый день в колонии:

«Изначально оказываешься в так называемом карантинном отряде, в этой колонии он используется для того, чтобы подавить человека — выгоняют на плац в любую погоду, учишь приветствие. При виде сотрудника колонии ты должен представиться, осужденный такой-то, такого-то года рождения, начало срока, конец срока. Фактически целый день учишь приветствие на этом плацу».

«Ты изучаешь правила жизни в этой колонии, имена сотрудников, учишься складывать форму, заправлять кровать, постоянно находишься на улице — такая учебка, скажем так. И вот целый день занимаешься такой бесполезной и ненужной деятельностью. ИК-2 формально колония общего режима, то есть, там достаточно либерально должны относиться к осужденным. Но фактически там строгий режим.

Осужденные не могут свободно вздохнуть, целый день находятся под присмотром и контролем. Контакт с внешним миром очень призрачный: в любой момент могут не разрешить звонки, не передать письма — и ты ничего не сделаешь. Это очень неприятно и унизительно».

Как говорит Алексей, во время карантина за ним постоянно следил другой осужденный — даже в туалете, разговаривать при этом друг с другом было запрещено. С Котовым администрация колонии запретила разговаривать вообще всем осужденным, из арестантов он мог общаться только с завхозом и дневальными.

«Именно через активистов администрация и оперативный отдел устанавливают режим, который там существует. [Активисты] вынуждали меня на конфликт: например, расспрашивали меня про мою жену — достаточно неприятного рода разговоры. Как я понял потом, это было именно с подачи администрации, они пытались как-то меня спровоцировать».

Любой выговор фактически лишает осужденного шансов на условно-досрочное освобождение, при этом получить его можно под любым предлогом. Алексей Котов свое первое взыскание получил за то, что другой осужденный дал ему свои перчатки, еще несколько выговоров он получил за то, что не поздоровался с сотрудником администрации.

«А это очень просто: подойти откуда-то сбоку — ты его [сотрудника] не увидишь — и формально ты нарушил, но все мы понимаем, что это нарочно. Вот я так тоже не поздоровался — и меня отправили в ШИЗО на десять суток. А ШИЗО — это маленькая камера одиночная, где ты постоянно под присмотром видеокамер с минимальными бытовыми условиями».

По словам его адвоката адвоката Марии Эйсмонт, повальное физическое избиение» в ИК-2 прекратилось после прихода нынешнего начальника Александра Муханова, однако режим колонии все еще «нацелен на полное уничтожение человека».

«Не бьют, но с самого начала встречают так, чтобы человек понял, что шутки и фривольная жизнь в СИЗО кончились. Я когда впервые приехала и увидела Котова, он вообще не смотрел вверх, смотрел в землю, сказал, вообще запрещено смотреть по сторонам. И на меня это произвело сильное впечатление. Более того, мне принесли от Котова бумажку, на которой было написано его почерком, что он просит, чтобы адвокат не брала мобильный телефон на встречу и чтобы встреча проходила не в отдельном кабинете, как полагается, а в общем. Мне сказали: "Уберите телефон, ваш подзащитный просит", я стала повышать голос: "У меня есть решение Верховного суда, я буду брать с собой телефон, буду проводить и видео, и фотосъемку, и аудиозапись разговора". И я его сфотографировала и немедленно опубликовала, это были ужасные фотографии, которые на всех произвели большое впечатление, но даже эти фотографии полностью не воспроизводят то, что я увидела наяву в тот день».


Фото: Мария Эйсмонт / Facebook

По словам адвоката, ей приходилось ждать встречи по пять-шесть часов, а иногда к подзащитному пускали за 15 минут до закрытия колонии. По её словам, это колония, в которой все держится на том, чтобы человека полностью оградить от внешнего мира, ее администрация создает «максимально некомфортные, психологически подавляющие внутри условия».

«Внутри другим заключенным с тобой просто запрещено общаться, сразу это показывают, потом переводят из адаптационного отряда в другие, где жизнь более-менее, но ты понимаешь, что при мельчайшем каком-то сбое тебя вернут в адаптацию. И страх того, что тебя могут вернуть туда, заставляет полностью подчиняться, люди полностью лишены субъектности. Но не так давно там просто забивали людей, есть сомнения, что все выживали — так рассказывают — и такой страх в них и в их родственниках, что за год за многие часы ожидания и общения с этими родственниками мне так и не удалось ни одного человека вывести в прессу, чтобы рассказать, что там происходит».

В это же колонии отбывал наказание политик националистических взглядов Дмитрий Дёмушкин, осуждённый в 2017 году на 2,5 года за репост фотографии с «Русского марша» во «ВКонтакте».


Фото: Артем Коротаев / ТАСС

По его мнению эта колония отличается строгими порядками среди колоний общего режима.

«Со 105 килограммов я похудел ниже 60. Если смотрели хронику Освенцима, вот я выглядел ровно так практически. У меня торчали ключицы, у меня кожа впивалась в ребра. Полное истощение, обессилило меня это. Небольшие обмороки постоянные такие. Такое у меня состояние было в БУРе этом».

При этом, как и Котов, Дёмушкин отмечает, что его не били, называя при этом колонию «жестко образцово-показательной с репутацией ломки».

«Никто меня не бил, никто меня пальцем не трогал. Там создают такие [условия], будто вы все время куда-то опаздываете. Вы все время спешите, все команды на бегу выполняются. Бежите туда, бежите сюда. Казалось бы, у вас полно времени должно быть, а у вас его совсем нет. Вам дается несколько минут на то, чтобы встать и застелить кровать ровненько. Вам дается две минуты, чтобы одеться в зимнюю одежду и выбежать на улицу. Вы всегда все на бегу делаете. Вы не ходите там, вы бегаете. Либо стоите.

У нее вообще репутация ломки. Когда я сидел на спецблоке, обрисовывались четыре места, куда нельзя попадать в России. Помимо Омска, Карелии и Красноярска, был Владимир. И вот на момент приезда зона в Покрове считалась самой жесткой в России. Жесткой в плане ломки людей. То есть заставляли там подписывать чистосердечные признания. Жесткие были условия. Конечно, Алексея там бить никто не будет, собственно, как и меня не били».

По приезду в колонию, по словам Демушкина, его спросили об отношению к Путину. Услышав, что относится он отрицательно, переглянулись и сразу сказали, что будет плохо. На него «повесили несколько профучетов» (отметки, что человек, например, склонен к побегу, организует азартные игры или распространяет экстремистскую идеологию), из-за чего определили в сектор усиленного контроля «А» или «пятый отряд», где приходилось отмечаться каждые два часа днем и каждый час ночью.

«Когда я заехал, барак этот был отдельным, сейчас он переехал уже. Было +13 на бараке и нельзя было использовать никакую одежду, кроме трусов и футболки. И было очень тонкое короткое байковое одеяло, и накрываться запрещалось с головой. Мы засыпали, а потом просыпались часа в два ночи-три. Тяжело было спать. По большей части сотрудники там мрази. Чисто по-человечески у них уже деформация наступила давно. Ну, не все, конечно, за всех нельзя сказать, но большая часть.

Сектор усиленного контроля "А" — это официальное название, можете его сократить в буквах. Вот это соответствие не просто так получилось. Там, собственно, из 55 человек отряда двадцать были активисты при мне, которые все и делали там. Администрация их руками решала все вопросы. На восемь месяцев меня в этот БУР поместили. Я там не разговаривал, ничего, там люди с ума сходят. Но есть постоянные команды, надо вставать каждый раз, когда активист какой-то появляется. Вот представляете, 20 активистов ходят по комнатам, ты там как Ванька-встанька: либо стоите, либо сидите, ножки вместе, голова всегда вниз опущена, руки всегда за спиной.

На бараке руки из-за спины убирать вообще нельзя никогда. То есть всегда за спиной, всегда вы должны в стационарной позе находиться, не раскачиваться, глаза не косить, никуда не глядеть, смотреть вниз неподвижно. Нос почесать с разрешения. В туалет в сопровождении человека тоже с разрешения. Все с разрешения. Заводится журнальчик».

Из развлечений можно назвать разве что просмотр телевизора, и то не сильно часто, да и выбор каналов мягко говоря не велик.

«Во Владимире заключенные ничего не думают, потому что на секторе усиленного контроля, где я был, разрешалось глядеть только церковный телеканал "Союз". Потом, когда перевели на режимный отряд, там глядели Первый канал. Даже такие каналы, как НТВ и РЕН-ТВ, были запрещены в лагере. То есть исключительно Первый канал».

Демушкин был лишен свиданий, адвоката к нему пустили дважды, но общались они через стекло и в присутствии сотрудников. Передачи ему не разрешали, писать письма — только 15 минут в неделю, поэтому на одно письмо он тратил месяц, до самого осужденного послания с воли доходили избирательно — «какие-то единицы от родственников».

«Когда я прибыл туда, по неофициальным каналам лишь через три недели мои родственники узнали, где я. Мое первое письмо, которое колония отправила, было спустя два с половиной месяца, а до этого все мои письма уничтожались, также они не доходили ко мне от родственников и друзей. Там не существует медицинской помощи, как вида».


Фото: Радио Свобода

По словам Дёмушкина, в этой колонии ничего не решает ни положение, ни деньги – купить нельзя было ни телефон, ни интернет, ни связь — ничего совсем.

«Там во Владимире никого не удивишь ни сильными, ни слабыми, ни борзыми. То есть там эта система десятилетиями отлажена и создана для ломки людей».

При подготовке поста были использованы материалы "Медиазона", "Открытые медиа", "Радио Свобода" и "Дождь".

Материал взят: Тут