Следы на снегу ( 1 фото )

Недавно в Санкт-Петербурге произошло событие, которое я не могу иначе объяснить, как чудо.


Накануне праздника Рождества Христова мне позвонили в село Сомино из Петербурга и рассказали историю о том, что иконописцу Александру Большакову в предрождественские дни явилась блаженная Матрона Босоножка.

Я всегда был почитателем нашей петербургской Босоножки, совершившей величайший аскетический подвиг хождения в любую погоду босыми ногами по камням града на Неве.

В 2016 году в рамках Таисиинских вечеров я проводил большой Юбилейный вечер памяти блаженной Матроны Босоножки в Концертном зале у Финляндского вокзала. Написал о ней стихи, ставшие песней на музыку композитора Владислава Панченко. Стихи назывались «Следы на снегу».

А тут по телефону мне сказали: «Батюшка, после явления блаженной Матроны остались следы на снегу… как написано у вас в стихах». — «Ну это надо еще увидеть. На снегу может показаться что угодно», — ответил я с улыбкой. — «Пожалуйста. Иконописец сфотографировал на трубку эти следы… »

Тут я уже вполне серьезно попросил прислать мне снимок следов. Потом долго рассматривал удивительную фотографию…

Я верю в Бога и потому верю в чудеса, но при этом к чудесам отношусь осторожно и с испытанием, чтобы не принять за Божье чудо чье-то субъективное восприятие. Я попросил дать мне телефон иконописца Александра Большакова.

Оказалось, что я с ним был знаком, но давно не встречался. Он как-то писал большой образ Божией Матери мне на Леушинское подворье.

Разговор мой с Александром продлился около получаса. Я постарался как можно подробнее расспросить его обо всех обстоятельствах чудесного события.

Александр начал разговор в смущении: «Батюшка, с праздниками. Простите меня, мне уже тут многие звонят, расспрашивают. Я даже немного устал. Вчера вообще трубку не брал. Увидел ваш номер, поэтому ответил».

Я поблагодарил его и попросил рассказать, что с ним случилось. Вот его рассказ, который я передаю практически слово в слово.

Это было 1 января, — начал он свой рассказ. — Мы давно уже не отмечаем светский Новый год. Поэтому полпервого легли спать. Я решил в первый день нового года поехать на могилку к сыну на Волковское кладбище. Сын похоронен неподалеку от храма.

Думал, возьму с собой дочь — на службе постоим и к сыну на могилку зайдем. Утром подошел, а она спала, жалко было будить. Поехал один. Жена еще раньше поехала на службу в Воскресенский храм на Литераторские мостки к отцу Феодору. А я решил поехать в храм Иова Многострадального. Думаю, зайду заодно и на службу, и к сыну на могилку.

Было начало 11-го часа. Я зашел в храм, купил свечи, поставил и пошел к сыну на могилку. Думаю, забегу к сыну, минут 10-15 постою, помолюсь, и потом на службе еще постою. Но на могилке я задержался на полчаса и подошел к храму уже к концу службы, часам к одиннадцати.

Когда я возвращался, стало совсем светло. Я ни на что не обращал внимания. Я незаметно для себя подошел к храму, поднял голову и не поверил своим глазам: смотрю, передо мной метрах в десяти стоит женщина, вся в белом. На ней то ли балахон, то ли платье, то ли рубаха. Наверное, точнее будет сказать, что это была какая-то длинная белая рубаха, как будто льняная и тонкая.

А она вся седая… Голова открыта. На голове ничего не было, просто волосы, просто седые волосы, белые и седые.

Женщина стояла и крестилась, так медленно-медленно крестилась.

Когда она приложила пальцы ко лбу, у нее рубаха спала с руки, и я смотрю — у нее рука голая.

Представляете, на улице мороз и тут женщина в одном платье молится.

Я так оторопел: как это женщина раздетая стоит и молится?!

Потом я посмотрел на ноги, и они были тоже голые, босые.

Я всё передать точно не могу, потому что у меня было такое состояние… Я стоял как столб.

До нее было совсем близко. Она стояла рядом с алтарем храма, смотрела и молилась за алтарь на восток, в сторону речки на мостик.

Ко мне она стояла боком и на меня не смотрела.

А левую руку ее я не видел, только правую: она стояла ко мне правой стороной.

Вначале я не обратил внимания на ее лицо. Потом, когда я на нее смотрел, она начинала креститься, и я ее лицо даже не мог рассмотреть.

Она крестилась раз пять-семь, а может быть, и десять, я не считал. Она крестилась медленно и наклоняя голову. Перекрестится — поклонится. Перекрестится — поклонится. Перекрестится — поклонится. И тонкими пальцами касается лба.

Я смотрел, что она стоит босиком голыми ногами на снегу…У меня было какое-то оцепенение. Я стоял ни живой ни мертвый.

Я начал пятиться назад к могиле сына…

И в это время она медленно-медленно исчезла… Вот и всё…

Думаю, может, это у меня крыша едет. Вроде трезвый, ничего на Новый год не пил. Чувствую, что у меня футболка мокрая.

Думаю, может, это у меня глюк какой-то. Посмотрел вокруг — никого не было. Подошел к месту, на котором стояла женщина в белом, и увидел на снегу следы босых ног. Снежок за ночь как раз накрапал. Следы растаяли до асфальта. То есть она только-только ушла. Я встал на колени и потрогал их руками. На асфальте промокло. Для этого нужно было долго тут стоять. Я удивился только, почему было три следа? Может быть, она переминалась. Но никаких следов ни вперед, ни назад больше не было. Как подошла сюда эта женщина и как она ушла, я не мог понять.

На всякий случай обошел вокруг храм, потом прошел метров пятьдесят вперед, посмотрел дорожки. Но в это время на кладбище никаких следов вообще нигде не было, кроме моих собственных.

Только потом я пошел в храм. В это время в храме была служба.

В свечной лавке в этот день была моя хорошая знакомая свечница. Я подошел, а она посмотрела на меня и спрашивает: «Александр, у вас что-то случилось? У вас что-то с глазами… » Я не то чтобы перепугался, но был какой-то сам не свой. Говорю ей: «Вы можете выйти из храма, я вам кое-что покажу?.. » Я вышел, показал ей следы на снегу и рассказал, что со мною было.

Только в этот момент я догадался сделать фотографию этих следов.

Я был глубоко тронут этим искренним и взволнованным рассказом Александра. Я зримо представил всё, что он рассказал.

И только спросил, почему Александр решил, что это была именно блаженная Матрона Босоножка.

Он ответил, что об этом тогда вообще не думал, кто она. Дома рассказал дочери Лизе: «Представляешь, видел женщину… » Показал фотографию следов. «Папа, — говорит, — это Ксения Петербургская». — «Лиза, — говорю ей, — Ксения не ходила в белых одеждах… Я, наверное, пятнадцать икон Блаженной Ксении написал. Это точно не Ксения».

На другой день Александр ездил в часовню Скорбящей Богоматери на могилку блаженной Матроны Босоножки. Во время молитвы, глядя на ее фотографию на кресте, он вдруг понял, что это была именно она — блаженная Матрона. Он очень хорошо знает и любит это место, приезжает помолиться сюда. C детьми, с Лизой и Колей, не раз бывал здесь на Крещение.

«Как только я узнал Матронушку, тут же позвонил оттуда жене: «Натуля, это та самая женщина. Это была она — Матрона Босоножка!»

В продолжение всего рассказа Александра у меня был внутренний вопрос: видения и откровения посылаются с каким-то смыслом как для самого человека, которому явлены, так и для других людей. Но во всем этом рассказе мне как раз и не хватало этого самого смысла. Зачем явилась эта женщина в белом, Матрона Босоножка, именно Александру?

Я тоже спросил его об этом, и он рассказал мне интересную историю, которая прояснила смысл видения.

Лет восемь или десять назад, сейчас даже точно не могу сказать, ко мне в храме святого Великомученика Георгия Победоносца на проспекте Славы подошла одна старушка и попросила меня написать икону блаженной Матроны Босоножки. Я работал тогда в мастерской Александро-Невской Лавры. Работы было много. А она ходит за мной: напишите мне икону Матроны Босоножки. Я ей говорю: «Как я вам напишу ее икону? Она же не канонизирована!» А она не отстает: «Нет, напишите, я вам деньги заплачу».

Она меня так сильно просила, дня три или четыре звонила: «Александр, напиши мне Матронушку Босоножку… »

Она мне кучу ее фотографий приносила. Я не выдержал и говорю ей: «Ну ладно, давайте я вам напишу ее, но без нимба».

А она стоит на своем: «Нет, — говорит, — надо с нимбом, только с нимбом. Она же святая!»

Я ей все-таки отказал: «Не могу с нимбом писать».

Она на меня сильно обиделась. А через какое-то время я узнал, что эта старушка умерла.

Потом я эту историю подзабыл. А сейчас вспомнил. Наверно, остался у меня должок перед блаженной Матронушкой, и она сама мне напомнила о нем.

Александр в конце разговора спросил: «Батюшка, только не могу понять, почему все-таки осталось три следа?» — «В чудесном видении всегда есть что-то необъяснимое. Могу только предположить, что богословски это может означать прославление Пресвятой Троицы, подобно трем рукам у Божией Матери «Троеручицы». Чисто практически третий след может свидетельствовать о том, что Матрона сделала один шаг по земле, а остальные были уже по небу».

В заключение могу только засвидетельствовать, что постарался как можно точнее передать рассказ иконописца Александра Большакова, ничего не прибавляя от себя.

Протоиерей Геннадий Беловолов, директор Музея-квартиры святого Иоанна Кронштадтского.

Материал взят: Тут