Маленькая эвенская семья у края Большой Момской наледи. ( 25 фото )

Большая Момская наледь – Улахан-Тарын, крупнейшая речная наледь мира. Была бы она где-нибудь на Аляске, давно бы уже все о ней слышали, знали и видели. Но в нашей Якутии это всё не так просто. Не так просто добраться до интересных объектов, не так просто провести там полноценную фотосъёмку, потому многое ещё совсем никак не представлено и не скоро ещё будет представлено. Увидеть, и отснять Улахан-Тарын было моей давней мечтой. Но только в 2012-м году этой мечте суждено было сбыться. Большая Момская наледь стала одним из основных объектов фотоэкспедиции продолжительностью три месяца. Кроме этого, ещё довелось пройтись по Индигирке и горам хребтов Черского и Момского.

Улахан-Тарын - один из основных объектов Момского природного парка, имеющего обширную территорию в пределах Момского района, то есть входит в систему особо охраняемых территорий Якутии. Естественно, не обошлось без поддержки руководства парка. Именно с их помощью мне удалось преодолеть 200 километров, разделяющих районный центр Хонуу и Момскую наледь. Летом туда можно добраться только на моторной лодке вверх по Моме, на впадении которой в Индигирку и расположен посёлок Хонуу. Вот там, на подступах к наледи, меня и оставили совсем одного и надолго. Здесь, чуть ниже наледи, примерно в двух километрах на правом берегу Момы, кордон природного парка Ытырба - две избушки, в которых никто постоянно не живёт. Вот в одной из этих избушек и обосновался.


Две недели фотографически осваивал Улахан-Тарын в его нижней части. Иногда, чтобы не пропустить самые интересные моменты, приходилось ночевать прямо на наледи, в маленькой палатке. Ночевать относительно, в июне-июле здесь полярный день и темнота не наступает совсем. Около часа ночи солнце уходит за горы Момского хребта и уже в четыре вновь поднимается над ними, лишь немного сместившись вдоль горизонта. К собственному удивлению, в какой-то момент времени поймал себя на том, что отношусь теперь к наледи как к живому существу. Там постоянно с грохотом рушатся ледяные пласты, и это создаёт впечатление, будто гигантское существо стонет под натиском солнечного тепла и разъедающих его дождей. Удивительное всё же явление эти наледи. Хотя для этих мест вполне заурядное, каждая уважающая себя река их имеет. Зимой, в пятидесятиградусные морозы, что здесь не редкость, на наледях постоянно на поверхность выходит вода. А летом, накопившийся за зиму лёд никак не может растаять. Впрочем, Большая Момская наледь как раз успеет к концу лета полностью исчезнуть, но многие другие наледи частично доживают до следующей зимы. Обычно это характерно для более закрытых долин.

Две плодотворные недели в нижней части Улахан-Тарына завершились, но у меня ещё оставалось две недели, которые планировал работать в верхней части этого, теперь уже близкого и родного природного объекта. Для этого мне пришлось подняться вверх по реке около тридцати километров, с помощью надувной байдарки, в которой волоком тащил весь свой груз.

В окрестностях Улахан-Тарына никто не живёт. Ближайший населённый пункт Сасыр, место компактного проживания эвенов в верховьях Момы. От верхнего края наледи, если напрямик, до Сасыра больше сотни километров, а также районный центр Хонуу, в 200-х километрах ниже по реке. Вот и всё, абсолютно дикие и первозданные края. Но всё же не совсем так. Где-то в Момском хребте есть оленеводы. И по рассказам, в верхней части наледи, на устье Эйемю, левого притока Момы, есть изба, в которой, возможно, кто-то живёт. Добраться до этой избы и было моей целью. Там собирался обосноваться, независимо от того, обитаема она или нет. С этой базы было бы удобно фотографически осваивать новую часть наледи.

Два дня довольно тяжёлого восхождения по обширной сети момских проток, посреди ледовых полей, привели к цели. На устье Эйемю действительно обнаружил избу, но вот обитателей в ней не нашёл, хотя внутри на столе уютно тикали заводные часы и, судя по другим многочисленным признакам, жилище всё же обитаемо, но уже несколько дней здесь точно никого не было. Утомлённый трудным переходом, мог позволить себе просто лечь спать в избе на нарах, застеленных оленьими шкурами. Сон был очень крепким, и момент, когда дверь приоткрылась, и в неё заглянул мальчик, а потом снова закрылась, мне показался просто отрывком из сна. А был ли мальчик? Но мальчик был, дверь вновь приоткрылась и в дверной проём просунулась в нерешительности детская мордашка.
- Ты с папой?
Тот согласно кивнул головой, хмурясь недовольно, но не без любопытства. Всё понятно, пришли хозяева. Надо подниматься, идти знакомиться.

Выйдя на улицу, нашёл там много лошадей, с которыми возились мужчина и женщина, снимали с них различные тюки и упряжь. Оказывается, мой визит был не столь уж и неожиданным. Справлялись какое-то время назад обо мне из администрации по связи, не приходил ли фотограф. Связь здесь только по рации. У дома как раз стоял мой штатив. Так что хозяевам сразу и стало понятно, что пожаловал тот самый фотограф.

Хозяева представились Аликом и Настей, а мальчика зовут Владик. Я ещё ранее знал, что этот дом принадлежит семье Тарковых из посёлка Сасыр (здесь чаще употребляют второе название – Чистай). Тарковы очень большая семья - шесть братьев и одна сестра. Алик из них самый младший, ему тридцать восемь лет. А это местечко на устье Эйемю называется Кытыл, что в переводе с якутского означает берег. Можно сказать, Кытыл родовая земля Тарковых. Алик своё детство провёл именно здесь. Тут, рядом с наледью, много открытого места и очень удобное пастбище для лошадей. Алик раньше работал оленеводом, но теперь перешёл в коневодческий кооператив, в котором около трёх сотен лошадей. У момской наледи на попечении младшего из Тарковых около тридцати, да ещё несколько животных в частной собственности.

Оказывается, хозяева уходили на несколько дней к устью реки Тарын-Юрях, выше по Моме. Как я понял, это достаточно далеко. По крайней мере, с их слов, они ехали верхом всю ночь. Оттуда им нужно было перегнать несколько лошадей сюда, на Кытыл. В это время года переходы здесь делают именно по ночам. Не так жарко, а значит и животным легче. Алик вот сразу обратил моё внимание на один нюанс - лошадям нужно дать остыть, сёдла снимают только часа через два. Лишь потом можно отпускать пастись. Но с этой премудростью уже знаком. Когда ходил на Лабынкыр в Оймяконском улусе, Сашка-коневод тоже учил этому.

Хозяева приняли хорошо. А я и не сомневался, в этих краях так принято. Выделили место на свободных нарах. Ну что же, поживу в эвенской семье коневодов. Живут они здесь очень просто, по-таёжному, не очень заботятся о комфорте. Так уж испокон веков повелось. Баня даже и не предусмотрена. А хотелось бы. Эти ещё хоть в избе живут. Местные оленеводы в стойбищах вообще живут в брезентовых палатках и даже зимой. С печками, конечно, но это всё равно сурово.

Ассимилироваться в простой эвенской семье удалось почти сразу, и даже немного начал участвовать в хозяйственной жизни, дрова поколоть, ступеньки к реке сделать, что-то в этом роде. Надо же как-то хлеб отрабатывать. Кроме того, делал почти ежедневные вылазки к наледи, в зависимости от погоды. Отсюда, кстати, гораздо проще работать, нежели в нижней части наледи. Минут сорок хорошо набитыми конными тропами, и вот она любимая наледь. Наиболее важными в этом смысле были, конечно, вечерние и утренние часы, когда можно было надеяться поймать режимный свет.

Тут и семейные подробности стали выясняться. Хотя между собой они говорят на якутском, всё же обратил внимание, что Владик обращается к Насте по имени. Так и оказалось, что это его мачеха. У Алика это вторая жена, с первой развёлся и у Владика ещё где-то есть сестра. Надо сказать, у Владика с Настей прекрасные отношения, и не подумаешь, что не родные. В том году он собирался в третий класс и где-то в конце августа кто-нибудь должен будет за ним приехать из Сасыра. Наверное, на моторной лодке. В Сасыре обычная средняя школа. В самом посёлке около 700 жителей.

В общении с хозяевами, постепенно стали проясняться особенности местной жизни. Вот оказывается, в этих районах почти уже и нет чистокровных якутов. Давно все перемешались с эвенами и русским. И даже в якутский язык, на котором говорят также и эвены, привнесено много слов из эвенского и русского. А вот эвенский язык здесь вымирающий. Многие, особенно молодые эвены, его уже и не знают, говорят на якутском и русском. Сасыр как раз эвенский посёлок, где как-то пытаются поддержать национальную самобытность, для чего в школе даже созданы звенские классы. Но даже учителя недостаточно хорошо знают родной язык.

Сама Настя неместная, она родом из закрытого и нежилого теперь оленеводческого посёлка Кунтэк, что в верховьях Омулёвки, в Магаданской области. Потому Настю здесь называют Магаданкой. Мне приходилось работать на этой реке дважды, два и три года назад. Даже общие знакомые нашлись. Так вот, в Кунтэке эвены говорили только на русском. В Сасыр она приехала в восемнадцатилетнем возрасте с дедушкой и только здесь научилась говорить по-якутски.

Семья Тарковых же, из коренных момских эвенов древнего рода Кукуюн. На Моме с давних времён по соседству живут два основных эвенских рода – Кукуюн и Дельянки, а также малочисленные Мэмэльцы. В старых преданиях есть даже любопытное сравнение этих родов. Кукуюнцы легки в общении, разговорчивы, быстро обижаются и также быстро забывают обиду. Цвет лица, волос и глаз - светлый. Если делают что-нибудь, то делают быстро, но поверхностно. Запрягают в нарты оленей бурой масти и сами одеваются в одежду, сшитую из шкур такой масти. Для них священная птица (тотем) - кукушка (кукаку). Дельянкиры резко отличаются от кукуюнцев. Цвет лица, волос и глаз - черный. Трудны в общении, малоразговорчивы, медлительны в движении. Если делают что-нибудь, то делают основательно. Долго не забывают, когда их обижают. В нарты запрягают оленей пестрой масти и сами одеваются в одежду такого же цвета. Священная птица (тотем) для этого рода - ворон. Кстати, по данным переписи населения в 2002 г., всего в России проживало 19071 эвенов, из них в Якутии - 11657 чел.

Местная кухня здесь незатейливая, упор на мясо и рыбу. На днях пришлось отведать деликатес – варёные лосиные ноздри. Очень даже впечатлило, жирновато только слегка. Лошадей в Якутии держат, прежде всего, именно как мясной скот. Годовалых жеребят по осени забивают на мясо. Отдельным особям, правда, уготована более счастливая судьба, стать ездовой и вьючной лошадью. Хотя счастье сомнительное, уж очень трудна эта участь, приходилось не раз ходить в этой местности на лошадях. Якутские лошадки вообще отдельная тема. Это полудикие животные, которые свободно пасутся сами по себе, и даже зимой добывают пропитание, разгребая копытами снег.

Из рыбы на нашем столе чаще всего появлялся хариус, реже более крупный ленок, иногда щука. А также здесь водится несколько необычная рыба чукучан или по-русски её называют каталка. Эту донную рыбу в шутку называют местным осетром, хотя к этому виду чукучан не относится, но немного похож своими губами-присосками. Если хариуса и ленка, кроме ухи, чаще всего употребляют почти в сыром виде, то есть, только присолив и через пять минут уже на стол, то из каталки хороши котлеты. Хлеб пекут сами, взять тут его больше неоткуда. Настя просто укладывает тесто в низкую кастрюлю и ставит на печку. Надо сказать, у Насти хлеб получается очень даже вкусным.

Те самые лосиные ноздри оказались последним мясом в семье. Мука и крупы в запасе ещё оставались, но здесь не привыкли питаться кашками. Поэтому в один из дней мы с Аликом отправились на охоту в верховья Эйемю. Там, уже в горах, есть солонец, на который выходят чубуку – снежные бараны, основной объект охоты местных эвенов. Тут требуется пояснение, все эти территории относятся к Момскому природному парку и охота разрешена только по лицензии. Но для эвенов, как малой народности, есть свои правила. Им разрешается ограниченная охота и без лицензии, это называется «на котёл», то есть для личного пропитания. На мой взгляд, совершенно оправданно, иначе здесь не выжить. Люди, живущие настолько изолированно, такой же элемент окружающей среды, требующий особого отношения, как и всё другое.

В такие походы на охоту здесь не принято ходить пешком, поэтому поехали на лошадях. Занятие для непривычного к этому человека, довольно мучительное. Четыре часа в седле и по болоту, а затем по камням, показались бесконечно долгими. Примерно в двенадцати километрах выше от устья Эйемю, тоже есть наледь, никак не связанная с Момской. Здесь Алик обычно делает стоянку в своих походах за бараном. Только лишь следующим днём, мы поднялись к чёрным скалам, высоко по левому борту долины Эйемю, где на чёрных песчаниках виден белый налёт. Это и есть солонец, а белый налёт минеральные соли, так необходимые диким животным. Именно на таких солонцах бараны теряют осторожность и становятся лёгкой добычей охотника.

Но нам не повезло, сколько не ждали, так ничего и не дождались. Видно плохо Алик кормил огонь. В Якутии повсеместно есть такая традиция кормления огня. В любой трапезе нужно обязательно бросить кусочек пищи в огонь и попросить Байаная об охотничьей и прочей удаче. Есть даже целая система якутских заговоров на разные темы при этом. А Байанай здесь самый главный, изначально просто бог охоты, но теперь уже олицетворение удачи во всех смыслах.

В этот же день ушли в соседнюю долину попытать счастья на другом солонце. Но и там Байанай не услышал нас. Три дня похода так и не привели к успеху, пришлось возвращаться домой с пустыми руками и с чувством вины перед женщиной, которая ждала добычу, чтобы кормить семью. Но всё же Байанай оказался благосклонен и не оставил семью голодать. Уже другим днём, после возвращения, мы с Аликом отправились на Балаганнах, небольшой приток Момы, где хорошо ловится ленок. Но дойти туда было не суждено, в пяти километрах от Кытыла одна из собак вдруг бросилась в лес и немного погодя, где-то там начала лаять. Подарком Байаная оказался сохатый. Потом пришлось возвращаться за лошадьми, чтобы вывезти мясо. Провозились тогда до пяти утра.

Две недели в маленькой эвенской семье пролетели быстро, породнив меня с этими простыми, открытыми и живыми людьми. Мне нужно было уходить вниз по Моме, в Хонуу. В один из дней мы тепло распрощались, я загрузил весь свой багаж в байдарку и отправился вниз по реке. И уже осенью, в сентябре, мне всё же ещё раз довелось встретиться с Аликом и Настей. Тогда руководство Момского парка пригласило меня участвовать совместно с инспекторами парка, в конном рабочем походе в Момский хребет. Алик тогда и выступил в качестве проводника, а его лошадей взяли в аренду для этого похода.

Некоторые сведения о районе.

- Момский район Якутии образовался 20 мая 1931-го года. Площадь 104,6 тысяч кв. км. Численность населения 5,3 тыс. человек. В районе семь наслегов – населённых пунктов. Административный центр – село Хону(Хонуу, Мома), численность населения 2,5 тыс. человек.
- Момский природный парк образован в 1996-м году. Площадь его 2175,6 тыс. га. Наибольшая протяжённость территории парка с запада на восток около 150 километров, с юга на север около 200 километров. Граница в западной части начинается от устья реки Тас-Юрях, правого притока р. Мома, проходит по долине этой реки, далее на северо-восток по водоразделу Момского хребта, пересекает Момскую впадину, по водоразделу бассейна р. Индигирки и Колымы. Далее граница парка следует на юг на хребет Гармычан, достигает хребта Улахан-Чистай и систему хребтов Черского, переходит в западное направление к истокам реки Тиректях - правого притока р. Мома. Потом, поворачивая на северо-запад, граница проходит между двумя речками Эрикит и Кур. Дойдя до их слияния, граница проходит по речке Эрикит до впадения его в р. Мома. Кроме того, в Момский природный парк входит и ресурсный резерват Эселях, в Момском хребте.
- Большая Момская наледь или Улахан-Чистай, самая крупная речная наледь в мире. В длину её ледовые поля протягиваются на 26 километров, в ширину она достигает 10 километров.

PS. В этом году я решил показать Улахан-Тарын не только на фотографиях, но и в реальности для всех желающих. Если интересно присоединяйтесь, есть ещё три места в туре Большая Момская наледь-Индигирка. 6-16 июня.


Наледь в верхней части.



Владик.


Алик.


Настя. Семейный уклад в простой эвенской семье, не так уж далеко ушёл от первобытного. Мужчина здесь охотник. Его забота добыть пропитание. Нет мяса в доме, ходит с чувством вины и неуверенности в себе. Притащил добычу в пещеру, всё, можно расслабиться. Хозяйство не мужская забота, всё остальное на женских плечах. Женщине здесь всегда нужно быть в тонусе. Нет мяса в доме, надо что-то изобретать, как-то семью кормить. Есть мясо, и подавно работы невпроворот. А Настя, впрочем, и с лошадьми запросто управляется. И оседлать и верхом и всё остальное. Есть женщины в эвенских стойбищах.


Кроме обычных способов рыбной ловли здесь практикуют ещё и такой: Короткую сеть бросают с берега, затем ведут её по течению несколько метров, вытаскивают обратно. Обычно там уже есть рыба.


Верхняя часть Улахан-Тарына. На дальнем плане, за туманом, конусообразная гора со срезанной вершиной. Это Балаган-Тас, потухший вулкан. По некоторым сведениям, он функционировал ещё 400 лет назад.




Печка в доме занимает центральное, почётное место.


Очаг во дворе. Вот сейчас в кастрюле как раз варятся лосиные ноздри.


Попросил Владика демонстрировать ленка. В его руках он кажется больше.




Гнуса от лошадей можно отогнать только дымокурами. Очень смешно лошади реагируют на дым.


Эта наледь не имеет отношения к Улахан-Тарыну, она лежит на Эйемю в двенадцати километрах от устья.


На охоте. Лошадей оставили в лесу, к солонцу пошли пешком.


Алик долго высматривал баранов в бинокль, но охота так и не увенчалась успехом.


В верховьях Эйемю.


Поход за ленком на Балаганнах.


Основную часть добытого мяса мы с Аликом убрали в старый подвал на другом берегу Эйемю. В условиях вечной мерзлоты в подвале всегда лёд, даже в самое жаркое время. Но часть мяса Настя порезала на лоскуты, просолила  и повесила сушиться. Сушёное мясо здесь вместо колбасы.


Дом на Кытыле.


Вот такой хлеб пекут на Кытыле.


Прощальный снимок на память.