WilliamPr
Вырваться из клещей: везение и храбрость полковника Есина ( 5 фото )
В первые дни Великой Отечественной Красная армия попросту растерялась. Действовать приходилось в условиях теряющейся связи и противоречивых данных. Отступали — где метр за метром, вцепившись в родную землю, а где — с пугающей скоростью. Но и в этих условиях нашлись командиры, проявившие феноменальную силу духа. Одним из таких был удачливый полковник Пётр Есин.
«Или поляжем, или станем героями»
На четвёртый день войны стало очевидно, что она будет тяжёлой и кровавой. Особенно ясно это было 46-му танковому полку 84-й дивизии, расположенной в Литве, и лично полковнику Петру Есину, командовавшему этим полком.
Дивизия действовала как полагалось. Аккуратно, по-тихому развернулась и прикрыла город Каунас. Тихо — значит, тихо. Когда немецкая артиллерия начала работать по только что оставленным позициям, полковник хотел перекреститься, но вспомнил, что в бога не верит.
Школа жизни у Есина была хорошая. В восемнадцать лет попал в Красную армию и прошёл Гражданскую до конца. С тех пор и служил, став командиром танкового полка.
Пётр предпочёл списать успех на везение. Да что там на везение — на продуманный план руководства, который не мог дать огреха.
Бог, видимо, обиделся на полковника Есина, и везение закончилось.
Штаб корпуса перестал отвечать. Комдив Фоменко выехал в расположение 11-й армии и прибыл как раз к военному совещанию. Попросился к ним: мол, остались без связи, не знаем, что делать. Одиннадцатой армии, уже разорванной на куски, дивизия пригодилась: как раз в этот день пришёл приказ наркома обороны наступать на Каунас.
Как только дивизия начала движение к Каунасу, её местоположение тут же обнаружили. Впрочем, задача по обороне Каунаса была выполнена — что не помешало немецким частям обойти дивизию и занять город Ионаву.
Приказ штурмовать Ионаву без поддержки танков, одним мотострелковым полком, мягко говоря, «удивил» Есина.
— Как они себе это представляют? — злился он, возвращаясь с совещания. — Ничего, может, когда прижмёт, и нас бросят в ход.
Не бросили. Ионаву пытались штурмовать три раза, и атакующие раз за разом падали под артиллерийским огнём противника. Командир мотострелков Ивановский был отчаянным парнем — и в атаки каждый раз вёл лично, и везло ему, как заговорённому, а тех, кто испугался и попытался бежать, сам останавливал. Но результата не было. Мотострелки полегли под Ионавой, танки так и не бросили в ход.
Явился бледный начштаба дивизии полковник Терещенко.
— Всем отходить! — кричал он. — Отход за реку Вилия, иначе попадём в окружение. Противник заходит справа, не прорвёмся — нам хана.
— Без моих танков не прорвёмся, — сказал Есин.
— Чёрт с тобой, бери танки, прикрывай стрелков. Тут уже нечего беречь, выходить надо.
Проклятая река текла как раз через Ионаву. Есину предстояло добраться до моста и обеспечить выход танков и оставшейся пехоты.
Часть плана немецкого наступления на Литовскую ССР
— К вечеру начнем, — решил Пётр, глядя на чистое солнечное небо. — Не к ночи, а к вечеру. Часов в девять чтобы к мосту прорваться… Если повезёт.
Есин моргнул — он не спал уже несколько дней. Перед глазами тут же возникла давно помершая бабка, ехидно покрутившая дули внучку́, невзирая на его должность, а потом посерьёзневшая и перекрестившаяся.
— Зараза, — пробормотал Есин.
— Где? — встрепенулся адъютант.
— Это я так. Вот что, парень, запомни: мы сегодня-завтра или поляжем, или станем героями.
Есин подумал, что говорит книжными штампами. Но кроме штампов ничего не оставалось.
«Это конец, всем конец!»
Вопросов, кто возглавит атаку, не было. На первом танке ехал Пётр Есин — и это не обсуждалось.
Везло ему так, словно мёртвая бабка, казавшая кукиши, наворожила. Прорвался через артиллерийский огонь, целый вышел к мосту — танк не подбили, никого из экипажа не ранили.
Правда, когда Есин обнаружил, что у моста он стоит один, а другие танки задержались, промелькнула пакостная мыслишка — что конец, дескать, тут и придёт.
Есин её отбросил. Придёт и придёт. Война длилась четыре дня, а парней хороших полегло немерено. Даже если Петру было суждено стать одним из них — что ж, значит, такие дела. Главное — ребят из окружения вывести.
— Нам бы стрелковой поддержки, — тоскливо сказал связист. — Тогда, может, и продержимся.
Через мост переправлялась пехота. Пехотой, впрочем, её сложно было назвать: это были остатки разбитого воинского подразделения — ещё не пришедшие в себя молодые ребята, растерянные, оставшиеся без командования.
Есин открыл люк и высунулся наружу.
— Что за подразделение? — гаркнул он.
— 126-я стрелковая дивизия, — отрапортовал один из пехотинцев — молодой, лопоухий. Он немедленно встал столбиком, как суслик: на лице его отражалась надежда, что теперь-то всё станет ясно, если у них появится настоящий командир.
Есин выпрыгнул из танка.
— За мной, пехота! — гаркнул он. — Слушать мою команду! Пока за мост не переправляться. Это ясно? Занять позиции у моста, рассредоточиться, прикрывать товарищей.
— А чего нам их прикрывать? — взвизгнул голос, в котором слышались панические нотки. — Это конец, всем конец!
Пётр, не глядя, выстрелил поверх непокрытой русой головы.
— Потому что это приказ, ясно? Здесь занимаем позиции, — показывал он рукой, — здесь, здесь.
«Чудные дела, — подумалось Есину. — Уже сколько на танке гоняю — думал ли, что снова пехотой командовать буду, как в Гражданскую?»
Противник быстро сообразил, что танки скапливаются возле переправы, и начал прицельно бить по железным машинам. Ещё не все подошли, а два танка уже горело.
— Надо отходить, — хмуро признал Есин.
Бросать мост было жалко, но людей — ещё жальче.
46-й полк вернулся на исходные позиции.
— Товарищ полковник, — к Есину подбежал взмыленный и закопчённый начальник штаба Саша Зазимко. — Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Позвольте мне атаку возглавить. Если меня убьют, это ничего ещё, а если вас — всему полку конец.
— Разрешаю, — хмуро кивнул Есин.
Зазимко, который явно не ожидал, что так быстро получится уговорить полковника, всплеснул руками и бросился к своему танку.
Пётр Николаевич Есин
А Пётр был попросту зол на себя. Рванул вперёд, как мальчишка, растянул танковую колонну, других не подождал — вот и получай возвращение на исходные с потерями…
Мелькнула, правда, мысль… Мелькнула — и хотела убежать, как крыса, но Есин поймал её за хвост.
— Разведчика мне, — приказал он адъютанту. — Хорошего. Лучше нескольких.
Трое разведчиков нашлись как раз к тому времени, когда Есин забирался в танк.
— Поищите другие переправы, — хмуро приказал он. — Чувствую я, мы здесь можем и застрять.
Повезло, что он тогда об этом подумал. Вторая атака кончилась, как и первая — ничем. Зато из трёх разведчиков вернулся один, чтобы сообщить: ниже по течению есть другой мост через Ионаву.
Есин тут же обругал себя идиотом, что не вспомнил об этом раньше.
«И всё-таки это не везение»
При переправе бросали бронетехнику — было понятно: топлива нет и не предвидится. Железные чудовища, скопившиеся у моста, словно жалобно скулили вслед, как собаки, оставленные хозяином. Мотопехота тоже бросала машины, артиллеристы — орудия; главное было — спасти людей.
Немцы осматривают брошенный в районе Каунаса КВ-1, 1941 год
Долго, тяжело. Но — переправились.
Бой длился двенадцать часов — это Есин запомнил надолго. В девять вечера они двинулись к берегу проклятой Вилии, и в девять утра наконец закончили переправу.
— Повезло, — сказал Есин. И недовольно поморщился: оказалось, он это сказал вслух. Нет никакого везения — есть удачное планирование и командование.
Не видно было ни Фоменко, ни Терещенко. Зато остались танкисты Есина, и стрелки — теперь уже, видимо, тоже его. По крайней мере вот эти, из 126-й дивизии, кто выжил, теперь смотрели не так перепуганно, а вроде бы даже уверенно.
— А дальше, — сказал полковник, — будем выходить из окружения…
Дорога к своим оказалась долгой и трудной. Лесами, болотами — почти вслепую, наугад, лишь с примерным представлением, где могут быть свои.
К июлю удалось выйти с минимальными потерями среди личного состава полка.
Когда полковнику Есину вручили орден Красного Знамени за этот прорыв, ему снова показалось, что мёртвая бабка смеётся над ним.
«Нет, — подумал Есин. — Всё-таки это не везение».
Анна Долгарева
«Или поляжем, или станем героями»
На четвёртый день войны стало очевидно, что она будет тяжёлой и кровавой. Особенно ясно это было 46-му танковому полку 84-й дивизии, расположенной в Литве, и лично полковнику Петру Есину, командовавшему этим полком.
Дивизия действовала как полагалось. Аккуратно, по-тихому развернулась и прикрыла город Каунас. Тихо — значит, тихо. Когда немецкая артиллерия начала работать по только что оставленным позициям, полковник хотел перекреститься, но вспомнил, что в бога не верит.
Школа жизни у Есина была хорошая. В восемнадцать лет попал в Красную армию и прошёл Гражданскую до конца. С тех пор и служил, став командиром танкового полка.
Пётр предпочёл списать успех на везение. Да что там на везение — на продуманный план руководства, который не мог дать огреха.
Бог, видимо, обиделся на полковника Есина, и везение закончилось.
Штаб корпуса перестал отвечать. Комдив Фоменко выехал в расположение 11-й армии и прибыл как раз к военному совещанию. Попросился к ним: мол, остались без связи, не знаем, что делать. Одиннадцатой армии, уже разорванной на куски, дивизия пригодилась: как раз в этот день пришёл приказ наркома обороны наступать на Каунас.
Как только дивизия начала движение к Каунасу, её местоположение тут же обнаружили. Впрочем, задача по обороне Каунаса была выполнена — что не помешало немецким частям обойти дивизию и занять город Ионаву.
Приказ штурмовать Ионаву без поддержки танков, одним мотострелковым полком, мягко говоря, «удивил» Есина.
— Как они себе это представляют? — злился он, возвращаясь с совещания. — Ничего, может, когда прижмёт, и нас бросят в ход.
Не бросили. Ионаву пытались штурмовать три раза, и атакующие раз за разом падали под артиллерийским огнём противника. Командир мотострелков Ивановский был отчаянным парнем — и в атаки каждый раз вёл лично, и везло ему, как заговорённому, а тех, кто испугался и попытался бежать, сам останавливал. Но результата не было. Мотострелки полегли под Ионавой, танки так и не бросили в ход.
Явился бледный начштаба дивизии полковник Терещенко.
— Всем отходить! — кричал он. — Отход за реку Вилия, иначе попадём в окружение. Противник заходит справа, не прорвёмся — нам хана.
— Без моих танков не прорвёмся, — сказал Есин.
— Чёрт с тобой, бери танки, прикрывай стрелков. Тут уже нечего беречь, выходить надо.
Проклятая река текла как раз через Ионаву. Есину предстояло добраться до моста и обеспечить выход танков и оставшейся пехоты.
Часть плана немецкого наступления на Литовскую ССР
— К вечеру начнем, — решил Пётр, глядя на чистое солнечное небо. — Не к ночи, а к вечеру. Часов в девять чтобы к мосту прорваться… Если повезёт.
Есин моргнул — он не спал уже несколько дней. Перед глазами тут же возникла давно помершая бабка, ехидно покрутившая дули внучку́, невзирая на его должность, а потом посерьёзневшая и перекрестившаяся.
— Зараза, — пробормотал Есин.
— Где? — встрепенулся адъютант.
— Это я так. Вот что, парень, запомни: мы сегодня-завтра или поляжем, или станем героями.
Есин подумал, что говорит книжными штампами. Но кроме штампов ничего не оставалось.
«Это конец, всем конец!»
Вопросов, кто возглавит атаку, не было. На первом танке ехал Пётр Есин — и это не обсуждалось.
Везло ему так, словно мёртвая бабка, казавшая кукиши, наворожила. Прорвался через артиллерийский огонь, целый вышел к мосту — танк не подбили, никого из экипажа не ранили.
Правда, когда Есин обнаружил, что у моста он стоит один, а другие танки задержались, промелькнула пакостная мыслишка — что конец, дескать, тут и придёт.
Есин её отбросил. Придёт и придёт. Война длилась четыре дня, а парней хороших полегло немерено. Даже если Петру было суждено стать одним из них — что ж, значит, такие дела. Главное — ребят из окружения вывести.
— Нам бы стрелковой поддержки, — тоскливо сказал связист. — Тогда, может, и продержимся.
Через мост переправлялась пехота. Пехотой, впрочем, её сложно было назвать: это были остатки разбитого воинского подразделения — ещё не пришедшие в себя молодые ребята, растерянные, оставшиеся без командования.
Есин открыл люк и высунулся наружу.
— Что за подразделение? — гаркнул он.
— 126-я стрелковая дивизия, — отрапортовал один из пехотинцев — молодой, лопоухий. Он немедленно встал столбиком, как суслик: на лице его отражалась надежда, что теперь-то всё станет ясно, если у них появится настоящий командир.
Есин выпрыгнул из танка.
— За мной, пехота! — гаркнул он. — Слушать мою команду! Пока за мост не переправляться. Это ясно? Занять позиции у моста, рассредоточиться, прикрывать товарищей.
— А чего нам их прикрывать? — взвизгнул голос, в котором слышались панические нотки. — Это конец, всем конец!
Пётр, не глядя, выстрелил поверх непокрытой русой головы.
— Потому что это приказ, ясно? Здесь занимаем позиции, — показывал он рукой, — здесь, здесь.
«Чудные дела, — подумалось Есину. — Уже сколько на танке гоняю — думал ли, что снова пехотой командовать буду, как в Гражданскую?»
Противник быстро сообразил, что танки скапливаются возле переправы, и начал прицельно бить по железным машинам. Ещё не все подошли, а два танка уже горело.
— Надо отходить, — хмуро признал Есин.
Бросать мост было жалко, но людей — ещё жальче.
46-й полк вернулся на исходные позиции.
— Товарищ полковник, — к Есину подбежал взмыленный и закопчённый начальник штаба Саша Зазимко. — Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Позвольте мне атаку возглавить. Если меня убьют, это ничего ещё, а если вас — всему полку конец.
— Разрешаю, — хмуро кивнул Есин.
Зазимко, который явно не ожидал, что так быстро получится уговорить полковника, всплеснул руками и бросился к своему танку.
Пётр Николаевич Есин
А Пётр был попросту зол на себя. Рванул вперёд, как мальчишка, растянул танковую колонну, других не подождал — вот и получай возвращение на исходные с потерями…
Мелькнула, правда, мысль… Мелькнула — и хотела убежать, как крыса, но Есин поймал её за хвост.
— Разведчика мне, — приказал он адъютанту. — Хорошего. Лучше нескольких.
Трое разведчиков нашлись как раз к тому времени, когда Есин забирался в танк.
— Поищите другие переправы, — хмуро приказал он. — Чувствую я, мы здесь можем и застрять.
Повезло, что он тогда об этом подумал. Вторая атака кончилась, как и первая — ничем. Зато из трёх разведчиков вернулся один, чтобы сообщить: ниже по течению есть другой мост через Ионаву.
Есин тут же обругал себя идиотом, что не вспомнил об этом раньше.
«И всё-таки это не везение»
При переправе бросали бронетехнику — было понятно: топлива нет и не предвидится. Железные чудовища, скопившиеся у моста, словно жалобно скулили вслед, как собаки, оставленные хозяином. Мотопехота тоже бросала машины, артиллеристы — орудия; главное было — спасти людей.
Немцы осматривают брошенный в районе Каунаса КВ-1, 1941 год
Долго, тяжело. Но — переправились.
Бой длился двенадцать часов — это Есин запомнил надолго. В девять вечера они двинулись к берегу проклятой Вилии, и в девять утра наконец закончили переправу.
— Повезло, — сказал Есин. И недовольно поморщился: оказалось, он это сказал вслух. Нет никакого везения — есть удачное планирование и командование.
Не видно было ни Фоменко, ни Терещенко. Зато остались танкисты Есина, и стрелки — теперь уже, видимо, тоже его. По крайней мере вот эти, из 126-й дивизии, кто выжил, теперь смотрели не так перепуганно, а вроде бы даже уверенно.
— А дальше, — сказал полковник, — будем выходить из окружения…
Дорога к своим оказалась долгой и трудной. Лесами, болотами — почти вслепую, наугад, лишь с примерным представлением, где могут быть свои.
К июлю удалось выйти с минимальными потерями среди личного состава полка.
Когда полковнику Есину вручили орден Красного Знамени за этот прорыв, ему снова показалось, что мёртвая бабка смеётся над ним.
«Нет, — подумал Есин. — Всё-таки это не везение».
Анна Долгарева
Взято: Тут
557