Американский Анаконда-план ( 1 фото )
- 28.02.2023
- 2 822
- и наши карты по нашим вторникам.
Давненько не брал я в руки шашек... Некоторые замечания к.
...
Знаменитая стратегия "удушения Юга", предложенная американским главнокомандующим Скоттом, приобрела свой "законченный вид" уже через много лет по окончанию войны. Этим я хочу сказать, что на деле никакого последовательного исполнения плана изначально не велось, а все что происходило в первые годы "великой американской междоусобицы" было лишь военно-стратегической пляской между желанием Севера окончить войну как можно скорее и полной неспособностью сделать это. В этом смысле, генерал Скотт, отправленный в отставку уже вскоре после начала боевых действий, может поставить себе в заслугу способность протягивать ножки по одежке - то есть, набрасывать военные планы исходя из имеющихся возможностей, а не тех или иных желаний.
А возможности эти в 1861 году заключались в том, что у США уже имелся боеспособный флот, тогда как КША еще предстояло его создать. В отношении же армии обе стороны были равны - весной того настоящими вооруженными силами не обладали ни юнионисты, ни конфедераты. Разница между ними заключалась в том, что у федералов была куда более солидная материальная база для начала этого процесса. Поэтому план Скотта исходил из того, что можно было сделать прямо сейчас - заблокировать порты КША, а при возможности - и захватить их. То же, что происходило потом, с разделением Конфедерации по Миссури и кампанией Шермана, не имело к пресловутой "Анаконде" никакого отношения.
Более того, в течение первых двух лет войны, президентская администрация в Вашингтоне надеялась на быструю победу, принести которую сперва должна была блокада, затем десантная операция Маккеллана и захват Ричмонда, а позже - какое-нибудь крупное поражение армии Ли на Потомке. Только к концу 1863 года, когда южане с июля по ноябрь потерпели сразу три военных катастрофы, но все же отказались сложить оружие, президент Линкольн развернул программу подготовки к последовательному завоеванию Юга, на что "янки" отводили тогда до трех лет. С этого момента можно вести настоящий отсчет реализации "плана Анаконда".
В отличие от северян, южное правительство Дэвиса с самого начала рассчитывало вести войну "на истощение", что и тогда, и сейчас вызывает у многих, поверхностно знакомых с проблемами Юга людей, искреннее удивление. Казалось бы, необходимость быстрой победы Юга должна быть очевидной всем, но президент Дэвис, в прежние годы занимавший пост министра обороны, а до того непосредственно командовавший войсками в Мексиканской кампании, знал о войне не понаслышке и потому не испытывал никаких иллюзий насчет возможности быстро разгромить США на поле боя. Для конфедератов это было еще более немыслимым, чем предполагаемая быстрая победа северян, которая все же достигала весной 1862 года степени маловероятной, но реальной возможности.
С самого начала исходя из того, что американская блокада сделает невозможным приобретение промышленных товаров в Европе, Дэвис развернул программу строительства вооруженных сил, которые только через два года упорных боев смогли всерьез попытаться выйти к американской столице, надеясь даже захватить ее. Эта попытка обернулась Геттисбергом, где резервы генерала Ли были расстреляны из пушек, но сам марш на Вашингтон был предпринят не столько из-за ощущения возросших возможностей КША, сколько из-за необходимости предпринять хоть что-то, способное изменить ход войны.
Такая отчаянная необходимость возникла из-за того, что остальные составляющие условной программы Дэвиса оказались либо невыполненными, либо невыполнимыми. Понимая, что с "сырыми", плохо обученными и снаряженными войсками "добровольческого строя" любая попытка наступать на Вашингтон в 1861 году обернется провалом, Дэвис рассчитывал главным образом на три фактора: во-первых, ему нужно было время для создания собственных производственных мощностей, способных обеспечивать армию южан; во-вторых, блокада южных портов должна была вызвать экономический кризис в Европе и, как считалось, стать решающим фактором в официальном признании КША Англией и Францией, а в идеале - и снятии блокады; в-третьих, оборонительные действия, сами по себе дающие преимущество одной слабо подготовленной армии над другой, по мнению большинства тогдашних наблюдателей и экспертов, что в Америке, что в Европе, должны были продемонстрировать неспособность федералов покорить "пять миллионов свободных людей".
И если реализация первого пункта этой программы являлось своего рода категорически-стратегическим императивом, без которого КША просто не могли вести борьбу за существование, то есть ту самую единственно-возможную для них в 1861 - 63 гг. оборонительную войну на измор, то остальные два представляли из себя заманчивые возможности, осуществление которых представлялось либо практически неизбежным, либо весьма и весьма вероятным.
Что такое - распад Союза - вообще было возможным, хоть и требовало очень большого везения для южан и, соответственно, невезения северян, показывают президентские выборы 1864 года, состоявшиеся в ноябре - т.е., уже после того, как стратегическое положение Юга по всем признакам носило откровенно отчаянный характер. Линкольн и республиканцы, находившиеся на пике военных успехов и могущие похвастаться экономическим бумом в стране, выиграли у демократов Маккеллана, открыто пообещавших покончить с "бесконечной войной" переговорами, "каких-то" 10%. То есть и тогда почти половина принявших участие в голосовании северян выступала за то, чтобы признать Юг или хотя бы его внутреннее устройство, а именно - рабство, бывшее основой и всего хорошего, и всего плохого там.
Таким образом, обе стороны верно исходили из собственных возможностей, но совершенно неправильно оценили намерения друг друга. В Вашингтоне надеялись на то, что южане расколотят себе голову о Потомакскую армию, а потом, осознав невозможность выиграть войну с господствующим на море двадцатидвухмиллионным Союзом, сложат оружие, тогда как в Ричмонде собирались дождаться того момента, когда янки поймут, что победа военным путем для них невозможна, а блокада рано или поздно будет прорвана англичанами или же - с их помощью - флотом Конфедерации, который еще предстоит создать. Именно эти обстоятельства и расчеты привели обе стороны к парадоксальным, на первый взгляд, решениям: имевший потенциальное преимущество практически по всем параметрам Север рассчитывал закончить войну на первой, второй, или третьей кампании, а Юг, уступающий янки во всем, кроме индивидуальной подготовки стрелков первых месяцев войны, надеялся вызвать у неприятеля нечто вроде "вьетнамского синдрома" или, как сказали бы тогда, "испанского" - в память о провальных попытках Наполеона завоевать Иберийский полуостров.
В 1861 году перспектива повторения подобного представлялась куда более реалистичной, тем более, что у Линкольна под рукой не было ни "Великой армии", ни ряда заслуженных полководцев, ни собственно "бога войны" - Бонапарта. Выдающийся американский лидер, человек сильной воли, он все же был и оставался штатским, способным вникать в "повседневные вопросы" войны и даже отличать способных командиров, но никак не военным стратегом. Безупречный в своих отношениях с подчиненными ему генералами, которых он старался ограждать от непрофессиональной критики общественности, президент все же частенько поддавался обычному для политика желанию поспособствовать улучшению внутреннего положения за счет какой-нибудь военной победы, что и подводило несколько раз армии Союза к опасной черте.
К счастью для США, конфедераты были неспособны нанести северянам поражение настоящего стратегического масштаба - по крайней мере, вплоть до 1863 года, когда сражение при Геттисберге покончило и с этой, уже совершенно ускользающей возможностью даже не изменить ход войны, но хотя бы усадить Север за стол переговоров. Чтобы понять почему дело обстояло именно так, а никак иначе, следует вспомнить о том состоянии, в котором находились вооруженные силы еще единых США поздней осенью 1860 года. Кадровая армия насчитывала чуть более десятка тысяч солдат и офицеров, а генералы Севера и Юга не просто знали о друг друге, а в большинстве своем были знакомы лично. За короткий срок между началом сецессии и первыми настоящими военными кампаниями развернуть на базе этого две крупные армии было еще можно, но сделать их по-настоящему эффективными - нет.
Это накладывало суровый отпечаток на весь ход боевых действий. Генералы Севера и Юга могли планировать сложные операции, но как только дело доходило до реализации на уровне тактики, так все немедленно катилось под откос. Южане, как уже говорилось выше, имевшие в начале войны известное преимущество в стрелках и офицерском составе (так, самая крупная американская война между 1815 и 1861 гг. - поход на Мехико - было практически исключительно южным делом, которое на севере воспринимали без малейшего энтузиазма, а и более того, с немалым опасением насчет того, что рано или поздно южане захотят создать в Мексиканском заливе собственную рабовладельческую империю, втянув тем самым Север в ряд захватнических войн - и в 1861 году это сыграло немалую роль в конечном провале соглашения между Вашингтоном и "мятежными" штатами) избрали оборонительную тактику и выиграли несколько сражений, раз за разом расстреливая федералов, не умевших толком наступать.
Но когда в атаку переходили уже южане, тут же выяснялось, что и северяне умеют палить по плотным построениям людей в серых мундирах немногим хуже своего противника. Кампания 1862 года у Ричмонда в этом смысле очень характерна: Ли, лучший южный генерал той войны, планировал свои операции весьма расчетливо и, не имея общего численного превосходства над противником, каждый раз умело создавал локальное преимущество в силах. Семидневная битва между ним и Маккелланом казалось бы должны была закончиться тяжелым поражением северян, если не полным разгромом их войск, снабжавшихся по морю и уже потому ощущавших себя в некотором окружении. Маккеллан довершал картину предстоящей катастрофы своей обычной нерешительностью - говоря проще, это был, на наши деньги, американский Куропаткин, то есть способный военный администратор, но совершенно бесталанный полководец.
А в действительности же все закончилось достаточно спокойным отступлением северян к своим кораблям и беспрепятственной эвакуацией. Атакуя, южане потеряли в боях около двадцати тысяч человек - против пятнадцати тысяч у северян. Блестящее оперативное искусство Ли, действовавшего в духе быстрых ударов Фридриха Великого, обернулось разочаровывающим балансом потерь - победа была одержана, но войну так выиграть было нельзя. В центре же страны, где "ординарным" южным командирам противостояли талантливый алкоголик Грант и его агрессивные генералы Шерман, Шеридан и Томас, у Юга, с его тамошней полумилиционной местной системой, не было и шанса. Там с самого начала война шла практически "в одну калитку" и именно победы на этом направлении, сопровождавшиеся к тому же постоянным продвижением вперед, позволяли администрации Линкольна вновь и вновь убеждать своих граждан в том, что одна победа над Ли и враг повсеместно сложит оружие.
Как видите, тактическое превосходство южан носило весьма ограниченный характер. Оно вновь дало о себе знать в 1864 году, когда получивший пост главнокомандующего Грант начал методическое наступление на Ричмонд, вновь и вновь отправляя свои войска вперед. Отбивая эти атаки, южане несли куда меньшие потери чем противник, но в 1864 году это уже не имело никакого значения: отмена рабства привела к изменению настроений среди общественности европейских стран, а военные поражения южан окончательно закрыли вопрос об их признании Лондоном или Парижем (тем более - участию в войне на их стороне). Американская экономика же была на подъеме и благополучно состоявшаяся на этом фоне массовая мобилизация позволяла Северу глоток за глотком пожирать Юг подобно той самой анаконде.
Давненько не брал я в руки шашек... Некоторые замечания к.
...
Знаменитая стратегия "удушения Юга", предложенная американским главнокомандующим Скоттом, приобрела свой "законченный вид" уже через много лет по окончанию войны. Этим я хочу сказать, что на деле никакого последовательного исполнения плана изначально не велось, а все что происходило в первые годы "великой американской междоусобицы" было лишь военно-стратегической пляской между желанием Севера окончить войну как можно скорее и полной неспособностью сделать это. В этом смысле, генерал Скотт, отправленный в отставку уже вскоре после начала боевых действий, может поставить себе в заслугу способность протягивать ножки по одежке - то есть, набрасывать военные планы исходя из имеющихся возможностей, а не тех или иных желаний.
А возможности эти в 1861 году заключались в том, что у США уже имелся боеспособный флот, тогда как КША еще предстояло его создать. В отношении же армии обе стороны были равны - весной того настоящими вооруженными силами не обладали ни юнионисты, ни конфедераты. Разница между ними заключалась в том, что у федералов была куда более солидная материальная база для начала этого процесса. Поэтому план Скотта исходил из того, что можно было сделать прямо сейчас - заблокировать порты КША, а при возможности - и захватить их. То же, что происходило потом, с разделением Конфедерации по Миссури и кампанией Шермана, не имело к пресловутой "Анаконде" никакого отношения.
Более того, в течение первых двух лет войны, президентская администрация в Вашингтоне надеялась на быструю победу, принести которую сперва должна была блокада, затем десантная операция Маккеллана и захват Ричмонда, а позже - какое-нибудь крупное поражение армии Ли на Потомке. Только к концу 1863 года, когда южане с июля по ноябрь потерпели сразу три военных катастрофы, но все же отказались сложить оружие, президент Линкольн развернул программу подготовки к последовательному завоеванию Юга, на что "янки" отводили тогда до трех лет. С этого момента можно вести настоящий отсчет реализации "плана Анаконда".
В отличие от северян, южное правительство Дэвиса с самого начала рассчитывало вести войну "на истощение", что и тогда, и сейчас вызывает у многих, поверхностно знакомых с проблемами Юга людей, искреннее удивление. Казалось бы, необходимость быстрой победы Юга должна быть очевидной всем, но президент Дэвис, в прежние годы занимавший пост министра обороны, а до того непосредственно командовавший войсками в Мексиканской кампании, знал о войне не понаслышке и потому не испытывал никаких иллюзий насчет возможности быстро разгромить США на поле боя. Для конфедератов это было еще более немыслимым, чем предполагаемая быстрая победа северян, которая все же достигала весной 1862 года степени маловероятной, но реальной возможности.
С самого начала исходя из того, что американская блокада сделает невозможным приобретение промышленных товаров в Европе, Дэвис развернул программу строительства вооруженных сил, которые только через два года упорных боев смогли всерьез попытаться выйти к американской столице, надеясь даже захватить ее. Эта попытка обернулась Геттисбергом, где резервы генерала Ли были расстреляны из пушек, но сам марш на Вашингтон был предпринят не столько из-за ощущения возросших возможностей КША, сколько из-за необходимости предпринять хоть что-то, способное изменить ход войны.
Такая отчаянная необходимость возникла из-за того, что остальные составляющие условной программы Дэвиса оказались либо невыполненными, либо невыполнимыми. Понимая, что с "сырыми", плохо обученными и снаряженными войсками "добровольческого строя" любая попытка наступать на Вашингтон в 1861 году обернется провалом, Дэвис рассчитывал главным образом на три фактора: во-первых, ему нужно было время для создания собственных производственных мощностей, способных обеспечивать армию южан; во-вторых, блокада южных портов должна была вызвать экономический кризис в Европе и, как считалось, стать решающим фактором в официальном признании КША Англией и Францией, а в идеале - и снятии блокады; в-третьих, оборонительные действия, сами по себе дающие преимущество одной слабо подготовленной армии над другой, по мнению большинства тогдашних наблюдателей и экспертов, что в Америке, что в Европе, должны были продемонстрировать неспособность федералов покорить "пять миллионов свободных людей".
И если реализация первого пункта этой программы являлось своего рода категорически-стратегическим императивом, без которого КША просто не могли вести борьбу за существование, то есть ту самую единственно-возможную для них в 1861 - 63 гг. оборонительную войну на измор, то остальные два представляли из себя заманчивые возможности, осуществление которых представлялось либо практически неизбежным, либо весьма и весьма вероятным.
Что такое - распад Союза - вообще было возможным, хоть и требовало очень большого везения для южан и, соответственно, невезения северян, показывают президентские выборы 1864 года, состоявшиеся в ноябре - т.е., уже после того, как стратегическое положение Юга по всем признакам носило откровенно отчаянный характер. Линкольн и республиканцы, находившиеся на пике военных успехов и могущие похвастаться экономическим бумом в стране, выиграли у демократов Маккеллана, открыто пообещавших покончить с "бесконечной войной" переговорами, "каких-то" 10%. То есть и тогда почти половина принявших участие в голосовании северян выступала за то, чтобы признать Юг или хотя бы его внутреннее устройство, а именно - рабство, бывшее основой и всего хорошего, и всего плохого там.
Таким образом, обе стороны верно исходили из собственных возможностей, но совершенно неправильно оценили намерения друг друга. В Вашингтоне надеялись на то, что южане расколотят себе голову о Потомакскую армию, а потом, осознав невозможность выиграть войну с господствующим на море двадцатидвухмиллионным Союзом, сложат оружие, тогда как в Ричмонде собирались дождаться того момента, когда янки поймут, что победа военным путем для них невозможна, а блокада рано или поздно будет прорвана англичанами или же - с их помощью - флотом Конфедерации, который еще предстоит создать. Именно эти обстоятельства и расчеты привели обе стороны к парадоксальным, на первый взгляд, решениям: имевший потенциальное преимущество практически по всем параметрам Север рассчитывал закончить войну на первой, второй, или третьей кампании, а Юг, уступающий янки во всем, кроме индивидуальной подготовки стрелков первых месяцев войны, надеялся вызвать у неприятеля нечто вроде "вьетнамского синдрома" или, как сказали бы тогда, "испанского" - в память о провальных попытках Наполеона завоевать Иберийский полуостров.
В 1861 году перспектива повторения подобного представлялась куда более реалистичной, тем более, что у Линкольна под рукой не было ни "Великой армии", ни ряда заслуженных полководцев, ни собственно "бога войны" - Бонапарта. Выдающийся американский лидер, человек сильной воли, он все же был и оставался штатским, способным вникать в "повседневные вопросы" войны и даже отличать способных командиров, но никак не военным стратегом. Безупречный в своих отношениях с подчиненными ему генералами, которых он старался ограждать от непрофессиональной критики общественности, президент все же частенько поддавался обычному для политика желанию поспособствовать улучшению внутреннего положения за счет какой-нибудь военной победы, что и подводило несколько раз армии Союза к опасной черте.
К счастью для США, конфедераты были неспособны нанести северянам поражение настоящего стратегического масштаба - по крайней мере, вплоть до 1863 года, когда сражение при Геттисберге покончило и с этой, уже совершенно ускользающей возможностью даже не изменить ход войны, но хотя бы усадить Север за стол переговоров. Чтобы понять почему дело обстояло именно так, а никак иначе, следует вспомнить о том состоянии, в котором находились вооруженные силы еще единых США поздней осенью 1860 года. Кадровая армия насчитывала чуть более десятка тысяч солдат и офицеров, а генералы Севера и Юга не просто знали о друг друге, а в большинстве своем были знакомы лично. За короткий срок между началом сецессии и первыми настоящими военными кампаниями развернуть на базе этого две крупные армии было еще можно, но сделать их по-настоящему эффективными - нет.
Это накладывало суровый отпечаток на весь ход боевых действий. Генералы Севера и Юга могли планировать сложные операции, но как только дело доходило до реализации на уровне тактики, так все немедленно катилось под откос. Южане, как уже говорилось выше, имевшие в начале войны известное преимущество в стрелках и офицерском составе (так, самая крупная американская война между 1815 и 1861 гг. - поход на Мехико - было практически исключительно южным делом, которое на севере воспринимали без малейшего энтузиазма, а и более того, с немалым опасением насчет того, что рано или поздно южане захотят создать в Мексиканском заливе собственную рабовладельческую империю, втянув тем самым Север в ряд захватнических войн - и в 1861 году это сыграло немалую роль в конечном провале соглашения между Вашингтоном и "мятежными" штатами) избрали оборонительную тактику и выиграли несколько сражений, раз за разом расстреливая федералов, не умевших толком наступать.
Но когда в атаку переходили уже южане, тут же выяснялось, что и северяне умеют палить по плотным построениям людей в серых мундирах немногим хуже своего противника. Кампания 1862 года у Ричмонда в этом смысле очень характерна: Ли, лучший южный генерал той войны, планировал свои операции весьма расчетливо и, не имея общего численного превосходства над противником, каждый раз умело создавал локальное преимущество в силах. Семидневная битва между ним и Маккелланом казалось бы должны была закончиться тяжелым поражением северян, если не полным разгромом их войск, снабжавшихся по морю и уже потому ощущавших себя в некотором окружении. Маккеллан довершал картину предстоящей катастрофы своей обычной нерешительностью - говоря проще, это был, на наши деньги, американский Куропаткин, то есть способный военный администратор, но совершенно бесталанный полководец.
А в действительности же все закончилось достаточно спокойным отступлением северян к своим кораблям и беспрепятственной эвакуацией. Атакуя, южане потеряли в боях около двадцати тысяч человек - против пятнадцати тысяч у северян. Блестящее оперативное искусство Ли, действовавшего в духе быстрых ударов Фридриха Великого, обернулось разочаровывающим балансом потерь - победа была одержана, но войну так выиграть было нельзя. В центре же страны, где "ординарным" южным командирам противостояли талантливый алкоголик Грант и его агрессивные генералы Шерман, Шеридан и Томас, у Юга, с его тамошней полумилиционной местной системой, не было и шанса. Там с самого начала война шла практически "в одну калитку" и именно победы на этом направлении, сопровождавшиеся к тому же постоянным продвижением вперед, позволяли администрации Линкольна вновь и вновь убеждать своих граждан в том, что одна победа над Ли и враг повсеместно сложит оружие.
Как видите, тактическое превосходство южан носило весьма ограниченный характер. Оно вновь дало о себе знать в 1864 году, когда получивший пост главнокомандующего Грант начал методическое наступление на Ричмонд, вновь и вновь отправляя свои войска вперед. Отбивая эти атаки, южане несли куда меньшие потери чем противник, но в 1864 году это уже не имело никакого значения: отмена рабства привела к изменению настроений среди общественности европейских стран, а военные поражения южан окончательно закрыли вопрос об их признании Лондоном или Парижем (тем более - участию в войне на их стороне). Американская экономика же была на подъеме и благополучно состоявшаяся на этом фоне массовая мобилизация позволяла Северу глоток за глотком пожирать Юг подобно той самой анаконде.
Материал взят: Тут