«На культю надеваю часы, отвертку в зубы — и кручу». Часовой мастер, у которого нет рук и ног ( 8 фото )
- 11.08.2020
- 4 202
Семен родился в Горном Алтае. В те годы там не было специализированных садиков и школ. И в 8 лет родители отвезли мальчика в интернат города Канска (Красноярский край). Обещали забрать, когда закончит школу, но так и не забрали. С тех пор он сменил несколько казенных учреждений, научился обслуживать себя, управляясь только половинкой руки. И вот уже 40 лет он - часовой мастер, которого знает весь город. Люди несут ему часы в ремонт без всякой рекламы.
Минусинский психоневрологический интернат — городок в городке. Несколько корпусов, стоящих кругом, своя часовенка, прачечная. В центре остановка, обычная, городская, с рекламными листовками и лавочкой.
— У вас здесь даже автобус ходит? – спрашиваю директора Анатолия Лаптева.
— Нет, конечно. Это чтобы пациенты не уходили. Один из методов реабилитации, который мы переняли у израильтян. И он работает! Постояльцы у нас очень ранимые, иногда на ровном месте обижаются, пытаются уйти. Доходят до остановки, ждут автобуса, а его все нет и нет. Они остывают и возвращаются обратно.
В психоневрологический интернат учреждение переквалифицировали несколько лет назад. До этого он был просто интернатом для проживания пожилых людей. Всем дееспособным предложили переехать в другие учреждения. Семен Тарасович Казанцев отказался.
— Куда мне двигать, я здесь привык, меня здесь все знают, в город выезжаю, приветствуют, разговаривают, а без общения мне мрак.
Тело мне с рождения досталось
Мы сидим у него в комнатке 2 на 3 метра, где помещаются только кровать, стол и холодильник. В крошечном тамбуре шкаф, раковина, у двери по-домашнему — коврик, на вешалке два полотенца: махровое и вафельное. Самая габаритная мебель — электрическое инвалидное кресло, в котором передвигается Семен Тарасович. Толкать колеса ему нечем, он может лишь нажимать на кнопку культей. Священное место — стол, над ним лампа дневного света, для работы с мелкими деталями нужно хорошее освещение. В ящичках стола бесчисленное множество болтиков, гаечек, микроскопических батареек, стеклышек, словно в настоящей мастерской часовщика.
В комнате интерната
— Семен Тарасович, что с вами случилось?
— Ничего, я в таком теле родился, оно мне с рождения досталось. Спасибо хоть культя есть, благодаря ей я могу работать. Мне надевают на нее часы, я зубами за ремешок цепляю отвертку и подхватываю мельчайшие детальки, затем опять отвертку в зубы и кручу болтики. С помощью ремешка я и обедаю, и пишу — за него же и ложку, и ручку креплю.
Я себя помню лет с двух. Помню, как мама плакала, когда на меня смотрела.
Пока дома жил, меня на руках носили, кормили, ухаживали, все за меня делали. Самому стараться нужды не было. А как по интернатам пошел, начал учиться все делать сам. Первое время я еще ждал, что меня заберут… Но к тому моменту, как я закончил учиться, забирать меня было некому. Мама умерла, отчим женился второй раз. Надо отдать ему должное, два раза он ко мне с мачехой приезжал, на Новый год и еще как-то. Даже с собой звал. Но куда? В деревне, по грязи, я бы на коляске не проехал. Взаперти сидеть тоже не хотел, так и остался в интернате.
Главное, чему я там научился — себя мало-мальски обслуживать, передвигаться, кушать. Где-то зубы в ход шли, где-то подпрыгивал, чтобы пересесть из коляски в коляску, где-то культей помогал. Учиться очень любил, особенно примеры по математике решать и читать, книжки все подряд в библиотеке брал, очень нравились военные. Писать быстро приноровился: ручку между грудью и подбородком зажимал и вперед. Сложно было переходить из класса в класс, таскать же меня было некому. Поэтому я только начальную школу закончил – она на первом этаже была. А доучивался уже здесь, в Минусинске, в вечерней школе.
— Как получилось, что вы стали ремонтировать часы?
— В 1975 году часы были вещью, их почти каждый носил. У меня тоже были. Однажды сломались и я, ради интереса, их разобрал. Поковырялся, смазал, они и заработали. Потом часовщика встретил, он мне кое-что показал, подсказал. Получилось. Начал собирать книжки по часовому делу, читать, пробовать. Люди стали приносить мне часы в ремонт. Принесут и просят: «срочно». Я и копаюсь без отдыха. Сейчас зубы уже рассыпались от железа, приходится губами крутить.
Рабочий стол
— А какие берете в ремонт?
— Любые. Вот у меня наручные женские лежат, вот настенные, а вон с кукушкой. Ремонт тоже разный: то маятник сломался, то смазать нужно, то стекло заменить. За ремонт беру сколько предложат, в среднем около 100 рублей. В месяц рублей 500-600 получается дохода. Конечно, в последнее время людей мало приходит, у всех в телефонах часы. Но если работа есть, я каждый день за столом.
Подоконник с отремонтированными часами
За забором
Больше всего Семен Тарасович любит путешествовать. Каждый день после обеда садится в свою коляску и выезжает за забор. Там, «за забором», у него есть друзья на машинах. Местный писатель Владимир Топилин, который стал писать удивительные книги о сибирской тайге и староверах после того, как в результате несчастного случая оказался в инвалидном кресле. Еще один Владимир – тоже без ног, но с руками. На машинах товарищи исколесили уже всю Хакасию и юг Красноярского края, поднимались на Борус (горный хребет западного Саяна). Когда друзья не могут, Семен Тарасович один едет на дамбу и подолгу сидит у воды.
С друзьями
— А вы бы хотели жить там, «за забором»?
— В молодости хотел, у меня и подруги оттуда были. А сейчас уже нет. Здесь и помыться помогут и побрить парикмахерша приходит, медики приезжают. Кто мне там поможет?!
— А о руках и ногах мечтали?
— Уже давно не думаю об этом. Мне же и протезы по молодости делали. Руки-ноги, все как положено. Но я в них падал. Неудобно было. Только сфотографировался, посмотрел на себя в полный рост и снял. Не водить же за собой сопровождающего. Может сейчас и есть более совершенные протезы, да я уже настолько привык к себе такому, что не надо мне их.
Семен Тарасович в протезах
Оказывается, я не сирота
В карточке у Семена Тарасовича всегда было указано: «родственников не имеется». Сотрудники интерната пробовали искать его родных, делали запросы в разные инстанции, все безуспешно.
Первым о нем рассказал Анатолий Лаптев. Молодой директор пришел в интернат из молодежной политики и, взглянув свежим взглядом на постояльцев учреждения, сразу отметил веселого и шутливого мужичка на коляске, к которому частенько приходят клиенты с часами. Познакомился, понаблюдал, как лихо он крутит гайки зубами. Отдал свои часы в ремонт. А после пригласил съемочную группу местного телеканала.
— Я подумал, что его пример будет очень полезен для молодежи. Вот живет же человек, практически половинка. И не жалуется, не унывает, а копается себе потихоньку. Порой ведь с руками, да с ногами люди ноют, что ничего не получается, а он без них умудряется радоваться жизни.
В холле интерната
Сюжет о безногом и безруком часовщике разлетелся по интернету. И вскоре в интернат пришло письмо из Воронежа. Женщина писала, что посмотрела сюжет и поняла, что Семен Тарасович — ее дядя. Сотрудники интерната созвонились с ней. Оказалось, это действительно племянница. Дочь старшего брата. Она помнит, как в детстве отец рассказывал ей о нем.
— Мы еще не виделись, но надеюсь, она ко мне приедет, раз написала. Я, конечно, не собираюсь в гости напрашиваться, мне и здесь хорошо, обузой лишней никому не хочу быть. Главное, я теперь не круглый сирота, у меня родня есть.
— А обиды на родных нет, что такой родились, что жили один?
— В детстве была. Нас же четверо у мамы, я средний, все остальные здоровые. Почему я такой, не знаю, знаю только, что отец сильно мать избивал, когда она меня носила.
За работой
Ближе к обеду Семен просит меня достать из-под кровати кушетку на колесиках. Ловко прыгает на нее с коляски, показывает на костыль, зажимает его подбородком, отталкивается, подкатывает к стулу, взбирается на него, просит включить лампу и подать ему экран часов из кучи запчастей. Начинает что-то раскручивать, смазывать, вновь закручивать.
— Ага, приходится кое-чего просить соседей: достать, подать запчасти, купить батарейки. Но это мелочи, всегда кто-нибудь мимо комнаты идет и готов помочь. За работой у меня день быстро проходит. И голова постоянно работает, мозг напрягается. Мечтаю только об одном, чтобы она всегда была. Только вот часы сегодня мало кому нужны. Все в телефонах сидят. Я телефоны эти тоже пробовал разбирать, но ничего не вышло, не понимаю я в них.
Минусинский психоневрологический интернат — городок в городке. Несколько корпусов, стоящих кругом, своя часовенка, прачечная. В центре остановка, обычная, городская, с рекламными листовками и лавочкой.
— У вас здесь даже автобус ходит? – спрашиваю директора Анатолия Лаптева.
— Нет, конечно. Это чтобы пациенты не уходили. Один из методов реабилитации, который мы переняли у израильтян. И он работает! Постояльцы у нас очень ранимые, иногда на ровном месте обижаются, пытаются уйти. Доходят до остановки, ждут автобуса, а его все нет и нет. Они остывают и возвращаются обратно.
В психоневрологический интернат учреждение переквалифицировали несколько лет назад. До этого он был просто интернатом для проживания пожилых людей. Всем дееспособным предложили переехать в другие учреждения. Семен Тарасович Казанцев отказался.
— Куда мне двигать, я здесь привык, меня здесь все знают, в город выезжаю, приветствуют, разговаривают, а без общения мне мрак.
Тело мне с рождения досталось
Мы сидим у него в комнатке 2 на 3 метра, где помещаются только кровать, стол и холодильник. В крошечном тамбуре шкаф, раковина, у двери по-домашнему — коврик, на вешалке два полотенца: махровое и вафельное. Самая габаритная мебель — электрическое инвалидное кресло, в котором передвигается Семен Тарасович. Толкать колеса ему нечем, он может лишь нажимать на кнопку культей. Священное место — стол, над ним лампа дневного света, для работы с мелкими деталями нужно хорошее освещение. В ящичках стола бесчисленное множество болтиков, гаечек, микроскопических батареек, стеклышек, словно в настоящей мастерской часовщика.
В комнате интерната
— Семен Тарасович, что с вами случилось?
— Ничего, я в таком теле родился, оно мне с рождения досталось. Спасибо хоть культя есть, благодаря ей я могу работать. Мне надевают на нее часы, я зубами за ремешок цепляю отвертку и подхватываю мельчайшие детальки, затем опять отвертку в зубы и кручу болтики. С помощью ремешка я и обедаю, и пишу — за него же и ложку, и ручку креплю.
Я себя помню лет с двух. Помню, как мама плакала, когда на меня смотрела.
Пока дома жил, меня на руках носили, кормили, ухаживали, все за меня делали. Самому стараться нужды не было. А как по интернатам пошел, начал учиться все делать сам. Первое время я еще ждал, что меня заберут… Но к тому моменту, как я закончил учиться, забирать меня было некому. Мама умерла, отчим женился второй раз. Надо отдать ему должное, два раза он ко мне с мачехой приезжал, на Новый год и еще как-то. Даже с собой звал. Но куда? В деревне, по грязи, я бы на коляске не проехал. Взаперти сидеть тоже не хотел, так и остался в интернате.
Главное, чему я там научился — себя мало-мальски обслуживать, передвигаться, кушать. Где-то зубы в ход шли, где-то подпрыгивал, чтобы пересесть из коляски в коляску, где-то культей помогал. Учиться очень любил, особенно примеры по математике решать и читать, книжки все подряд в библиотеке брал, очень нравились военные. Писать быстро приноровился: ручку между грудью и подбородком зажимал и вперед. Сложно было переходить из класса в класс, таскать же меня было некому. Поэтому я только начальную школу закончил – она на первом этаже была. А доучивался уже здесь, в Минусинске, в вечерней школе.
— Как получилось, что вы стали ремонтировать часы?
— В 1975 году часы были вещью, их почти каждый носил. У меня тоже были. Однажды сломались и я, ради интереса, их разобрал. Поковырялся, смазал, они и заработали. Потом часовщика встретил, он мне кое-что показал, подсказал. Получилось. Начал собирать книжки по часовому делу, читать, пробовать. Люди стали приносить мне часы в ремонт. Принесут и просят: «срочно». Я и копаюсь без отдыха. Сейчас зубы уже рассыпались от железа, приходится губами крутить.
Рабочий стол
— А какие берете в ремонт?
— Любые. Вот у меня наручные женские лежат, вот настенные, а вон с кукушкой. Ремонт тоже разный: то маятник сломался, то смазать нужно, то стекло заменить. За ремонт беру сколько предложат, в среднем около 100 рублей. В месяц рублей 500-600 получается дохода. Конечно, в последнее время людей мало приходит, у всех в телефонах часы. Но если работа есть, я каждый день за столом.
Подоконник с отремонтированными часами
За забором
Больше всего Семен Тарасович любит путешествовать. Каждый день после обеда садится в свою коляску и выезжает за забор. Там, «за забором», у него есть друзья на машинах. Местный писатель Владимир Топилин, который стал писать удивительные книги о сибирской тайге и староверах после того, как в результате несчастного случая оказался в инвалидном кресле. Еще один Владимир – тоже без ног, но с руками. На машинах товарищи исколесили уже всю Хакасию и юг Красноярского края, поднимались на Борус (горный хребет западного Саяна). Когда друзья не могут, Семен Тарасович один едет на дамбу и подолгу сидит у воды.
С друзьями
— А вы бы хотели жить там, «за забором»?
— В молодости хотел, у меня и подруги оттуда были. А сейчас уже нет. Здесь и помыться помогут и побрить парикмахерша приходит, медики приезжают. Кто мне там поможет?!
— А о руках и ногах мечтали?
— Уже давно не думаю об этом. Мне же и протезы по молодости делали. Руки-ноги, все как положено. Но я в них падал. Неудобно было. Только сфотографировался, посмотрел на себя в полный рост и снял. Не водить же за собой сопровождающего. Может сейчас и есть более совершенные протезы, да я уже настолько привык к себе такому, что не надо мне их.
Семен Тарасович в протезах
Оказывается, я не сирота
В карточке у Семена Тарасовича всегда было указано: «родственников не имеется». Сотрудники интерната пробовали искать его родных, делали запросы в разные инстанции, все безуспешно.
Первым о нем рассказал Анатолий Лаптев. Молодой директор пришел в интернат из молодежной политики и, взглянув свежим взглядом на постояльцев учреждения, сразу отметил веселого и шутливого мужичка на коляске, к которому частенько приходят клиенты с часами. Познакомился, понаблюдал, как лихо он крутит гайки зубами. Отдал свои часы в ремонт. А после пригласил съемочную группу местного телеканала.
— Я подумал, что его пример будет очень полезен для молодежи. Вот живет же человек, практически половинка. И не жалуется, не унывает, а копается себе потихоньку. Порой ведь с руками, да с ногами люди ноют, что ничего не получается, а он без них умудряется радоваться жизни.
В холле интерната
Сюжет о безногом и безруком часовщике разлетелся по интернету. И вскоре в интернат пришло письмо из Воронежа. Женщина писала, что посмотрела сюжет и поняла, что Семен Тарасович — ее дядя. Сотрудники интерната созвонились с ней. Оказалось, это действительно племянница. Дочь старшего брата. Она помнит, как в детстве отец рассказывал ей о нем.
— Мы еще не виделись, но надеюсь, она ко мне приедет, раз написала. Я, конечно, не собираюсь в гости напрашиваться, мне и здесь хорошо, обузой лишней никому не хочу быть. Главное, я теперь не круглый сирота, у меня родня есть.
— А обиды на родных нет, что такой родились, что жили один?
— В детстве была. Нас же четверо у мамы, я средний, все остальные здоровые. Почему я такой, не знаю, знаю только, что отец сильно мать избивал, когда она меня носила.
За работой
Ближе к обеду Семен просит меня достать из-под кровати кушетку на колесиках. Ловко прыгает на нее с коляски, показывает на костыль, зажимает его подбородком, отталкивается, подкатывает к стулу, взбирается на него, просит включить лампу и подать ему экран часов из кучи запчастей. Начинает что-то раскручивать, смазывать, вновь закручивать.
— Ага, приходится кое-чего просить соседей: достать, подать запчасти, купить батарейки. Но это мелочи, всегда кто-нибудь мимо комнаты идет и готов помочь. За работой у меня день быстро проходит. И голова постоянно работает, мозг напрягается. Мечтаю только об одном, чтобы она всегда была. Только вот часы сегодня мало кому нужны. Все в телефонах сидят. Я телефоны эти тоже пробовал разбирать, но ничего не вышло, не понимаю я в них.
Материал взят: Тут