Malazragore
Один день работы над книгой ( 50 фото )
Всем хорошего дня! =) Меня зовут Вера, мы с мужем Димой живём в Харрисоне, Нью-Джерси. Дима – программист, я художник и фотограф. Наш четвёртый день в сообществе мы провели каждый за своей работой.
Предыстория: в 2017 году я начала писать книгу о детстве в постперестроечной Москве "История маленького человека" (которую выкладываю в своём блоге) – о том, что равнодушие и бессердечность родителей делают с жизнью маленького, а потом и взрослого, человека; как миф о добром материнстве оставляет безнаказанными жестокие поступки по отношению к детям в закрытых семейных кругах. Маленькие эпизоды, обычно незаметны и не так страшны, как прямое насилие, но, накопившись, ломают и ранят человека, вне зависимости от пола и возраста, если для своих родителей он никогда не был личностью, а только их продолжением. Я начала писать, чтобы помочь себе и, возможно, кому-то ещё, кто прошёл через подобное, чтобы и другие люди знали, что не одиноки в своём опыте.
Работа над книгой заняла почти три года. Сейчас я редактирую её и как раз о таком своём дне решила рассказать в сообществе. А затянувшийся карантин по-настоящему помог сосредоточиться.
14 мая, четверг. Время 7:56 – пора вставать…
С востока солнце так сильно светит в окна, что на первые несколько утренних часов мы закрываем жалюзи.
Собираемся на пробежку. Она спасала нас эти два месяца карантина, потому что зал закрыт, а для велосипеда всего неделю назад ещё было холодно.
Недавно парк, где мы бегаем, закрыли. Полицейские машины патрулировали территорию и входы, разворачивая бегунов и гуляющих, но потом почему-то, к нашей радости, отказались от этой идеи и поставили везде таблички, с очаровательными рисунками и напоминанием о соблюдении дистанции – шесть футов, почти два метра.
Бегаем и прыгаем!
Мы занимались примерно 50 мин. Часы показывают информацию о тренировке.
Вернулись домой, а солнце начало смещаться на юг.
Дима готовит завтрак…
… а я моюсь и сушу волосы.
Омлет, с овощами и сосисками, и салат.
После завтрака Дима идёт в душ и потом – работать (программистов, конечно же, перевели на удалённый режим). Убираю омлет на завтра в холодильник.
Время 10:49. Включаю компьютер и сажусь редактировать книгу.
Я писала её по главам, не всегда в хронологическом порядке, скорее следовала тому, как, по эмоциональной значимости событий, выстраивались в голове воспоминания. Закончив отдельную главу, перечитывала несколько раз, но всегда оставалось, что исправить: как ошибки, так и по стилю. С ритмом и более явными стилистическими промахами помогли вычитывания вслух, с интонацией, потому что запинки и сбивчивость темпа сразу указывали на слабые места. Добиваясь, на тот момент, более гладкого звучания, я заканчивала и читала главу Диме, мы обсуждали её, и через какое-то время я переходила к новой. В прошлом ноябре я дописала последнюю главу и сделала передышку. Сколько ни проверяй, взгляд замыливается – спустя несколько недель находишь то, что можно снова изменить. Первую полную редакцию сделала в феврале, снова оставила и, как объявили карантин, поняла, что для такой тихой домашней работы лучше времени не придумать. В первый раз я больше исправляла опечатки, ошибки и неточности (несогласование времени или рода, или окончаний существительных и прилагательных и т. д.), а во второй редакции к этому добавился стиль, исправление языка (удаление слов-паразитов, смысловых повторов, упрощение слишком сложных оборотов и так далее). (На фото документ пока не загрузился, и поэтому показывает меньшее число страниц.)
Сохраняю сегодняшнюю версию и нахожу место, где закончила править вчера – это пятнадцатая глава, посвящённая вере в бога в детстве: как из доверчивого, искреннего отношения, усилиями взрослых, под влиянием принуждения и религиозной суеверности, чистое детское чувство трансформировалось сначала в боязнь и ужас перед богом, а потом в открытый атеизм и недоверие ко всему, связанному с религией, верой и церковью. Проверяю недавние изменения и продолжаю вычитывать главу, работая с ней по абзацам. Обычно за день удаётся, более-менее полно, сделать 3-4 страницы, гораздо реже целую главу из 5-6 страниц, и только в том случае, наверное, если она легче эмоционально. Читая по многу раз одно и тоже, кажется, что внутри должно уже что-то щёлкнуть и сломаться, перестать реагировать, но каждый раз словно погружаюсь ещё больше, переживая описанные события. Это больно, но в тоже время, это отреагирование плохого опыта, боли, тяжёлых воспоминаний, которые никуда не денутся сами собой, если не будут проработаны, то есть ни просто описаны, а разобраны внутренне на причину, следствие, чувства, результат и возможный урок. Понятно, что ничего уже нельзя изменить, но можно понять, и от ясности, без догадок и домыслов, через осознание, станет постепенно легче.
В перерывах разминаюсь и делаю домашние дела.
К двум часам закончила цикл посудомоечная машина и время готовить обед.
Овощной салат…
… с бутербродами с огурцом и мортаделлой. Пообедать стараемся быстрее. Это удивительно, как у Димы то время, которое раньше уходило на дорогу и обед (примерно три часа в день), исчезло и тоже стало рабочим, словно больше нет перерывов. Поэтому, наверное, многие, кто сейчас работает из дома, столкнулись или с проблемой, как сосредоточиться, или с переработкой, потому что все дни стали одинаково будними, и иногда просто невозможно остановиться. Мне домашний режим привычен, потому что в холодное время года рисование и живопись всегда в помещении (в домашней студии), и чтобы писать тоже чаще оставалась дома.
После обеда возвращаюсь к книге и продолжаю вычитывать и исправлять, примерно до 15:15…
… в это время (за 15 минут до) календарь напоминает о встрече с психологом. Обычно мы общаемся по скайпу раз в неделю, но, когда накапливаются сны и рисунки для обсуждения, делаем ещё одно занятие в середине недели.
Дима идёт прогуляться, а я устраиваюсь и готовлюсь к звонку. На планшете тоже выскочило напоминание.
Рисунки, приготовленные для сегодняшней встречи с психологом, я делала как иллюстрации к книге и, одновременно, как часть арт-терапии – вместе с разбором снов, это помогает работать со страхами и тревожностью, отреагировать часть плохих воспоминаний из детства.
Встреча продлилась чуть больше часа, после пью чай, возвращается Дима, и я занимаюсь русским. С орфографией всегда проще: любое слово можно проверить, и текстовый редактор укажет на ошибку, но с пунктуаций мне гораздо сложнее – слишком много совершенно неочевидных случаев употребления правил, которые, когда не запоминаются логически, не имеют смысла, и оттого их вообще не получается вспомнить. На этой неделе я разбираюсь с согласованными и несогласованными определениями, пытаясь не столько запомнить правила, сколько увидеть какие-то, понятные мне лично, закономерности употребления запятых в этих случаях. А ещё занятия нравятся потому, что расслабляют, помогают переключиться и взбодриться, как после физических упражнений, только для головы.
Немного прояснив ситуацию с определительными оборотами и словами, начинаю выискивать их в тексте, работая сначала с теми, которые начинаются предлогом «с».
Примерно ещё через час, ставлю в духовку мясные шарики.
Начинаю готовить ужин…
Пока тушатся овощи и закипает вода для пасты, включаю другой компьютер, на котором обрабатываю фотографии. В прошлом году я начала делать репродукционную съёмку своих рисунков и картин для интернета, и сейчас хочу успеть отретушировать фото рисунка для вечерней публикации новой главы книги в ЖЖ.
Для фона включаю своего дорогого Пуаро… Я не люблю, точнее, не интересуюсь детективами как жанром, а только обожаю этого героя Агаты Кристи. Как говорят? У кого, что болит… Мне нравится, что справедливость восторжествует, и сколько бы козней ни строили злодеи, они проиграют, а их преступления раскроются. Это утешает и вселяет надежду. За три года, начиная с 2017, вместе с работой над книгой, в менее плодотворные периоды, я включала Пуаро и просто занималась другими делали, слушая диалоги, так что теперь знаю их, наверное, наизусть.
Нахожу нужный рисунок…
В RAW-конвертере поправляю основные настройки: контраст, чёткость, текстуру, полутона и тени, чтобы максимально приблизить репродукционное фото к оригиналу, помещённому в хорошее естественное освещение. (На фото: до и после.)
Открываю изображение в фотошопе, чтобы подчистить мелкие недостатки и пыль.
Проверяю овощи, добавляю их в сковородку к мясным шарикам и кладу варить пасту.
Возвращаюсь к компьютеру… Уже заметно стемнело, и в режиме просмотра «на чёрном фоне» рисунок «светится». Эта иллюстрация из новой серии «Потерянные рисунки моего детства», которую я начала неделю назад. Незадолго до этого настигли грустные мысли о том, что у меня не сохранились самые первые мои рисунки-каракули, которые дети делают даже раньше, чем учатся ходить, и получают необыкновенное удовольствие от следов, оставленных мелками или красками на бумаге. Мне нравятся такие детские рисунки – это чистые эмоции и абстракция – они вне времени. Я пыталась так рисовать, но невозможно разучиться читать, однажды научившись. Ради эксперимента копировала стиль художников, чьи работы часто называют «детскими», таких как Пикассо, Матисс и Баскиат, к примеру, но не тут-то было… Оказалось, что это не просто и совсем не очевидно, как рисовать, как дети, во взрослом состоянии. Тогда я стала искать исследования психологов на тему раннего детского рисунка и нашла несколько хороших статей, в которых рассказывалось, как устроено детское восприятие, что нереалистичное изображение мира, не означает плохое, оно просто другое, подчинённое своей уникальной логике (и как недолго, к сожалению, длится этот период, потому что потом детей, почти без исключения, начинают переучивать, рисовать «как надо», и многие из-за искусственных ограничений теряют веру в себя и интерес к рисованию вообще), о том, как постепенно через стадии каракуль, кругов, зигзагов, головоногов, и так далее, развивается моторика детской руки. И мне пришла идея, что, если я не могу отучить свою правую руку делать верные линии, я могу начать рисовать левой – её моторика точно не развита. Это был внутренний прорыв. Все рисунки, которые я могла бы сделать ребёнком, но никогда не делала, потому что боялась, или теряла их, или их не хранили другие люди, я могу сделать сейчас. Наконец-то, никто не будет указывать, как должно быть, как «правильно» рисовать и я могу всё, представляя себя ребёнком. Этот рисунок как раз так и сделан и называется «Нападение».
На ужин паста с овощами, мясными шариками и сыром.
После ужина загружаю новый рисунок в фотоальбом ЖЖ, чтобы потом добавить его в запись.
Периодически у меня случаются проблемы с разметкой и оформлением больших текстов в старом редакторе, при подготовке поста, а к новому я так и не привыкла, поэтому нашла выход через перевод всего текста, с нужным стилем, в код HTML, и затем, в таком виде уже вставляю его в ЖЖ.
Сегодня публикую в блог десятую главу «Мир вокруг». Интересно, что в новом виде для чтения текст воспринимается иначе, и сразу заметны дополнительные опечатки и пропущенные знаки препинания, поэтому вычитываю главу ещё два раза и потом публикую.
На часах 21:30…
… Дима устраивается в постели и разговаривает по телефону с папой, а я заканчиваю дела и тоже скоро расположусь рядом.
Быстрый душ, почистить зубы и всё! =В
Вычитывая в день по 4-5 часов текст, больше не остаётся сил читать что-то ещё, особенно художественную литературу, потому что эмоционально уже невозможно реагировать на чужие переживания, по крайней мере, пока ни закончу вторую редакцию книги. Но стало интересно узнать больше о возрастной психологии – всё-таки эта тема связана с работой над книгой. У нас пока нет детей и не знаю, захотим ли мы с Димой когда-нибудь стать родителями, но интерес к детской психологии, наверное, связан с желанием разобраться в процессах, которые в том далёком возрасте, мы сами как дети не умели ещё анализировать и понимать. Это попытка восстановить недостающие кусочки картины того, что случилось, понять себя и раннее детство, когда так много откладывалось внутри, формировалось, но так мало запомнилось. Пару дней назад я начала читать Немова, вторую книгу из его цикла учебников для психологических вузов, и первое, что удивило, и восхитило, меня, как много в детском процессе восприятия происходит уже в младенчестве, когда в три месяца, «с комплексом оживления», малыш начинает интенсивно воспринимать мир вокруг и людей, считывать их эмоции. Особенно понравилась вот эта мысль: «Взрослый, начиная разговаривать с ребёнком в тот период жизни, когда ребёнок ещё не в состоянии говорить, стимулирует его познавательную активность и демонстрирует нужные формы поведения в диалоге, и эти формы поведения впоследствии усваиваются ребёнком. В раннем возрасте ребёнок начинает играть в диалоге активную роль, появляются первые его собственные вопросы. Содержание и характер этих вопросов обычно воспроизводят те, с которыми ранее взрослый обращался к ребёнку ещё в доречевой период его развития». Почему-то этот отрывок меня особенно тронул!
Перед сном мы немного смотрим Дживса и Вустера…
На часах 22:46… пора… спокойной ночи.
Спасибо всем, кто смотрел и читал. =)
Предыстория: в 2017 году я начала писать книгу о детстве в постперестроечной Москве "История маленького человека" (которую выкладываю в своём блоге) – о том, что равнодушие и бессердечность родителей делают с жизнью маленького, а потом и взрослого, человека; как миф о добром материнстве оставляет безнаказанными жестокие поступки по отношению к детям в закрытых семейных кругах. Маленькие эпизоды, обычно незаметны и не так страшны, как прямое насилие, но, накопившись, ломают и ранят человека, вне зависимости от пола и возраста, если для своих родителей он никогда не был личностью, а только их продолжением. Я начала писать, чтобы помочь себе и, возможно, кому-то ещё, кто прошёл через подобное, чтобы и другие люди знали, что не одиноки в своём опыте.
Работа над книгой заняла почти три года. Сейчас я редактирую её и как раз о таком своём дне решила рассказать в сообществе. А затянувшийся карантин по-настоящему помог сосредоточиться.
14 мая, четверг. Время 7:56 – пора вставать…
С востока солнце так сильно светит в окна, что на первые несколько утренних часов мы закрываем жалюзи.
Собираемся на пробежку. Она спасала нас эти два месяца карантина, потому что зал закрыт, а для велосипеда всего неделю назад ещё было холодно.
Недавно парк, где мы бегаем, закрыли. Полицейские машины патрулировали территорию и входы, разворачивая бегунов и гуляющих, но потом почему-то, к нашей радости, отказались от этой идеи и поставили везде таблички, с очаровательными рисунками и напоминанием о соблюдении дистанции – шесть футов, почти два метра.
Бегаем и прыгаем!
Мы занимались примерно 50 мин. Часы показывают информацию о тренировке.
Вернулись домой, а солнце начало смещаться на юг.
Дима готовит завтрак…
… а я моюсь и сушу волосы.
Омлет, с овощами и сосисками, и салат.
После завтрака Дима идёт в душ и потом – работать (программистов, конечно же, перевели на удалённый режим). Убираю омлет на завтра в холодильник.
Время 10:49. Включаю компьютер и сажусь редактировать книгу.
Я писала её по главам, не всегда в хронологическом порядке, скорее следовала тому, как, по эмоциональной значимости событий, выстраивались в голове воспоминания. Закончив отдельную главу, перечитывала несколько раз, но всегда оставалось, что исправить: как ошибки, так и по стилю. С ритмом и более явными стилистическими промахами помогли вычитывания вслух, с интонацией, потому что запинки и сбивчивость темпа сразу указывали на слабые места. Добиваясь, на тот момент, более гладкого звучания, я заканчивала и читала главу Диме, мы обсуждали её, и через какое-то время я переходила к новой. В прошлом ноябре я дописала последнюю главу и сделала передышку. Сколько ни проверяй, взгляд замыливается – спустя несколько недель находишь то, что можно снова изменить. Первую полную редакцию сделала в феврале, снова оставила и, как объявили карантин, поняла, что для такой тихой домашней работы лучше времени не придумать. В первый раз я больше исправляла опечатки, ошибки и неточности (несогласование времени или рода, или окончаний существительных и прилагательных и т. д.), а во второй редакции к этому добавился стиль, исправление языка (удаление слов-паразитов, смысловых повторов, упрощение слишком сложных оборотов и так далее). (На фото документ пока не загрузился, и поэтому показывает меньшее число страниц.)
Сохраняю сегодняшнюю версию и нахожу место, где закончила править вчера – это пятнадцатая глава, посвящённая вере в бога в детстве: как из доверчивого, искреннего отношения, усилиями взрослых, под влиянием принуждения и религиозной суеверности, чистое детское чувство трансформировалось сначала в боязнь и ужас перед богом, а потом в открытый атеизм и недоверие ко всему, связанному с религией, верой и церковью. Проверяю недавние изменения и продолжаю вычитывать главу, работая с ней по абзацам. Обычно за день удаётся, более-менее полно, сделать 3-4 страницы, гораздо реже целую главу из 5-6 страниц, и только в том случае, наверное, если она легче эмоционально. Читая по многу раз одно и тоже, кажется, что внутри должно уже что-то щёлкнуть и сломаться, перестать реагировать, но каждый раз словно погружаюсь ещё больше, переживая описанные события. Это больно, но в тоже время, это отреагирование плохого опыта, боли, тяжёлых воспоминаний, которые никуда не денутся сами собой, если не будут проработаны, то есть ни просто описаны, а разобраны внутренне на причину, следствие, чувства, результат и возможный урок. Понятно, что ничего уже нельзя изменить, но можно понять, и от ясности, без догадок и домыслов, через осознание, станет постепенно легче.
В перерывах разминаюсь и делаю домашние дела.
К двум часам закончила цикл посудомоечная машина и время готовить обед.
Овощной салат…
… с бутербродами с огурцом и мортаделлой. Пообедать стараемся быстрее. Это удивительно, как у Димы то время, которое раньше уходило на дорогу и обед (примерно три часа в день), исчезло и тоже стало рабочим, словно больше нет перерывов. Поэтому, наверное, многие, кто сейчас работает из дома, столкнулись или с проблемой, как сосредоточиться, или с переработкой, потому что все дни стали одинаково будними, и иногда просто невозможно остановиться. Мне домашний режим привычен, потому что в холодное время года рисование и живопись всегда в помещении (в домашней студии), и чтобы писать тоже чаще оставалась дома.
После обеда возвращаюсь к книге и продолжаю вычитывать и исправлять, примерно до 15:15…
… в это время (за 15 минут до) календарь напоминает о встрече с психологом. Обычно мы общаемся по скайпу раз в неделю, но, когда накапливаются сны и рисунки для обсуждения, делаем ещё одно занятие в середине недели.
Дима идёт прогуляться, а я устраиваюсь и готовлюсь к звонку. На планшете тоже выскочило напоминание.
Рисунки, приготовленные для сегодняшней встречи с психологом, я делала как иллюстрации к книге и, одновременно, как часть арт-терапии – вместе с разбором снов, это помогает работать со страхами и тревожностью, отреагировать часть плохих воспоминаний из детства.
Встреча продлилась чуть больше часа, после пью чай, возвращается Дима, и я занимаюсь русским. С орфографией всегда проще: любое слово можно проверить, и текстовый редактор укажет на ошибку, но с пунктуаций мне гораздо сложнее – слишком много совершенно неочевидных случаев употребления правил, которые, когда не запоминаются логически, не имеют смысла, и оттого их вообще не получается вспомнить. На этой неделе я разбираюсь с согласованными и несогласованными определениями, пытаясь не столько запомнить правила, сколько увидеть какие-то, понятные мне лично, закономерности употребления запятых в этих случаях. А ещё занятия нравятся потому, что расслабляют, помогают переключиться и взбодриться, как после физических упражнений, только для головы.
Немного прояснив ситуацию с определительными оборотами и словами, начинаю выискивать их в тексте, работая сначала с теми, которые начинаются предлогом «с».
Примерно ещё через час, ставлю в духовку мясные шарики.
Начинаю готовить ужин…
Пока тушатся овощи и закипает вода для пасты, включаю другой компьютер, на котором обрабатываю фотографии. В прошлом году я начала делать репродукционную съёмку своих рисунков и картин для интернета, и сейчас хочу успеть отретушировать фото рисунка для вечерней публикации новой главы книги в ЖЖ.
Для фона включаю своего дорогого Пуаро… Я не люблю, точнее, не интересуюсь детективами как жанром, а только обожаю этого героя Агаты Кристи. Как говорят? У кого, что болит… Мне нравится, что справедливость восторжествует, и сколько бы козней ни строили злодеи, они проиграют, а их преступления раскроются. Это утешает и вселяет надежду. За три года, начиная с 2017, вместе с работой над книгой, в менее плодотворные периоды, я включала Пуаро и просто занималась другими делали, слушая диалоги, так что теперь знаю их, наверное, наизусть.
Нахожу нужный рисунок…
В RAW-конвертере поправляю основные настройки: контраст, чёткость, текстуру, полутона и тени, чтобы максимально приблизить репродукционное фото к оригиналу, помещённому в хорошее естественное освещение. (На фото: до и после.)
Открываю изображение в фотошопе, чтобы подчистить мелкие недостатки и пыль.
Проверяю овощи, добавляю их в сковородку к мясным шарикам и кладу варить пасту.
Возвращаюсь к компьютеру… Уже заметно стемнело, и в режиме просмотра «на чёрном фоне» рисунок «светится». Эта иллюстрация из новой серии «Потерянные рисунки моего детства», которую я начала неделю назад. Незадолго до этого настигли грустные мысли о том, что у меня не сохранились самые первые мои рисунки-каракули, которые дети делают даже раньше, чем учатся ходить, и получают необыкновенное удовольствие от следов, оставленных мелками или красками на бумаге. Мне нравятся такие детские рисунки – это чистые эмоции и абстракция – они вне времени. Я пыталась так рисовать, но невозможно разучиться читать, однажды научившись. Ради эксперимента копировала стиль художников, чьи работы часто называют «детскими», таких как Пикассо, Матисс и Баскиат, к примеру, но не тут-то было… Оказалось, что это не просто и совсем не очевидно, как рисовать, как дети, во взрослом состоянии. Тогда я стала искать исследования психологов на тему раннего детского рисунка и нашла несколько хороших статей, в которых рассказывалось, как устроено детское восприятие, что нереалистичное изображение мира, не означает плохое, оно просто другое, подчинённое своей уникальной логике (и как недолго, к сожалению, длится этот период, потому что потом детей, почти без исключения, начинают переучивать, рисовать «как надо», и многие из-за искусственных ограничений теряют веру в себя и интерес к рисованию вообще), о том, как постепенно через стадии каракуль, кругов, зигзагов, головоногов, и так далее, развивается моторика детской руки. И мне пришла идея, что, если я не могу отучить свою правую руку делать верные линии, я могу начать рисовать левой – её моторика точно не развита. Это был внутренний прорыв. Все рисунки, которые я могла бы сделать ребёнком, но никогда не делала, потому что боялась, или теряла их, или их не хранили другие люди, я могу сделать сейчас. Наконец-то, никто не будет указывать, как должно быть, как «правильно» рисовать и я могу всё, представляя себя ребёнком. Этот рисунок как раз так и сделан и называется «Нападение».
На ужин паста с овощами, мясными шариками и сыром.
После ужина загружаю новый рисунок в фотоальбом ЖЖ, чтобы потом добавить его в запись.
Периодически у меня случаются проблемы с разметкой и оформлением больших текстов в старом редакторе, при подготовке поста, а к новому я так и не привыкла, поэтому нашла выход через перевод всего текста, с нужным стилем, в код HTML, и затем, в таком виде уже вставляю его в ЖЖ.
Сегодня публикую в блог десятую главу «Мир вокруг». Интересно, что в новом виде для чтения текст воспринимается иначе, и сразу заметны дополнительные опечатки и пропущенные знаки препинания, поэтому вычитываю главу ещё два раза и потом публикую.
На часах 21:30…
… Дима устраивается в постели и разговаривает по телефону с папой, а я заканчиваю дела и тоже скоро расположусь рядом.
Быстрый душ, почистить зубы и всё! =В
Вычитывая в день по 4-5 часов текст, больше не остаётся сил читать что-то ещё, особенно художественную литературу, потому что эмоционально уже невозможно реагировать на чужие переживания, по крайней мере, пока ни закончу вторую редакцию книги. Но стало интересно узнать больше о возрастной психологии – всё-таки эта тема связана с работой над книгой. У нас пока нет детей и не знаю, захотим ли мы с Димой когда-нибудь стать родителями, но интерес к детской психологии, наверное, связан с желанием разобраться в процессах, которые в том далёком возрасте, мы сами как дети не умели ещё анализировать и понимать. Это попытка восстановить недостающие кусочки картины того, что случилось, понять себя и раннее детство, когда так много откладывалось внутри, формировалось, но так мало запомнилось. Пару дней назад я начала читать Немова, вторую книгу из его цикла учебников для психологических вузов, и первое, что удивило, и восхитило, меня, как много в детском процессе восприятия происходит уже в младенчестве, когда в три месяца, «с комплексом оживления», малыш начинает интенсивно воспринимать мир вокруг и людей, считывать их эмоции. Особенно понравилась вот эта мысль: «Взрослый, начиная разговаривать с ребёнком в тот период жизни, когда ребёнок ещё не в состоянии говорить, стимулирует его познавательную активность и демонстрирует нужные формы поведения в диалоге, и эти формы поведения впоследствии усваиваются ребёнком. В раннем возрасте ребёнок начинает играть в диалоге активную роль, появляются первые его собственные вопросы. Содержание и характер этих вопросов обычно воспроизводят те, с которыми ранее взрослый обращался к ребёнку ещё в доречевой период его развития». Почему-то этот отрывок меня особенно тронул!
Перед сном мы немного смотрим Дживса и Вустера…
На часах 22:46… пора… спокойной ночи.
Спасибо всем, кто смотрел и читал. =)
Взято: Тут
600