Шведский стул ( 1 фото )
- 14.01.2020
- 8 496
- продолжаю цикл "дипломатических зарисовок" (прошлая часть лежит тут). Сегодня мы должны были наконец-то подойти к Семилетней войне, но у текстов своя логика, а я никуда не спешу, так что мы просто поговорим о шведской внешней политике накануне Северной войны.
Итак, покуда Франция расплачивалась за недальновидность внешней политики своего монарха, на востоке происходили не менее драматические события: крах шведского великодержавия, явственное начало упадка польско-литовского государства и возвышение России, превратившейся по итогам войны в великую державу. Не удивительно, что вокруг этой войны, приобретшей впоследствии особое значение благодаря дальнейшему росту могущества Российской империи, создавалось и создается большое количество мифов.
С одной стороны, принято считать, что Швеция, фактически являясь стороной обороняющейся, благодаря своей превосходной армии и военному гению Карла XII, действовала наступательно, благодаря чему победа над ней была достигнута лишь за счет чудовищного истощения России и не менее жестокого опустошения польско-литовских земель. С другой - что гению Карла был противопоставлен еще более великий гений Петра Первого, а непобедимые прежде шведские вооруженные силы нашли себе на польских и украинских полях, среди финских шхер и на Балтийском море превосходящего их во всем противника.
И действительно, кажется, что на этот раз шведская монархия не подавала своим противникам ни малейшего повода к началу войны, а между тем и Дания, польско-литовское государство с саксонским курфюрстом на троне, и Россия заранее готовились разделить ее владения в Северной Европе, направляя свою дипломатию на формирование военного союза со вполне очевидными целями. Если это не агрессия, то, что же еще?
Однако, картина становится куда менее однозначной, если вспомнить о том, каким образом возникло это самое шведское великодержавие. Долгое время считаясь, да и фактически являясь, одной из наиболее глухих областей Скандинавии, Швеция то надолго оказывалась в зависимости от датских королей германской династии Ольденбургов, то восставала против них, но всегда оставалась в тени Дании. К началу 16 века ситуация изменилась, и шведы начали вполне самостоятельное плавание.
Им сразу же повезло - кровавая и неумелая внешняя политика Ивана "Ужасного" не только разрушила буферную державу ливонских рыцарей и подвела поляков и литовцев к созданию общего государства, но и позволила шведам вмешаться в продолжавшийся десятилетиями конфликт. Так была получена Эстляндия с Ревелем, к которому позже добавилась и Рига. Шведы попытались использовать и возможности предоставляемые российской Смутой, но особенных успехов не добились.
Зато начавшаяся в 1618 году Тридцатилетняя война (вошедшее в историю название которой ее участникам, к их счастью, было тогда неведомо) стала для них настоящим подарком небес: Священная Римская империя не просто раскололась на два лагеря, она еще - копьями и мушкетами имперской армии - сокрушила датское могущество, надолго выведя ненавистного противника из игры. Дело было "за малым" - и французские деньги не заставили себя ждать. Вступив в войну на стороне протестантских земель, Швеция продемонстрировала возможности своей "свежей" еще армии - возможности, которые и тогда, и после чрезмерно преувеличивались.
И в самом деле, ничего большего, нежели ряд успехов - сперва весьма значительных, но затем все менее выдающихся - достигнутых против утомленных войной имперских войск шведы в военном отношении не добились. Их первоначальные победы были тем более ожидаемы, что против шведского короля, выступавшего по отношению к протестантским германским правителям и собственным войскам в качестве монарха, выступили войска Католической лиги и императора, лишившегося в этот момент наиболее выдающегося своего командира.
О том, что Валленштайн превосходил Густава-Адольфа во всем, кроме, быть может, эффекта, оказываемого на войска личным присутствием полководца на поле боя, нечего и говорить, равно как и о том, что "непобедимое" шведское войско потерпело полное крушение в битве при Нердлингене, случившейся всего через два года после триумфального вступления Швеции в войну. Но благоприятного исхода - для Швеции, разумеется - этой войны это поражение изменить не могло по той простой причине, что исход ее определялся вовсе не в Стокгольме и совсем не действиями шведской армии, к концу войны в значительной степени состоявшей из немецких солдат.
Напротив, разгром шведов сделал положение имперских сил куда более тяжелым - он вынудил французов официально вступить в войну, что окончательно закрывало вопрос о какой-либо победе Габсбургов. "В благодарность" (то есть исходя из политической целесообразности) за неплохо сыгранную шведами роль - роль тарана, прервавшего череду побед имперских войск и подарившего Ришелье еще несколько лет для подготовки - французы постарались закрепить самим ходом событий сформировавшееся преобладание Стокгольма на севере империи (а стало быть, и в Северной Европе) - добиться этого было не трудно, ибо северогерманские государства были чрезвычайно ослабленными своей "победой" в Тридцатилетней войне.
Дальнейшее зависело уже от самих шведов. Они могли бы принять на себя непосредственную ответственность за "протестантские свободы" в империи и пойти по пути, избранному впоследствии бранденбургско-прусским государством. Однако этот вариант представляется чрезвычайно умозрительным, а потому почти невозможным на практике. Мечты о протестантской федерации между Швецией и Северной Германией были достаточно распространенными в начале шведского похода , но даже если бы немыслимым сочетанием везения удалось бы добиться и быстрой победы над императором, и создания "федерации", и возглавления ее монархом выдающихся способностей (то есть, далеко превосходящим в этом Густава-Адольфа II), то все равно этот союз был бы обречен на разрушение в самом ближайшем времени.
Швеция, волею сложившихся обстоятельств, поставленная во главе такой унии, не согласилась бы на меньшую роль, тогда как в действительности ее положение определялось вовсе не собственной силой, а временным бессилием других: вынужденных противостоять французам и османам Габсбургов, не слишком удачно сражавшихся с украинскими казаками и царскими войсками поляков, все еще не оправившихся от разгрома в двадцатых годах датчан, а главное - разоренных войной северогерманских государств. Наконец, на стороне шведов выступали французы, но эта поддержка никак не могла бы изменить того факта, что даже небольшая часть Германии была сильнее всей Швеции. Момент, когда оправившееся от Тридцатилетней войны северогерманские правители потребовали бы привести формальное положение вещей к фактическому, был лишь вопросом времени - и не очень отдаленного, как показали дальнейшие события.
Проведение некоей "идеальной линии" потребовало бы от Швеции и высочайшего уровня политического искусства, и определенного самоотречения, а между тем ничего в ее истории и тогдашнем внутреннем устройство не говорило о том, что шведы были готовы сделать хотя бы один реальный шаг в этом направлении. Кальмарская уния, заключенная при многократно более благоприятных условиях, разрушилась именно из-за их нежелания признавать ведущее положение Дании и экономическое соперничество с германской Ганзой - настолько неуступчивые прежде, теперь шведы тем более были полны решимости утвердить собственное превосходство в регионе, самонадеянно полагая, что предельно благоприятная для них конъюнктура будет оставаться таковой и впредь.
Нет, пожалуй, даже "попаданец" не сумел бы изменить прошлого. Тем более это можно смело утверждать, что он в указанный период у Швеции был - точнее была. Королева Кристина, дочь и наследница Густава-Адольфа, могла представляться идеальным кандидатом на роль правительницы предполагаемой федерации: прекрасно образованная, она знала множество языков и казалось совершенно лишенной протестантского фанатизма (что и подтвердилось позже ее переходом в католичество). Исходя из поставленного нами вопроса - совершенно не важно, была ли она в действительности "переоцененной" или "недооцененной" личностью - взгляды на это совершенно разнятся - а, быть может, и даже не вполне психически здоровой. Важно другое - шведская монархия не приняла ее и на трон вступил воинственный представитель германской династии Пфальц-Цвайбрюкенов.
Карл X Густав куда как лучше подходил для той политики, к которой "естественным образом" устремились шведы: вместо того чтобы защищать овчарню - решили с нее кормиться. Не говоря уже об "идеальной политике", была отставлена даже "средняя линия", еще вполне возможная - избрав в союзники Бранденбург, обратить свое оружие против датчан или поляков. Или же - с куда меньшей вероятностью и перспективами, но все же - договорившись с Копенгагеном, броситься на немцев или все тех же поляков с московитами. В конечном счете, шведы попытались выиграть на всех досках одновременно и в течении следующих десяти лет Стокгольм непрерывно воевал со всеми своими соседями.
Сперва шведам сопутствовал относительных успех: в первую очередь потому, что им удалось на время заручиться поддержкой Бранденбурга. Летом 1656 г. был подписан союзный договор - Берлин и Стокгольм объединялись, а в июле того же года под Варшавой шведско-немецкое войско дало бой войскам Республики. Перед сражением польский король хвастался французскому послу, что отдаст шведов татарам на завтрак, а курфюрста упрячет в такую нору что он ни солнца, ни луны у меня больше не увидит. И действительно, против 18 т. солдат шведско-немецкой армии выступило около 40 т. (а может и больше) поляков, литовцев и татар. Однако, итогом трехдневной битвы стал союзный парад в Варшаве и ... ничего существенного. Малочисленная шведская армия не могла использовать победы, ввиду нереалистичности главной задачи полного разгрома поляков, а потому уже к концу 1656 г. ситуация для Карла опять ухудшилась.
Это было неизбежно, ибо, как мы уже уяснили, в Стокгольме не отдавали себе отчета в том, насколько хрупок доставшийся им перевес в Северной Европе. Шведы самонадеянно полагали, что, взяв его войско в поход, оказывают бранденбургскому курфюрсту Фридриху Вильгельму I, великую честь, да и вообще рассматривали крупнейшее протестантское государство империи не более чем, как тыловое пространство для своей армии. Шведское "государство войны" не могло представить себе самой возможности независимой от них политики Бранденбурга, о чем Карл недвусмысленно заявил французам: слишком мало денег, и, боюсь, мне придется долго воевать; поэтому мне было бы неприятно иметь этого курфюрста своим другом; ведь я собираюсь использовать его земли под квартиры для моих солдат. Это звучало прагматично, но лишь наружно, а между тем, только благодаря действиям небольшой, но весьма эффективной бранденбургской армии, Карл X удалось победить у польской столицы.
Умножая число врагов, Карл рассорился не только с немцами, но и с Москвой, воюющей в это время с теми же поляками - распотрошив Польшу, но не добившись ничего, он вынужден был броситься на датчан... и потерпеть неудачу. Голландский флот пришел на помощь Дании, а пока шведы осаждали Копенгаген, курфюрст собрал 15 т. своих, 8 т. имперских и 3 т. польских солдат, с коими и двинулся в Шлезвиг-Гольштинию и Ютландию, на помощь датчанам. Карл, искренне не ожидавший от презираемого им Фридриха такой гнусности, провалил осаду, потерпев несколько чувствительных неудач. Разошедшиеся австрийцы потащили бранденбургцев отвоевывать всю Померанию, что и было предпринято в 1658 г., после чего шведы удерживали там лишь несколько пунктов, включая Штеттин. Положение оказалось безвыходным и шведское могущество должно было рухнуть на шестьдесят лет раньше, чем это случилось в действительности, но тут в дело вмешались силы куда более значительные.
Обнаружив что ее союзнику терпит крах, Франция, как раз освободившаяся от испанской войны Пиренейским миром 1659 г. стала угрожать Нидерландам, Империи и Бранденбургу вторжением, требуя прекратить войну с находившийся уже на пределе сил Швецией. Заключение мира в начале 1660 г. спасло Стокгольм от полного разгрома и даже заставило поляков официально признать шведские владения в Прибалтике, но в остальном это было более чем разочаровывающим итогом недолгой эпохи Карла Х, начинавшего свои походы в качестве "северного Александра" и заведшего страну в тупик. В тот же год он умер, подведя черту под десятилетием шведского доминирования в Северной Европе.
Его наследник оказался куда более пригодным к реальному положению, занимаемому Швецие - в первую очередь потому, что Карл XI не считал себя великим полководцем, зато с немалым успехом отдавался внутренним реформам. Однако, время было упущено - сохранив благодаря французам остов так и не достроенного корабля шведской великодержавности, новый король был обречен расплачиваться за долги старого. В то время, как король оставался еще ребенком, Швеции пришлось вести новые войны - на этот раз не столько ради надежд завоевать что-либо, сколько для удержания статуса кво.
Разумеется, эти войны не принесли ей счастья - в семидесятые годы датский флот под руководством Нильса Юэля (одно из самых выдающихся флотоводцев столетия) наголову разбил шведов на море, тогда как на суше им предстояло скрестить шпаги с Бранденбургом. В 1675 г., воспользовавшись тем, что армия Фридриха воевала с французами на Рейне, отстаивая там границы империи, шведы без объявления войны вторглись в курфюршество. Слабая внешняя политика определяла такую же бессильную стратегию, способную лишь вероломство, не имевшее за собой осмысленных целей. Не знали толком, что им делать, шведы, расположившись на квартирах и не будучи уверенными в конечной победе своих французских хозяев, ожидали развития событий.
Поэтому вовсе не удивительно, что пройдя форсированным маршем за 20 дней 400 км, возвратившаяся армия бранденбуржцев буквально ошеломила своего противника: собирались-то устроить что-то вроде грандиозного набега, а не воевать по-настоящему.
Ключевой мост на Хафеле был захвачен в ходе лихой диверсии: переодетые шведами немцы инспирировали вылазку крепостного гарнизона, попавшего в засаду и сдавшегося. Путь был свободен.
Этот блиц поверг "непобедимых" шведов в панику, их армия буквально побежала из страны. Через три дня после прибытия в Бранденбург армии курфюрста произошло сражение при Фербеллине: отступающая армия была наголову разбита кавалерией курфюрста. На поле боя шведы оставили половину орудий, треть своей двенадцатитысячной армии и военный престиж. Немцы потеряли 500 человек и это была не просто победа, а разгром: войско скандинавов развалилось. В следующем месяце от 20 т. группировки оставалось уже меньше половины.
Торжествующий Фридрих издал брошюру, заклеймив французов и шведов как главных врагов империи - разгром при Фербеллине повлек объявление шведам общеимперской войны, к которой сразу же подключилась Дания. В первый день нового 1678 г. столица Померании Штеттин была взята войсками курфюрста - и казалось, что дела идут превосходно. Но тут начала разваливаться большая антифранцузская коалиция - из войны вышли голландцы и испанцы и Париж вновь мог вступиться за Швецию. Несмотря на то, что в 1679 г. еще одна шведская армия, вторгшаяся было в герцогство Пруссию, была буквально полностью уничтожена немцами и холодами, благодаря французам Стокгольму все же удалось сравнительно благополучно выпутаться из этой войны. Потеряв часть владений в Северной Германии, Швеция все же получила обратно Штеттин, а Париж выплатил курфюрсту изрядную сумму - фактически, это была контрибуция за проигранную шведами войну.
Мир с Данией был тоже был заключен на пристойных условиях, фактически означавших возвращение в год смерти Карла X, когда военный престиж Швеции еще находился на достаточно высоком уровне. Этого удалось добиться во многом благодаря нескольким победам на суше, однако главным фактором оставалось все же вмешательство Франции. Такое положение вещей обещало шведам не особенно счастливую будущность - что случится, если в какой-то момент французы не захотят или не смогут оказать Стокгольму помощь? Швеции - и вполне заслуженно (во всех смыслах) - не приходилось рассчитывать не то, что на поддержку кого-либо из своих соседей, но даже и на сколько-нибудь благоприятный нейтралитет.
И тут мы вновь обращаемся к событиям накануне осады Нарвы и Риги - теперь, как кажется, агрессия против Швеции уже не выглядит такой уж неожиданной и необоснованной? Неуклюжесть царской дипломатии немало повредила репутации союзников, но в остальном... на что, собственно говоря, шведы вообще могли рассчитывать? И где же их "непобедимость" на суше и на море?
...
Продолжение следует.
Итак, покуда Франция расплачивалась за недальновидность внешней политики своего монарха, на востоке происходили не менее драматические события: крах шведского великодержавия, явственное начало упадка польско-литовского государства и возвышение России, превратившейся по итогам войны в великую державу. Не удивительно, что вокруг этой войны, приобретшей впоследствии особое значение благодаря дальнейшему росту могущества Российской империи, создавалось и создается большое количество мифов.
С одной стороны, принято считать, что Швеция, фактически являясь стороной обороняющейся, благодаря своей превосходной армии и военному гению Карла XII, действовала наступательно, благодаря чему победа над ней была достигнута лишь за счет чудовищного истощения России и не менее жестокого опустошения польско-литовских земель. С другой - что гению Карла был противопоставлен еще более великий гений Петра Первого, а непобедимые прежде шведские вооруженные силы нашли себе на польских и украинских полях, среди финских шхер и на Балтийском море превосходящего их во всем противника.
И действительно, кажется, что на этот раз шведская монархия не подавала своим противникам ни малейшего повода к началу войны, а между тем и Дания, польско-литовское государство с саксонским курфюрстом на троне, и Россия заранее готовились разделить ее владения в Северной Европе, направляя свою дипломатию на формирование военного союза со вполне очевидными целями. Если это не агрессия, то, что же еще?
Однако, картина становится куда менее однозначной, если вспомнить о том, каким образом возникло это самое шведское великодержавие. Долгое время считаясь, да и фактически являясь, одной из наиболее глухих областей Скандинавии, Швеция то надолго оказывалась в зависимости от датских королей германской династии Ольденбургов, то восставала против них, но всегда оставалась в тени Дании. К началу 16 века ситуация изменилась, и шведы начали вполне самостоятельное плавание.
Им сразу же повезло - кровавая и неумелая внешняя политика Ивана "Ужасного" не только разрушила буферную державу ливонских рыцарей и подвела поляков и литовцев к созданию общего государства, но и позволила шведам вмешаться в продолжавшийся десятилетиями конфликт. Так была получена Эстляндия с Ревелем, к которому позже добавилась и Рига. Шведы попытались использовать и возможности предоставляемые российской Смутой, но особенных успехов не добились.
Зато начавшаяся в 1618 году Тридцатилетняя война (вошедшее в историю название которой ее участникам, к их счастью, было тогда неведомо) стала для них настоящим подарком небес: Священная Римская империя не просто раскололась на два лагеря, она еще - копьями и мушкетами имперской армии - сокрушила датское могущество, надолго выведя ненавистного противника из игры. Дело было "за малым" - и французские деньги не заставили себя ждать. Вступив в войну на стороне протестантских земель, Швеция продемонстрировала возможности своей "свежей" еще армии - возможности, которые и тогда, и после чрезмерно преувеличивались.
И в самом деле, ничего большего, нежели ряд успехов - сперва весьма значительных, но затем все менее выдающихся - достигнутых против утомленных войной имперских войск шведы в военном отношении не добились. Их первоначальные победы были тем более ожидаемы, что против шведского короля, выступавшего по отношению к протестантским германским правителям и собственным войскам в качестве монарха, выступили войска Католической лиги и императора, лишившегося в этот момент наиболее выдающегося своего командира.
О том, что Валленштайн превосходил Густава-Адольфа во всем, кроме, быть может, эффекта, оказываемого на войска личным присутствием полководца на поле боя, нечего и говорить, равно как и о том, что "непобедимое" шведское войско потерпело полное крушение в битве при Нердлингене, случившейся всего через два года после триумфального вступления Швеции в войну. Но благоприятного исхода - для Швеции, разумеется - этой войны это поражение изменить не могло по той простой причине, что исход ее определялся вовсе не в Стокгольме и совсем не действиями шведской армии, к концу войны в значительной степени состоявшей из немецких солдат.
Напротив, разгром шведов сделал положение имперских сил куда более тяжелым - он вынудил французов официально вступить в войну, что окончательно закрывало вопрос о какой-либо победе Габсбургов. "В благодарность" (то есть исходя из политической целесообразности) за неплохо сыгранную шведами роль - роль тарана, прервавшего череду побед имперских войск и подарившего Ришелье еще несколько лет для подготовки - французы постарались закрепить самим ходом событий сформировавшееся преобладание Стокгольма на севере империи (а стало быть, и в Северной Европе) - добиться этого было не трудно, ибо северогерманские государства были чрезвычайно ослабленными своей "победой" в Тридцатилетней войне.
Дальнейшее зависело уже от самих шведов. Они могли бы принять на себя непосредственную ответственность за "протестантские свободы" в империи и пойти по пути, избранному впоследствии бранденбургско-прусским государством. Однако этот вариант представляется чрезвычайно умозрительным, а потому почти невозможным на практике. Мечты о протестантской федерации между Швецией и Северной Германией были достаточно распространенными в начале шведского похода , но даже если бы немыслимым сочетанием везения удалось бы добиться и быстрой победы над императором, и создания "федерации", и возглавления ее монархом выдающихся способностей (то есть, далеко превосходящим в этом Густава-Адольфа II), то все равно этот союз был бы обречен на разрушение в самом ближайшем времени.
Швеция, волею сложившихся обстоятельств, поставленная во главе такой унии, не согласилась бы на меньшую роль, тогда как в действительности ее положение определялось вовсе не собственной силой, а временным бессилием других: вынужденных противостоять французам и османам Габсбургов, не слишком удачно сражавшихся с украинскими казаками и царскими войсками поляков, все еще не оправившихся от разгрома в двадцатых годах датчан, а главное - разоренных войной северогерманских государств. Наконец, на стороне шведов выступали французы, но эта поддержка никак не могла бы изменить того факта, что даже небольшая часть Германии была сильнее всей Швеции. Момент, когда оправившееся от Тридцатилетней войны северогерманские правители потребовали бы привести формальное положение вещей к фактическому, был лишь вопросом времени - и не очень отдаленного, как показали дальнейшие события.
Проведение некоей "идеальной линии" потребовало бы от Швеции и высочайшего уровня политического искусства, и определенного самоотречения, а между тем ничего в ее истории и тогдашнем внутреннем устройство не говорило о том, что шведы были готовы сделать хотя бы один реальный шаг в этом направлении. Кальмарская уния, заключенная при многократно более благоприятных условиях, разрушилась именно из-за их нежелания признавать ведущее положение Дании и экономическое соперничество с германской Ганзой - настолько неуступчивые прежде, теперь шведы тем более были полны решимости утвердить собственное превосходство в регионе, самонадеянно полагая, что предельно благоприятная для них конъюнктура будет оставаться таковой и впредь.
Нет, пожалуй, даже "попаданец" не сумел бы изменить прошлого. Тем более это можно смело утверждать, что он в указанный период у Швеции был - точнее была. Королева Кристина, дочь и наследница Густава-Адольфа, могла представляться идеальным кандидатом на роль правительницы предполагаемой федерации: прекрасно образованная, она знала множество языков и казалось совершенно лишенной протестантского фанатизма (что и подтвердилось позже ее переходом в католичество). Исходя из поставленного нами вопроса - совершенно не важно, была ли она в действительности "переоцененной" или "недооцененной" личностью - взгляды на это совершенно разнятся - а, быть может, и даже не вполне психически здоровой. Важно другое - шведская монархия не приняла ее и на трон вступил воинственный представитель германской династии Пфальц-Цвайбрюкенов.
Карл X Густав куда как лучше подходил для той политики, к которой "естественным образом" устремились шведы: вместо того чтобы защищать овчарню - решили с нее кормиться. Не говоря уже об "идеальной политике", была отставлена даже "средняя линия", еще вполне возможная - избрав в союзники Бранденбург, обратить свое оружие против датчан или поляков. Или же - с куда меньшей вероятностью и перспективами, но все же - договорившись с Копенгагеном, броситься на немцев или все тех же поляков с московитами. В конечном счете, шведы попытались выиграть на всех досках одновременно и в течении следующих десяти лет Стокгольм непрерывно воевал со всеми своими соседями.
Сперва шведам сопутствовал относительных успех: в первую очередь потому, что им удалось на время заручиться поддержкой Бранденбурга. Летом 1656 г. был подписан союзный договор - Берлин и Стокгольм объединялись, а в июле того же года под Варшавой шведско-немецкое войско дало бой войскам Республики. Перед сражением польский король хвастался французскому послу, что отдаст шведов татарам на завтрак, а курфюрста упрячет в такую нору что он ни солнца, ни луны у меня больше не увидит. И действительно, против 18 т. солдат шведско-немецкой армии выступило около 40 т. (а может и больше) поляков, литовцев и татар. Однако, итогом трехдневной битвы стал союзный парад в Варшаве и ... ничего существенного. Малочисленная шведская армия не могла использовать победы, ввиду нереалистичности главной задачи полного разгрома поляков, а потому уже к концу 1656 г. ситуация для Карла опять ухудшилась.
Это было неизбежно, ибо, как мы уже уяснили, в Стокгольме не отдавали себе отчета в том, насколько хрупок доставшийся им перевес в Северной Европе. Шведы самонадеянно полагали, что, взяв его войско в поход, оказывают бранденбургскому курфюрсту Фридриху Вильгельму I, великую честь, да и вообще рассматривали крупнейшее протестантское государство империи не более чем, как тыловое пространство для своей армии. Шведское "государство войны" не могло представить себе самой возможности независимой от них политики Бранденбурга, о чем Карл недвусмысленно заявил французам: слишком мало денег, и, боюсь, мне придется долго воевать; поэтому мне было бы неприятно иметь этого курфюрста своим другом; ведь я собираюсь использовать его земли под квартиры для моих солдат. Это звучало прагматично, но лишь наружно, а между тем, только благодаря действиям небольшой, но весьма эффективной бранденбургской армии, Карл X удалось победить у польской столицы.
Умножая число врагов, Карл рассорился не только с немцами, но и с Москвой, воюющей в это время с теми же поляками - распотрошив Польшу, но не добившись ничего, он вынужден был броситься на датчан... и потерпеть неудачу. Голландский флот пришел на помощь Дании, а пока шведы осаждали Копенгаген, курфюрст собрал 15 т. своих, 8 т. имперских и 3 т. польских солдат, с коими и двинулся в Шлезвиг-Гольштинию и Ютландию, на помощь датчанам. Карл, искренне не ожидавший от презираемого им Фридриха такой гнусности, провалил осаду, потерпев несколько чувствительных неудач. Разошедшиеся австрийцы потащили бранденбургцев отвоевывать всю Померанию, что и было предпринято в 1658 г., после чего шведы удерживали там лишь несколько пунктов, включая Штеттин. Положение оказалось безвыходным и шведское могущество должно было рухнуть на шестьдесят лет раньше, чем это случилось в действительности, но тут в дело вмешались силы куда более значительные.
Обнаружив что ее союзнику терпит крах, Франция, как раз освободившаяся от испанской войны Пиренейским миром 1659 г. стала угрожать Нидерландам, Империи и Бранденбургу вторжением, требуя прекратить войну с находившийся уже на пределе сил Швецией. Заключение мира в начале 1660 г. спасло Стокгольм от полного разгрома и даже заставило поляков официально признать шведские владения в Прибалтике, но в остальном это было более чем разочаровывающим итогом недолгой эпохи Карла Х, начинавшего свои походы в качестве "северного Александра" и заведшего страну в тупик. В тот же год он умер, подведя черту под десятилетием шведского доминирования в Северной Европе.
Его наследник оказался куда более пригодным к реальному положению, занимаемому Швецие - в первую очередь потому, что Карл XI не считал себя великим полководцем, зато с немалым успехом отдавался внутренним реформам. Однако, время было упущено - сохранив благодаря французам остов так и не достроенного корабля шведской великодержавности, новый король был обречен расплачиваться за долги старого. В то время, как король оставался еще ребенком, Швеции пришлось вести новые войны - на этот раз не столько ради надежд завоевать что-либо, сколько для удержания статуса кво.
Разумеется, эти войны не принесли ей счастья - в семидесятые годы датский флот под руководством Нильса Юэля (одно из самых выдающихся флотоводцев столетия) наголову разбил шведов на море, тогда как на суше им предстояло скрестить шпаги с Бранденбургом. В 1675 г., воспользовавшись тем, что армия Фридриха воевала с французами на Рейне, отстаивая там границы империи, шведы без объявления войны вторглись в курфюршество. Слабая внешняя политика определяла такую же бессильную стратегию, способную лишь вероломство, не имевшее за собой осмысленных целей. Не знали толком, что им делать, шведы, расположившись на квартирах и не будучи уверенными в конечной победе своих французских хозяев, ожидали развития событий.
Поэтому вовсе не удивительно, что пройдя форсированным маршем за 20 дней 400 км, возвратившаяся армия бранденбуржцев буквально ошеломила своего противника: собирались-то устроить что-то вроде грандиозного набега, а не воевать по-настоящему.
Ключевой мост на Хафеле был захвачен в ходе лихой диверсии: переодетые шведами немцы инспирировали вылазку крепостного гарнизона, попавшего в засаду и сдавшегося. Путь был свободен.
Этот блиц поверг "непобедимых" шведов в панику, их армия буквально побежала из страны. Через три дня после прибытия в Бранденбург армии курфюрста произошло сражение при Фербеллине: отступающая армия была наголову разбита кавалерией курфюрста. На поле боя шведы оставили половину орудий, треть своей двенадцатитысячной армии и военный престиж. Немцы потеряли 500 человек и это была не просто победа, а разгром: войско скандинавов развалилось. В следующем месяце от 20 т. группировки оставалось уже меньше половины.
Торжествующий Фридрих издал брошюру, заклеймив французов и шведов как главных врагов империи - разгром при Фербеллине повлек объявление шведам общеимперской войны, к которой сразу же подключилась Дания. В первый день нового 1678 г. столица Померании Штеттин была взята войсками курфюрста - и казалось, что дела идут превосходно. Но тут начала разваливаться большая антифранцузская коалиция - из войны вышли голландцы и испанцы и Париж вновь мог вступиться за Швецию. Несмотря на то, что в 1679 г. еще одна шведская армия, вторгшаяся было в герцогство Пруссию, была буквально полностью уничтожена немцами и холодами, благодаря французам Стокгольму все же удалось сравнительно благополучно выпутаться из этой войны. Потеряв часть владений в Северной Германии, Швеция все же получила обратно Штеттин, а Париж выплатил курфюрсту изрядную сумму - фактически, это была контрибуция за проигранную шведами войну.
Мир с Данией был тоже был заключен на пристойных условиях, фактически означавших возвращение в год смерти Карла X, когда военный престиж Швеции еще находился на достаточно высоком уровне. Этого удалось добиться во многом благодаря нескольким победам на суше, однако главным фактором оставалось все же вмешательство Франции. Такое положение вещей обещало шведам не особенно счастливую будущность - что случится, если в какой-то момент французы не захотят или не смогут оказать Стокгольму помощь? Швеции - и вполне заслуженно (во всех смыслах) - не приходилось рассчитывать не то, что на поддержку кого-либо из своих соседей, но даже и на сколько-нибудь благоприятный нейтралитет.
И тут мы вновь обращаемся к событиям накануне осады Нарвы и Риги - теперь, как кажется, агрессия против Швеции уже не выглядит такой уж неожиданной и необоснованной? Неуклюжесть царской дипломатии немало повредила репутации союзников, но в остальном... на что, собственно говоря, шведы вообще могли рассчитывать? И где же их "непобедимость" на суше и на море?
...
Продолжение следует.
Материал взят: Тут