Пост доктора Алексея Моторова с ФБ ( 1 фото )

Так уж устроен человек, что происходящее на его глазах часто не имеет того масштаба, каким это видится следующим поколениям. Всегда необычайно трудно признать гений современника, важность тех или иных исторических свершений, технического прогресса и даже улучшения собственной жизни и быта. Так уж устроен человек, что происходящее на его глазах часто не имеет того масштаба, каким это видится следующим поколениям. Всегда необычайно трудно признать гений современника, важность тех или иных исторических свершений, технического прогресса и даже улучшения собственной жизни и быта.

Так и с катаклизмами. На мою память, чтобы ни случалось, многочисленным скептикам это постоянно казалось мелочью, сущей ерундой, паническими слухами, особенно поначалу. Чернобыльская катастрофа представлялась им всего лишь пожаром на какой-то далёкой провинциальной электростанции, затонувший «Адмирал Нахимов» — инцидент с прогулочным корабликом, а события 11 сентября – самолетиком, врезавшимся в дом.

Скепсис всегда идет рука об руку с короткой памятью. Взять, например, как начисто забывается длительный негативный период жизни страны. Как нынешнее изобилие на прилавках в массовом сознании давно вышло за свои временные рамки, и у кучи народа теперь стойкое ощущение, что так оно было всегда, и даже лучше, хотя времена подчас были не только полуголодные, но и вовсе отчаянные. Не в последнюю очередь это обусловлено тем, что забывая все плохое, человек защищает собственную психику.

Нынешняя эпидемия не исключение. Чего только не приходится слышать. И что это все искусственно созданная паника, результат заговора финансовых кругов. Что коронавирус этот ничем не опаснее сезонного гриппа. Что смертность от многих других заболеваний в разы больше, но никого это не волнует. Что в войну и на фронте воевали, и в тылу снаряды делали, и ничего, пережили, а тут обычная простуда, чего ее бояться. Что километровые очереди машин «скорой» в больницы, они не больных привезли, а прибыли на дезинфекцию транспортных средств.

Наверное, поэтому народ ходит по улицам, кучкуется, чихает, кашляет и общается. Брызгая слюной во все стороны, эти смельчаки и нигилисты считают за блажь все средства защиты, мамаши в магазинах возят коляски с малышами, расталкивая покупателей, а в маленький лифт все также норовят набиться впятером.

Церковные иерархи, те заявляют, что с одной стороны это бич божий, посланный в наказание за грехи Америке и Европе, а вот для России это почему-то божья благодать, сошедшая с небес, видимо по этой причине в храмах не прерывают богослужение, но конечно до первого начальственного окрика. Это и правильно, Бог на небе, а начальство вроде как ближе.

А вот начальство, похоже, не на шутку напугано, потому как на глазах может измениться весь порядок вещей, если не принять срочных мер.
Оставим в стороне рассуждения о своевременности этих мер, пропусках, запретах, блокпостах на дорогах, о терминах «карантин», «самоизоляция», «чрезвычайная ситуация» о юридических, правовых и прочих аспектах и последствиях.

Я хочу сказать о том, что отличает нынешнюю ситуацию, от всего того, что случалось ранее.

Главное — нынешняя эпидемия вызвана новым вирусом, к которому человечество еще не выработало иммунитета. Нет единого подхода к терапии, и хотя постоянно появляются разные сведения о эффективности того или иного препарата, но все это пока больше на уровне предположений. Нет точного понимания о физиологии вируса, насколько он сохраняет вирулентность во внешней среде, сколько живет на поверхностях предметов, какая температура для него губительна, и прочее. Да и диагностика пока несовершенна.

Одно понятно – новая болезнь очень и очень заразна. И одно это противоречит коллективисткой сущности человека, заставляя полностью изменить свою жизнь.Болезнь не просто заразна, но в ряде случаев протекает очень и очень тяжело и оставляет последствия.У многих переболевших на всю, часто недолгую жизнь, останется дыхательная недостаточность, вызванная фиброзом легких. Контагиозность коронавируса оказалась много выше, чем у вируса гриппа. Именно это свойство потребовало использования средств индивидуальной защиты для медицинского персонала в очаге.

И это полностью изменило привычный ритм работы врачей, медсестер и санитарок. Когда ты в защите, ты не можешь делать то, над чем раньше просто не задумывался. Нельзя попить, нельзя поесть, перекурить, позвонить по телефону и даже сходить в туалет. Потому как всякий раз ты должен в специальном месте сменить защиту, с соблюдением особой процедуры, а на это, помимо нового костюма, респиратора, очков, перчаток и бахил, уходит куча драгоценного времени. Многие стали носить памперсы. Представляете, что такое сутки бегать во всем этом защитном облачении, когда на следующее утро пролежни от очков, так они вдавливаются в лицо, да еще и в памперсе? Я не оговорился, именно бегать. Сейчас там все бегают, иначе нельзя.

Потери жидкости при этом такие, что после дежурства эти люди выдувают одномоментно по два литра воды.

Да, раньше тоже случались массовые поступления. Старожилы моей реанимации помнят, что было, когда в Домодедово упал самолет рейса Москва-Одесса, когда заполняли наш терапевтический корпус жителями Припяти, когда привезли жертв взрыва газопровода под Уфой, и отравленных газом после «Норд-Оста». Как во время урагана лета 1998-го за ночь прибыло 250 «скорых».

Но при всей невероятно интенсивной работе в те дни, у персонала и близко не было таких тяжелых условий труда как сейчас. Помимо того, что ни попить, ни поесть за сутки, тогда не рисковали заразиться и потащить в город и в семьи инфекцию и слечь самим. Потом, все эти массовые поступления требовали максимального участия в первые сутки, а в дальнейшем все как-то достаточно быстро приходило в обыденный режим. Сейчас и близко этого нет. Каждый последующий день часто хуже предыдущего.

И еще. Тяжелый острый респираторный синдром, который случается при коронавирусной инфекции в большинстве случаев требует искусственной вентиляции (ИВЛ). Именно поэтому, реаниматологи – это сейчас главная врачебная специальность и именно они на передовой. Потому как только они умеют затолкать трубку в трахею чтобы подключить больного к аппарату. Только они знают, как обращаться с самим аппаратом ИВЛ и с больным на нем находящимся. И если их начнет косить инфекция – других реаниматологов не будет. Я очень не люблю никакие, даже самые отчаянные беды сравнивать с войной. Война заведомо хуже всего. Но если полк погибает на фронте, его заменяют новым, сформированным в тылу. А новых реаниматологов неоткуда брать. Нету никаких реаниматологов в тылу. На реаниматолога учат кучу лет. Поэтому вопрос обеспечения персонала средствами индивидуальной защиты мне представляется невероятно важным, как составления такого графика, чтобы в больницах не загибались от обезвоживания и усталости.

А для скептиков хочу сказать, что эпидемия лишь набирает ход, а суточная смертность в мире от коронавируса уже вышла на первое место среди остальных инфекционных заболеваний.

На фото — моя однокурсница Янка Яна Кузнецова, не имея действующего сертификата, она сейчас пошла работать санитаркой в реанимацию в больницу на Коммунарке, где пашет сутками.