Легализация отходов: краткая история мусора от древности до наших дней ( 10 фото )

Это интересно

Мусор — древнейший спутник цивилизации. Пора его изучить, понять и простить.

В последнее время мы много слышим про помойки, разбушевались они в этом сезоне: Балашиха, Волоколамск, Тула, Одинцово. Между тем помойки — верные и древние друзья человека, они не терпят невнимания, но того, кто отнесется к ним с любовью, всегда щедро одаривают царскими сокровищами.


Покажи мне свое помойное ведро, и я скажу, кто ты. Эта версия старого афоризма куда точнее оригинала: друзьями человек может обзаводиться самыми неожиданными (Цезарь вон с Брутом дружил, Христос — с Иудой), а вот мусор всегда будет бесстрастно фиксировать все нюансы твоей неповторимой биографии. Именно по мусору археологи и историки умеют воссоздавать реальность прошлого. Кносские дворцы и Помпеи — штука редкая, а вот бесчисленные помойки бережно хранят историю нашего вида с каменного века.

ПРАХ ВЕКОВ

Именно в кучах мусора мы находим затупившиеся или бракованные каменные орудия, остатки костей раскрывают нам рацион наших предков, а уж с изобретением керамики мусорные кучи совсем разговорились — благодаря рисункам и царапкам на горшках и тарелках. Все эти новгородские берестяные грамоты, олдувайские скребки и чернофигурные амфоры на черном бархате музеев — мусор, который наши предки не хуже нас умели копить и вышвыривать тачками на свалку.

Одна из древнейших свалок, известных нам по имени, — это Геенна. Да, та самая геенна огненная, про которую в Библии пишут: «Лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную». Так именовалась долина к югу от Иерусалима, куда традиционно свозили всякий бытовой хлам, а также туши павших животных и тела казненных преступников. Когда хлама становилась много и он благоухал совсем уж нестерпимо, все сжигалось. Так себе местечко, в общем. Поэтому евреи скоро стали называть словом «геенна» любое страшное и отвратительное место, и в Евангелии знаменитая свалка уже символизирует собой ад.

А рядом с Римом, например, один из крупнейших холмов — Тестаччо — имеет полностью мусорное происхождение. Когда-то сюда вывозили вообще все помойки Рима Древнего, но до наших дней тут дожили в основном осколки амфор, и археологи роются там, как счастливые дети в песочнице.

Ситуация с отходами в Риме нам известна довольно хорошо. Мы знаем, например, что император Веспасиан придумал брать деньги за посещение общественных туалетов, взамен гарантируя жителям бесперебойный вывоз содержимого отхожих мест за личный императорский счет.

Именно Веспасиану по этому случаю приписывается фраза «деньги не пахнут», и, возможно, он был одним из первых мусорных гениев в истории человечества. По крайней мере, мы не знаем, кого впервые осенила мысль: «До чего же выгодное дело — этот мусор!» Во-первых, можно обязать жителей платить за его вывоз. Во-вторых, всегда можно разжиться дотациями из местной казны, получив вознаграждение за очистку города. В-третьих, мусор можно перерабатывать и продавать. Какой еще товар может давать прибыль в три конца и в каком еще производстве будут платить за выдачу тебе ресурсов?

Мы знаем, что император делал с отходами: он складывал их горками, посыпал землей и травой, а через пару лет продавал земледельцам компостное удобрение. Также мы знаем, что уже в те времена большая часть мусора у латинян перерабатывалась: любое дерево сжигали в печах, кости шли на костную муку, моча — на дубильный промысел, по улицам бродили старьевщики, скупавшие металлы и битое стекло на переплавку. Вот битые амфоры, девать было некуда, поэтому и пришлось устроить Тестаччо.

Конечно, не только латиняне были такие умные. В Японии, например, никакого мусора гуманитарного происхождения не наблюдалось вообще: все бережно прибиралось и шло в ход, вплоть до истертых соломенных сандалий, которые, как утверждает средневековый японский писатель Ихара Сайкаку, можно было переплести заново или хотя бы надергать из них соломы и сплести веревочки на продажу. А в Китае хороший тон предписывал гостю после обильного угощения сходить облегчиться на огород хозяев — в уголок для компоста.

А вот в средневековой и особенно в ранней индустриальной Европе с мусором дело обстояло куда сложнее. Застройка центра и, как следствие, уничтожение городских огородов (они были основными потребителями местных органических отходов), а также расширение города и удаление пригородов привели к тому, что органический мусор собирать и компостировать стало невыгодно. Ведь пока ты три часа с благоуханной телегой по пробкам будешь тащиться, у тебя лошадь бензина — или что там еще лошади потребляют — сожжет больше, чем ты выручишь у крестьянина за свой чудесный груз удобрений. Поэтому канализационные стоки начали переполняться. Даже великолепнейший, полезнейший в удобрительном плане конский навоз уже валялся на улицах, не вызывая ажиотажа у добровольных мусорщиков. Отсюда все эти апокалиптические записки горожан XVI—XIX веков о том, что пусть и неизвестно, когда именно состоится конец света, но вот каким он будет, нет никаких сомнений: мы все тут утонем в дерьме!


Великий навозный кризис. Лондон, 1894 год

Когда принц Альберт, супруг королевы Виктории, в 1864 году лично открывал новую канализационную систему Лондона, ему истово рукоплескала вся местная общественность. Проблема была столь нешуточной, что никому и в голову не пришло шутить над предметом высочайшего попечения.

Однако весь прочий мусор в то же самое время продолжал оставаться большой ценностью. Например, у Диккенса в романе «Наш общий друг» подробно рассказывается о том, как сборщики мусора создавали огромные состояния и оставляли в наследство любимым детям насыпи пока еще не отсортированного мусора, которые превращались в прямом смысле слова в золотые горы.

Все тряпье шло на производство бумаги, металлы переплавлялись, из деревяшек прессовали брикеты для отопления и готовки. Стеклянные пузырьки мыли и развозили по фабрикам и аптекам. Из дохлых животных варили мыло, кости перемалывали и продавали для удобрения худосочных гераней в горшках. Дубильный промысел по-прежнему охотно принимал самую едкую и вонючую дрянь, необходимую для выделки шкур. Даже печную сажу собирали и делали из нее ваксу.


Последствия Великой мусорной забастовки. Нью-Йорк, 1968 год

Члены цеха мусорщиков в той же Великобритании не были слишком почтенными членами общества, но считались зажиточными — даже те, кто непосредственно орудовал вилами на помойках. За такое место еще требовалось посражаться — нужны были и связи, и знакомства. Тем не менее некий ароматный душок над благополучием мусорщиков витал. Хотя, конечно, ситуация была куда лучше, чем, например, в Индии, где мусорщики-чандала до сих пор являются одним из самых низших разрядов неприкасаемых. Хотя и в Индии это нечистое дело вполне доходно, особенно после того, как чандала открыли для себя забастовки. Кроме них-то в Индии никто к мусору не прикасается, опасаясь не только реального, но и ритуального загрязнения.

ТЛЕН СОВРЕМЕННОСТИ

Нам нравится представлять себе захламленные и заросшие грязью города несчастных обитателей Средневековья, потому что на этом воображаемом фоне наши улицы кажутся такими чистыми и сверкающими, что прямо чувствуешь общий прогресс человечества.

В реальности же, как ты, наверное, уже понял, грязюка на дорогах в Парижах, Лондонах и Прагах объяснялась не столько мусором, сколько проблемами с канализацией и недостатками дорожного покрытия или полным его отсутствием. Потому что реальные неприятности с мусором начались уже в XX веке. По двум основным причинам.

НЕВЕРОЯТНЫЙ РОСТ ПРОМЫШЛЕННЫХ МОЩНОСТЕЙ И ИНОЙ МЕТОД ПОТРЕБЛЕНИЯ

Никто не будет неделями кипятить футболку за семьдесят центов, пытаясь вернуть ей белый цвет в обмен на пятно от варенья. Все больше техники продается в такой комплектации, что прибор физически невозможно починить, работает он исключительно по принципу «умерла, так умерла». Никто не будет доедать засохший батон, даже если срезать с него заплесневевшую корочку, и даже бомж не возьмет у тебя рваные сапоги и дырявую шапочку – обидится. Так получилось, что вещей стало очень много и они доступны всем. И наивны те идеалисты, которые требуют немедленно прекратить «потреблятство» и зажить как наши славные предки, всю жизнь обходившиеся одним топором и одной парой наушников. Ведь увеличение потребления не только делает жизнь человека комфортнее — оно создает рабочие места, обеспечивает рост экономики, бизнеса и науки, так как в погоне за все более тонкими экранами и все более заманчивыми чипсами мимоходом совершаются и вполне глобальные прорывы. Отказаться от потребления мы можем одним способом — пережить какую-нибудь чуму и снова уйти если не в пещеры, то в избушки. То есть какая-то часть человечества может позволить себе поиграться в это, но только при условии, что все прочие будут исправно покупать по пятьдесят раз в год новые мыльницы с улучшенной конфигурацией и вертикальным взлетом.


Индийский чандал

ПЛАСТИК

Этот аналог древних амфор тоже плохо разлагается, вонюче и вредно горит, и хотя он подлежит переработке, но с большими купюрами. Если тонкий полиэтилен на солнце и воздухе распадется за несколько лет, то прикопанная под кустом бутылка ПВХ и валяющийся рядом корпус от мультиварки могут украшать пейзаж десятилетиями. При этом сократить производство пластика будет очень и очень непросто, так как он дешев, легок, пластичен. И вообще привычный нам уровень жизни мы имеем благодаря пластику. Например, сердясь на производителей, заматывающих любую шоколадку в двадцать пакетиков и пленочек, мы почему-то считаем, что производители делают это в погоне за выгодой. Нет, производители так пакуют товар, потому что у них такие санитарно-гигиенические предписания. Они спасают нас от пандемий дизентерии, гепатита А и бог знает чего еще, не позволяя переносчикам этой прелести щедро раздавать заразу в супермаркетах, когда они выбирают плохо помытыми руками самые красивые леденцы из ящиков и кашляют на булочки.

Поэтому мусорный шквал XX века человечество встретило слегка не подготовленным: уж слишком быстро все развернулось, в то время как прибыльность мусорного промысла резко пошла на спад, поскольку, повторим, вещи стали очень и очень дешевыми, а ручной труд, наоборот, вздорожал. Покупать в лавке моток отстиранной веревки и почти целую шляпку с прикрытой вишенкой дырой желающих стало очень мало. Тем более что моток отстиранной веревки с учетом трудозатрат стал стоить в три раза больше новой.

Поэтому спешным образом стали применять еврейские и римские способы работы с мусором. Во-первых, сжигать, что сжигается. Во-вторых, закапывать то, что закапывается, благо при наличии экскаваторов и грузовиков копать глубокие карьеры стало куда проще.

СВОЛОЧНОЙ СВАЛОЧНЫЙ

Тот самый газ, выбросы которого сводят с ума жителей провонявшего Волоколамска и подобных несчастных селений, вообще-то крайне ценный ресурс.


Свалочный газ, или биогаз, — смесь метана с углекислым газом, образующаяся в результате работы бактерий в гниющем мусоре с большой долей органических отходов, а в идеале — только органическом. Сейчас специалисты из стран золотого миллиарда ездят в самые отсталые регионы Азии и Африки и обучают представителей местных племен строить заводики для производства биогаза из мусора. Ведь биогаз можно использовать для выработки электричества и как топливо для тракторов и автомобилей. Биогазом, вместо того чтобы отравлять город, можно практически бесплатно его отапливать. США, например, планируют к 2025 году получать 29 млрд кВтч от станций биогаза в год. Сейчас у них более 700 таких станций, полностью обеспечивающих энергией примерно миллион домохозяйств. Впрочем, в России тоже есть станции биогаза. Более или менее крупных пока пять, все они находятся при агрохолдингах и пока питаются только чистым навозом. Впрочем, некоторые фермеры экспериментируют с маленькими частными станциями для личных нужд.

ЗОЛОТАЯ ПЫЛЬ СОВРЕМЕННОСТИ

Но, конечно, человечество, которое вообще довольно хорошо умеет считать (куда лучше, чем читать или, скажем, думать), спохватилось и обеспокоилось.


Вид сплющенных бутылок на изумрудной траве Кенсингтона, черный дым мусоросжигательных гигантов над Нью-Йорком — все это нам само по себе не нравилось, но и осознание того, что тут, извините, деньги на поле чудес в стране дураков закапывают, недовольно шевелилось в печенках. Примерно с конца семидесятых годов XX века пошло активное всепланетное движение, требовавшее возврата к переработке мусора. Активисты показывали людям чаек, подавившихся презервативами, и вопрошали: ужели наша прекрасная планета достойна такого обращения? Посмотрите на птичку, господа, всплакните над этой рыбкой! А как насчет той обезьянки, у которой отсохла лапка, застрявшая в пивной банке?

Что по поводу вырубаемых лесов и высасываемой нефти — и все это для производства все новых и новых пластмассовых коробок? Не пора ли, господа, платить больше, много больше за вывоз вашего убийственного мусора и не пора ли обязать правительство выделять средства на его переработку? Не пора ли штрафовать, карать и создавать удобную для мусорщиков логистику? А вдобавок внести затраты на утилизацию в стоимость любого товара? Круто ведь, а? И пусть жители сами мусор сортируют — не мусорщикам же возиться!

«Пора, ой пора!» — отвечала общественность, глядя на чаечку и вытирая слезы сострадания.

Так мусорное дело опять стало золотым — не забудем про три конца: мзда с поставщиков ресурса, дотации, продажа конечного продукта. В целом это оказалось делом благим: страны золотого миллиарда сейчас практически избавлены от впечатляющих свалок, чайки тут по старинке давятся рыбьими скелетами, а граждане, добавившие к своим ежемесячным счетам еще один округлившийся счет от мусорных компаний, активнее крутятся в общественном производстве, двигая прогресс. Все к лучшему в этом лучшем из миров.

КАК ВЫГЛЯДИТ СОВРЕМЕННАЯ СВАЛКА?

В разных странах процесс утилизации мусора обустроен по-разному. В Китае, Индии или, скажем, в Бангладеш есть целые поселения, черноногие жители которых фактически живут в мусоре при заводах, вытаскивая из помоечных гор и полигонов все мало-мальски ценное и пригодное к простой переработке, прежде всего металл и детали от электроники. Все остальное либо закапывается, либо сжигается на месте, что, прямо скажем, не улучшает местную экологию.


Рабочие на свалке в китайском Гуйяне

А вот австрийский мусоросжигательный завод Шпиттелау в Вене, спроектированный Фриденсрайхом Хундертвассером, отапливает здание университета и жилые дома квартала. Свалки тут нет, потому что весь подвозимый мусор оперативно идет в печи, а дыма нет, потому что работают мощнейшие фильтры и дымоуловители. Впрочем, построенный еще в шестидесятых годах завод вызывает сейчас нарекания экологов, так как выбросы от него, пусть не очень визуально заметные, в синее небо Вены все-таки летят.


Тот самый венский Шпиттелау

Серьезнее всего подошли к проблеме шведы, японцы и швейцарцы. У японцев сортировка мусора — это вообще особый квест. Шведы хвастаются своими семью типами контейнеров? Да у японцев в продвинутых кондоминиумах мусор нужно сортировать по пятидесяти разным контейнерам! Отдельно мытый пластик, отдельно немытый. Отдельно лекарства, батарейки, бумага, тряпки натуральные, тряпки синтетические, кожа, картон, органика растительная, органика животная, памперсы, стекло битое, бутылки маленькие, бутылки средние, бутылки из-под вина и из-под сока... Все согласно инструкции на десяти листах. Чтобы выкинуть холодильник или диван, нужно дождаться особого дня для сдачи крупногабаритных отходов и наклеить марки, подтверждающие твое право избавиться от своего имущества (утилизация холодильника обойдется владельцу минимум в пятьдесят долларов). У японцев очень мало свалок и мусоросжигательных заводов в нашем понимании, потому что грузы по расписанию собираются и отправляются прямо на тот завод, который работает с этим сырьем: стекло едет в одну сторону, картон — в другую.

Швейцарцы не так яростно сортируют мусор, но зато они обязаны клеить марки об оплаченном мусорном сборе на каждый пакет. Если бдительный гражданин видит в мусоре пакет без марки, он сообщает в полицию, и тогда мусор изучают и очень, очень часто находят его владельца, который попадает на крупный штраф.


«Судостроение» — альтернативный способ утилизации пластика

Шведы же создали под всеми крупными городами целую систему вакуумных труб, которые направляют отсортированный мусор на ту или иную станцию, где с ним умеют работать. Все, что нельзя переработать, — сжигается, при этом тепло идет на отопление домов и на выработку энергии. Работает система так хорошо, что у шведов давно не осталось своего мусора и они до 800 000 тонн ежегодно закупают у соседей — датчан и норвежцев, чтобы мощности не простаивали. Это чуть меньше, чем по сто килограммов мусора на каждого шведа.

А в маленьких городках Франции, например, население которых не безумно любит сортировать мусор, работают вполне себе свалки, где мусор сортируется на конвейерах. Органику промывают, просеивают и делают из нее качественный компост, который отправляют на фасовку и продают в садовых центрах по 4 евро за 50 килограммов. Из деревянных отходов изготавливают стружечные брикеты для каминов. При отстаивании мусора получают газ, на котором потом ездят грузовики мусорщиков, а излишки продаются газовым компаниям.

Неперерабатываемые отходы не сжигают, чтобы не попортить, не дай бог, ценную экологию виноградарских районов, а зверски прессуют и заливают вечным стабилизирующим бетоном — такие блоки используются потом при ландшафтном строительстве и дорожных работах.

Из старых шин делают покрытия для тротуаров и автотрасс. Из пластика — упаковочные ящики. Из тряпок — бумагу для акварели.

И так далее и тому подобное. Император Веспасиан ими бы гордился.

Что касается России, то наша не слишком радужная картина становится яснее всего в цифрах. Один россиянин производит примерно 0,75 килограмма мусора в день. В стране работает примерно 250 мусороперерабатывающих предприятий — и тех, что сортируют мусор, и тех, что получают мусор от сортировщиков, а потом перерабатывают его и изготавливают сырье: полиэфирное волокно, картон, чушки, прокатки из металла и т. д. Так как раздельный сбор мусора в стране практически не функционирует (не из-за лени жителей, а из-за совершенно непроработанной логистики), то на всех сортировочных станциях мусор разбирают руками: люди стоят за конвейерами и ворошат неприятную помойную субстанцию, вылавливая оттуда все ценное. Но на эти конвейеры попадает лишь ничтожно малое количество мусора — от 4 до 9% по разным оценкам. Ведь для переработки мусора требуется куча оборудования, весьма недешевого, работники и лицензии, которые тоже не так-то просто получить.


Токийские мусорные баки

В общем, это производство, требующее больших вложений, массы разрешительных документов и хорошего контакта с местными властями, силовиками, санитарами, природными надзорами и т.п. Поэтому неудивительно, что наш мусор в основном идет на свалки и полигоны, а руководят его вывозом граждане, властям близкие, которые выигрывают подряд на вывоз мусора из района, стригут жильцов, поддаивают местный бюджет и просто свозят отходы на свалки, где быстренько их закапывают. Или даже не закапывают. Правда, обычно мусор на полигонах просматривают на предмет цветных металлов — цветмет обычно извлекают, так как спрос на него велик и цены очень высокие. Всего в нашей стране более тысячи крупных полигонов и около пятнадцати тысяч лицензированных свалок, где гниют, разлагаются и портят воздух ресурсы на много миллиардов евро.

Красиво жить не запретишь.

ФОТО: GETTY IMAGES, SHUTTERSTOCK

Материал взят: Тут

Другие новости

Навигация