Пара слов о классике русскоязычной литературы ( 3 фото )

Николай Гоголь-Яновский – безусловно украинский писатель, сделавший карьеру в Великороссии, но так и не преодолевший свою провинциальную малороссянскость. А преодолевать он её пытался честно, старательно до надрыва – на чём и надорвался, спятив окончательно задолго до так и не наступившей старости.




Как и положено страдающему комплексом неполноценности выходцу с окраин Империи, господин Яновский, любивший называть себя «Гоголем», имеет дырки в биографии. Например, в сентябре 1829 года он вдруг совершает поездку из строгого Петербурга в вольный город Любек, после чего, вернувшись в город на Неве, поступает на работу в секретную политическую полицию... Ну, и сразу же знакомится с такими литературными знаменитостями, как О. М. Сомов, барон Дельвиг, П. А. Плетнёв.

Что тут ценно? А то, что Орест Сомов, тоже выходец из Малороссии, но интеллектуал и потому чуждый самоощущению ущербности, был автором прекрасных повестей и рассказов из украинской жизни.

До знакомства с Сомовым Николай Гоголь писал раздирательные как-бы-переводы с немецкого – взвинченно-унылые повествования из германской жизни в духе плохо понятого романтизма. Но тут он понял, что столичному читателю требуются тексты с колоритом внтуриимперским – примерно такие, «Гайдамак» Сомова. С точки зрения развтия кульутры это было не просто капиризом моды, но насцущной необходимостью – Украину следовало включить в круг русской кульутры, как неотемлемую часть.

И вдохновенный Гоголь, отринув своих «гансов кюхельгартенов», взялся за живописание чернобривых одарок и смешных козаков в штанах шириной с Гирканское море. Расчёт был верен – «Вечера на хуторе близ Диканьки» стали литературной сенсацией. И заслужено!

Да. А теперь поговорим про «Страшную месть» Гоголя.

Похоже, что «Страшная месть» — самая ранняя повесть из написанных для «Вечеров на хуторе». Это тот период, когда Гоголь ещё не нашёл ни своего стиля ни свою тему. Ему уже было ясно, что в книжке должны действовать не суровые рыцари и бледные девы готических замков, а до слёз родные любители горилки и гопака. Но как они должны действовать? Это было не совсем понятно. В результате в «Страшной мести» в декорациях приднепровских хуторов разгрывается зловещее действо, более уместное где-нибудь среди пыльных равнин Каталонии или вообще в предгорьях Атласа.

Взвинченный ненатуральный стиль речи геров «Страшной мести» и отчасти самого повествователя – как всегда, повествователь у Гоголя, это тоже персонаж — попытка имитировать европейский романтизм. Но в «Страшной мести» это не серьёзное воспроизведение, а памфлетное. Гоголь пытается расправиться с романтизмом, ставшим ему ненавистным, и доводит черты стиля до гротеска, до карикатуры. Карикатура, впрочем, несмешная.

Колдун в этой повести, если судить по многочисленным намёкам, это учёный эпохи Ренессанса, какой-нибудь Джордано Бруно или Бэкон, получивший образование где-нибудь в Саламанке или в Пизе, бежавший от инквизиции в Турцию (Сулейман Великолепный охотно принимал таких беглецов), но ещё позже вынужденный бежать уже из Турции. «Черная вода», которую вместо горилки пьёт колдун — это, по всей видимости, кофе, которое в Турции пользовалось огромной популярностью (иногда пишут про кофе «он», в мужском роде, это остаток старой формы — «кофий», а правильно всё же средний род). То, что колдун желает совершить инцест и жениться на собственной дочери, это деталь, характерная для пафосных злодеев предромантической («Замок Отранто» Уолпола, романы Анны Радклиф и т.д.) и романтической (Байрон и т.д.) литературы — демонстративное нарушение нормы. Это как бы литературное клише для литературных злодеев той поры. Но и злодейство Гоголь доводит до пародии. Какая цель злодейств ужасного колдуна, так и остаётся непонятгным, к тому же его злодейство больше декларируется, чем описывается. На фоне своего антагониста, хорошего козака Данилы, демонический анонимный злодей выглядит... хм.. кротким.

Ибо главный положительный герой повести, Данило Бурульбаш, намного отвратительней колдуна. Это религиозный фанатик, непринуждённо сочетающий садизм всегда увереннного в своей правоте палача с поразительной алчностью. Собственно, в «Страшной мести» нет ни одного персонажа, который вызывал бы хотя бы тень симпатии. Несчастную Катерину, жертву сюжетной интриги, жалко, но не очень, потому что это картонная фигурка, вообще не имеющая характера.

Повесть почёркнуто дисгармонична, её композиция сдвинута, в сюжете полно дыр, действия персонажей не мотивированы никак, но именно этот клубящий хаос делает «Страшную месть» шедевром. Сочиняя приключения марионеток, движимых сверхчеловеческими существами по шахматной доске судеб, превращая – просто ради минутного эффекта – круглую Землю в плоскость, Гоголь единственный раз за всё своё творчество вышел на уровень метафизики и описал Господа Бога неотличимым от Дьявола. Это был сильный ход.

Позже Николай Гоголь-Яновский попытался ещё раз вернуться к истерико-романтическому стилю и создать нечто столь же взвинченное и кроваво-жуткое, но уже без мистики, и написал «Тараса Бульбу». Однако наворотил там кучу ошибок, неприемлемых для статусного имперского писателя, и пришлось «Тараса» переписывать — делать своих жестоких и аморальных героев человечнее и чуть-чуть гуманнее, вместо «Украина» везде писать «Малороссия», называть украинцев «русскими» и так далее.

А «Страшая месть» осталась в изначальном варианте.