Тюремные университеты: как на зонах работает неформальная охрана от братвы ( 4 фото )

Покой лагеря стерегут не только охранники на вышках, но и часовые от братвы, они же: «фишкари», «палёры», «атасники».

В каждом отряде есть зеки, как правило, те бедолаги, кто в общее лагерное дело может вложиться лишь личным временем. Распределив на сходке (собрании зеков) график — кому и когда удобнее, — зеки стоят «на фишке» по два-три часа, сменяя друг друга круглые сутки. Основная их задача — следить за передвижением сотрудников администрации по территории жилой зоны лагеря и оповещать об этом свой ответственный участок.

Если кто-либо в форме и при погонах заходит через КПП в жилзону, зоркий «фишкарь» тут-же кричит в нутро барака: «такой-то идёт туда-то!»

Напарники «фишкаря» в бараке подхватывают месседж и разносят его по всем секциям общежития.

Как только последний служивый покинет пределы жилой зоны, по всем баракам тут же звучит разноголосица: «В жилке никого!» или, даже: «Ментов в жилке нет!»

А значит можно немного расслабиться и достать свой «запрет».


Какая бы ни была погода: ливень, мороз «за сорок» или зябкий предрассветный туман, «фишкарь» всегда на посту и весь во внимании. Стоит отвлечься, задуматься или вздремнуть, то можно пропустить инспектора, а то и, не дай бог, внезапный налёт администрации с обыском. И если из-за этого какой-нибудь осуждённый попадётся с «запретом», то спросят в дальнейшем именно с «фишкаря». Спросят по всей строгости арестантской жизни.

«Спросить» в тюрьме — это не задать вопрос. «Спросить» за что-то — это призвать к ответственности за проступок и наказать, если тот, с кого «спрашивают» не сможет «за себя ответить», то есть разъяснить и обосновать своё действие. Виновнику на сходке пробьют пару ударов в грудь или челюсть, а могут и заставить внести стоимость утраченного в «общак». А так как в «фишкари» идут в основном те, кому платить нечем, то уж лучше потерпеть на часах, «крепануться» в дозоре, но бдительность не терять.

Новоприбывшему зеку по началу бывало забавно слушать кричалки «фишкарей» в нашем лагере. У многих инспекторов были клички, коими их награждали за те или иные поступки колкие на язык зеки. Сообщать о передвижении сотрудников по имени-отчеству долго и неудобно, фамилии же многих инспекторов и подавно никто не знал. Вот и звучали позывные на весь лагерь: «Палка в шестом!», «Новый опер в жилку!», «Косой в нашу сторону!»


Высокопоставленных сотрудников штаба всегда «пробивали» по их должностям, так как награждать их прозвищами обошлось бы лагерю чересчур дорого.

Но были и такие инспекторы, кто когда-то сильно насолил зекам, слишком ретиво проявляя себя при обысках или, например, распуская руки в штрафном изоляторе. Таких «граждан начальников» циничные зеки награждали обидными «погонялами» и, не стесняясь, орали об их передвижении по лагерю во всё горло.

Как-то новенький инспектор, невысокий и хрупкий, решил самоутвердиться за счёт страдальцев в карантине, всячески их гнобя и усложняя без того их нелёгкую жизнь. Он устраивал внезапные обыски, забирал какие-нибудь совсем незначимые «запреты» — сигарету или пару конфет, мог выключить свет, якобы из-за ремонта проводки и постоянно оформлял «липовые» нарушения на непокорных ему зеков. Вздремнуть в его смену, даже на полу, было невозможно.

За эти «подвиги» зеки прилепили к нему кличку, явно не ограничивая себя излишней скромностью. И когда этот принципиальный сотрудник сопровождал в жилзону, например, работницу бухгалтерии или спецчасти, то в ярости бесился от нахальных криков: «женщина с Клитором в жилку!». Инспектор, придерживая на поясе палку, что есть мочи бежал к общежитию, надеясь если не поймать то, хотя бы, увидеть наглого «фишкаря». Но юркий зек прятался в темноте коридоров, успев сообщить по секциям: «женщина на КП, Клитор бежит к нам!»


Таким образом, за часовыми в бараках периодически охотились и «Гашёный», и «Чмошник», и «Гнилуха». Но после поимки и наказания одного, десяток других прочифирённых глоток орали их прозвища ещё громче.

Впрочем к большей части сотрудников зеки, всё же, относились нейтрально или, даже, с уважением и зря, никого не провоцировали.

Чем бы ни занимался опытный сиделец: играл бы в карты, пил бы самогон или же просто дремал бы в неположенное для сна время — его ухо, словно локатор, всегда в боевой готовности, непрерывно пеленгует «пробивку фишкарей».

Бывает, в случае облавы, зеку не хватает буквально пары секунд, чтобы спрятать в тайник запрещённый предмет. Из-за этих двух мгновений и теряют с таким риском добытые и, зачастую, дорогие «запреты». А потому бывалые зеки куда больше ценят работу не «баландёров» (работников столовой) и, даже, не уборщиков, а именно тех парней, что часами выстаивают под дождём, вглядываясь в так всем надоевший пейзаж.

Основная же часть обитателей «чёрных» тюрем и лагерей «висит на расслабухе» и, зачастую, узнают об обыске уже тогда, когда инспекторы уже заходят в секции. Не успевая спрятать «запрет» в тайник или засунув его просто под подушку, расхлябанный арестант скорее всего «запрет» потеряет. Обыскивает администрация профессионально. За халатное же отношение к «запретам» такой зек вскоре ответит на сходке. После крепких ударов он станет внимательнее, и к «запретам» будет относиться с большей аккуратностью.

Именно так в лагерях и появляется уважение к работе «фишкаря — атасника — палёра», именно так и приобретается лагерный опыт.