ГУЛАГ в стране лучшего пломбира ( 11 фото )

Музей истории ГУЛАГа был обречен. В путинской России он смотрелся как пережиток другой, забытой эпохи. Поскольку российская власть давно уже, совершенно не скрывая, ассоциирует себя не с жертвами, а с вертухаями. Музей же очень наглядно тыкал ее носом в преступления предшественников, которыми теперь надо гордиться.


Я был в Музее ГУЛАГа буквально через год после того, как он переехал в новое помещение. Хотя все происходило уже после «крымнаша», это были еще сравнительно вегетарианские времена. Многие, однако, уже тогда подозревали, что это музей не столько прошлого, сколько будущего. И, как показала жизнь, не слишком ошибались.

Итак, Музей ГУЛАГа закрыт. Якобы за нарушения пожарной безопасности. Но эти официальные объяснения ничего кроме грустной улыбки не вызывают. Впрочем, не надо грустить. Власть, основанная на тотальном вранье и воровстве, ничего серьезного построить все равно не сможет. Они там даже колючую проволоку разворуют в этом своем новом ГУЛАГе. Так что тяжелые времена ненадолго!

Что же до самого музея, то даже его здание по-своему символично соответствует содержанию экспозиции. Заколоченные окна напоминают тюремные «намордники». А брутальная входная группа не сулит ожиданий легкого продолжения внутри, за входными дверями.

От его посещения остается сложное впечатление. Многие, наверное, скажут, что можно было бы сделать экспозицию выразительнее, эмоционально острее. Мало есть семей в стране, не пострадавших в той мясорубке. Вот и брат моей бабушки - настоятель храма в городе Балашов (Саратовской области) - сгинул в ГУЛАГовских застенках в 1930-е годы. Я же еще замечу, что музей этот не рассчитан на человека с «промытыми» мозгами. Его поймет тот, кто знает имена и судьбы Николая Вавилова и Валентина Войно-Ясенецкого, Осипа Мандельштама и Всеволода Мейерхольда. Варлама Шаламова, мемориальный дом которого находится как раз неподалеку от музея.

Собственно, шаламовскими цитатами я и хочу прокомментировать фотографии, сделанные мною в экспозиции Музея истории ГУЛАГа:

* * *

В больнице, как и в лагере, не выдавали ложек вовсе. Мы научились обходиться без вилки и ножа еще в следственной тюрьме. Давно мы были обучены приему пищи «через борт», без ложки – ни суп, ни каша никогда не были такими густыми, чтобы понадобилась ложка. Палец, корка хлеба и язык очищали дно котелка или миски любой глубины.



* * *

Мы впервые получили свой продуктовый паек на руки. У меня был заветный мешочек с крупами, сахаром, рыбой, жирами. Мешочек был перевязан обрывками бечевки в нескольких местах так, как перевязывают сосиски. Сахарный песок и крупа двух сортов – ячневая и магар. У Савельева был точно такой же мешочек, а у Ивана Ивановича было целых два мешочка, сшитых крупной мужской сметкой. Наш четвертый – Федя Щапов – легкомысленно насыпал крупу в карманы бушлата, а сахарный песок завязал в портянку. Вырванный внутренний карман бушлата служил Феде кисетом, куда бережно складывались найденные окурки.

Десятидневные пайки выглядели пугающе: не хотелось думать, что все это должно быть поделено на целых тридцать частей – если у нас будет завтрак, обед и ужин, и на двадцать частей – если мы будем есть два раза в день. Хлеба мы взяли на два дня – его будет нам приносить десятник, ибо даже самая маленькая группа рабочих не может быть мыслима без десятника. Кто он – мы не интересовались вовсе. Нам сказали, что до его прихода мы должны подготовить жилище.


* * *

Нам надоела барачная еда, где всякий раз мы готовы были плакать при виде внесенных в барак на палках больших цинковых бачков с супом. Мы готовы были плакать от боязни, что суп будет жидким. И когда случалось чудо и суп был густой, мы не верили и, радуясь, ели его медленно-медленно. Но и после густого супа в потеплевшем желудке оставалась сосущая боль – мы голодали давно. Все человеческие чувства – любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность – ушли от нас с тем мясом, которого мы лишились за время своего продолжительного голодания. В том незначительном мышечном слое, что еще оставался на наших костях, что еще давал нам возможность есть, двигаться, и дышать, и даже пилить бревна, и насыпать лопатой камень и песок в тачки, и даже возить тачки по нескончаемому деревянному трапу в золотом забое, по узкой деревянной дороге на промывочный прибор, в этом мышечном слое размещалась только злоба – самое долговечное человеческое чувство.


Савельев и я решили питаться каждый сам по себе. Приготовление пищи – арестантское наслаждение особого рода; ни с чем не сравнимое удовольствие приготовить пищу для себя, своими руками и затем есть, пусть сваренную хуже, чем бы это сделали умелые руки повара, – наши кулинарные знания были ничтожны, поварского умения не хватало даже на простой суп или кашу. И все же мы с Савельевым собирали банки, чистили их, обжигали на огне костра, что-то замачивали, кипятили, учась друг у друга.


* * *
Так он лежал легко и бездумно, пока не наступило утро. Электрический свет стал чуть желтее, и принесли на больших фанерных подносах хлеб, как приносили каждый день.

Но он уже не волновался, не высматривал горбушку, не плакал, если горбушка доставалась не ему, не запихивал в рот дрожащими пальцами довесок, и довесок мгновенно таял во рту, ноздри его надувались, и он всем своим существом чувствовал вкус и запах свежего ржаного хлеба. А довеска уже не было во рту, хотя он не успел сделать глотка или пошевелить челюстью. Кусок хлеба растаял, исчез, и это было чудо – одно из многих здешних чудес. Нет, сейчас он не волновался. Но когда ему вложили в руки его суточную пайку, он обхватил ее своими бескровными пальцами и прижал хлеб ко рту. Он кусал хлеб цинготными зубами, десны кровоточили, зубы шатались, но он не чувствовал боли. Изо всех сил он прижимал ко рту, запихивал в рот хлеб, сосал его, рвал и грыз...


Его останавливали соседи.

– Не ешь все, лучше потом съешь, потом...

И поэт понял. Он широко раскрыл глаза, не выпуская окровавленного хлеба из грязных синеватых пальцев.

– Когда потом? – отчетливо и ясно выговорил он. И закрыл глаза.

К вечеру он умер.

Но списали его на два дня позднее, – изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца.





***

Не забывайте, что больше новостей и мнений о жизни в России, войне и кризисе можно найти в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь и будьте в курсе!

Материал взят: Тут