Загадки операции «Оверлорд» ( 7 фото )
- 10.02.2023
- 3 827
Действие союзных войск в Европе. 5 июня — 31 декабря 1944 г.
Военные действия в Западной Европе
Казалось бы, история второй мировой войны исследована вдоль и поперек. Выпущены многотомные монографии, защищены тысячи диссертаций. И все же, все же... Остаются еще «белые пятна», и иные события предстают совершенно в другом свете — стоит подойти к ним не традиционным путем, а так, как это сделали наши авторы.
День странных совпадений
6 июня 1944 года — день «Д», день, как считают в Англии, решивший судьбу Европы, день странных совпадений и неразгаданных загадок.
Итак, операция «Оверлорд» — высадка десанта союзников в Нормандии — из-за ужасной погоды становится почти невозможной, каждый час промедления увеличивает опасность утечки информации и обнаружения десанта фашистами. Эйзенхауэр, командовавший войсками союзников, неожиданно для многих рискнул начать фактически безнадежную операцию… Я не оговорился: операция, которую ждал весь мир, начавшаяся почти через пять лет после того, как Англия объявила войну Германии и через три года после нападения фашистов на СССР, при нормальном ходе событий должна была быть обречена на провал.
Не случайно перед началом операции Эйзенхауэр оставил конверт с заявлением, что всю ответственность за возможный провал он берет на себя.
Ну, прежде всего, разве не чудо, что союзникам удалось длительное время скрывать скопление семи тысяч кораблей и огромной армии десантников, хотя до Англии немцам было рукой подать?
Вечером 5 июня 1944 года главнокомандующий гитлеровскими войсками на Западе генерал-фельдмаршал Рундштедт получил донесение, что радиостанция Би-би-си в Лондоне передает необычайно много кодированных сообщений для французского Сопротивления и что немецким РЛС (Радиолокационные станции) между Шербуром и Гавром поставлены сильные помехи. В 22 часа было перехвачено кодированное сообщение Би-би-си французскому Сопротивлению, означавшее, что вторжение начинается, но главнокомандующий, отвечающий за оборону западных рубежей рейха, никак не реагирует на это. Хотя имелась возможность если не нанести упреждающий удар, то хотя бы подготовиться к отражению.
Далее. Во время следования конвоя все время бушевали штормы, однако когда корабли подошли к Нормандии, ветер, как по заказу, стих. Но и этого чуда было недостаточно для успеха.
Немецкие РЛС засекли армаду кораблей, движущуюся к берегам Нормандии. Однако Рундштедт не поверил сообщению, заявив, что моряки видели на экранах своих радиолокаторов стаю чаек.
Казалось бы, чего проще — послать самолет или корабль в этот район и проверить тревожный сигнал, тем более, что речь шла о судьбе Германии. Но происходит непостижимое — никто такого задания не получает ни от главнокомандующего, ни от кого либо из старших чинов. В то же время Рундштедт по тревоге приводит в боевую готовность 15-ю армию в районе Па-де-Кале, но не считает нужным отдать такой же приказ 7-й армии, к расположению которой в секторе побережья между Каном и Шербуром, как ему было сообщено, на тысячах судов направляется десант союзников. Странная логика, не правда ли?
Удивительно, но накануне командующий 7-й армии генерал Фридрих Дольман, по согласованию с Рундштедтом, отдач приказ о временной отмене боевой готовности и собрал своих старших офицеров для проведения штабных учений в Ренне, что примерно в 125 милях от Нормандского побережья Ла-Манша. (Потом У. Черчилль отметит в своих воспоминаниях, что, видимо, оглушенные немцы вели беспорядочный ответный огонь, однако, скорее, причина в том, что некому было ими управлять).
В полночь начали высаживаться три воздушно-десантные дивизии; одна на северо-востоке Кана с целью захвата плацдармов на реке между городом и морем и две севернее Карантана, чтобы помочь морскому десанту и помешать противнику перебросить резервы на полуостров Котантен.
Генерал-майор Пемзель сообщил по телефону, что, судя по всему, началась крупномасштабная операция, но Рундштедт отнесся к донесению скептически, посчитав это отвлекающим маневром, и ничего не предпринял для оказания помощи 7-й армии.
У союзников было всего полчаса между приливом и отливом, когда можно было уничтожить находившиеся на глубине двух футов подводные заграждения, и они каким-то образом успели это сделать. Но, как выяснилось потом, всех этих чудес также было слишком мало для успеха операции...
Когда на рассвете 6 июня Рундштедту стали поступать донесения о высадке больших сил союзников в Нормандии под прикрытием смертоносного огня крупнокалиберных орудий армады боевых кораблей, главнокомандующий вновь не поверил, что союзники предприняли главный штурм и не принял необходимых контрмер, хотя в районе, прилегавшем к месту высадки, находились две танковые дивизии.
Рундштедт располагал достаточным количеством сил для защиты побережья — от Голландии и Бельгии до Бискайского залива — 60 дивизий; но 10 танковых дивизий, предназначенных для отражения высадки десанта, были разбросаны от Бельгии до Бордо. Странно, но Рундштедт допустил ту же ошибку, что и французы в 1940 году, за что он их тогда примерно наказал, но об этом позже.
За 24 часа 6 июня авиация союзников совершила более 14 600 вылетов.
Происходит еще одно необъяснимое событие: человек, который мог сорвать планы союзников — генерал Роммель, именно в это время оказывается не у себя в штабе, а за сотни километров... И странно — бесстрашный Роммель не осмеливается нарушить запрет фюрера и только к концу дня добирается до своих войск, но время упущено... Однако и это не все.
Лишь когда высадившийся десант союзников, хотя и не смог выполнить первоочередной задачи — взять Кан, но «оттяпал» территорию глубиною от двух до шести миль и основательно закрепился, Рундштедт начал звонить в ставку Гитлеру.
И в придачу ко всему Гитлер — спит! Спит, а опытнейшие военачальники Кейтель и Йодль, которые не могли не понимать всей серьезности создавшегося положения и опасности промедления, тем не менее не решились ни сами отдать приказ о контратаке танковым частям, находившимся рядом с местом высадки десанта, ни разбудить фюрера. Когда фюрер проснулся, было уже слишком поздно и встретить высаживающиеся войска танковым ударом не удалось. Всемерно разрекламированный Атлантический вал был прорван за несколько часов... Невероятно, но Гитлер в буквальном смысле проспал высадку десанта союзников.
Нечто странное происходит и на море, о чем вскользь замечает У. Черчилль в третьем томе своей книги «Вторая мировая война»: только небольшая часть немецких подводных лодок, расположенных в Бискайском заливе, получает приказ атаковать десантные корабли союзников, да и те, словно сговорившись, отправляются в район боевых действий... в надводном положении, представляя из себя превосходную мишень для учебных стрельб и прицельного бомбометания кораблей и самолетов союзников.
Вряд ли опытные подводники по своей воле пошли на такую откровенную авантюру, так как выигрыш нескольких часов никакой роли не играл: подобные десанты — дело не одного дня, следовательно, кто-то отдал этот нелепый и убийственный приказ, в результате чего подводный флот, на который возлагалась обязанность защитить побережье от десанта союзников, не смог выполнить поставленную перед ним задачу.
Итак, напрашивается вывод: слишком много странных совпадений!
Проект был грандиозен
План операции «Оверлорд» разрабатывала группа «Коссак» (Аббревиатура слов: Chief of Staff Supreme Alied Comander) под командованием генерал-лейтенанта Ф. Э. Моргана, которая изучила печальный опыт высадки десанта в Европе 19 августа 1942 года в районе Дьепа (операция «Юбилей»), закончившейся катастрофой по многим причинам.
Англия в то время не располагала достаточными ресурсами для проведения крупномасштабной операции, а немецкие подводные лодки хозяйничали на морских просторах, топя конвои союзников и в студеных волнах северных морей, и у берегов Америки. Знаменитая фраза, нацарапанная гусиным пером безвестного летописца — «Правь, Британия, морями», вызывала у немецких подводников взрывы хохота.
Итак, около 250 кораблей под прикрытием 800 самолетов — это было практически все, что могли использовать в тот момент англичане. Причем один из десантных отрядов был обнаружен немцами еще на подходе, и элемент внезапности был утерян.
Десантники могли воспользоваться только легким стрелковым оружием — выгрузка тяжелого вооружения (танков, артиллерии) и боеприпасов на открытом побережье под огнем противника оказалась невыполнимой задачей.
Советская историография расценивает операцию «Юбилей» как попытку руководства союзников доказать: открыть второй фронт в Западной Европе из-за нехватки сил и средств невозможно; однако не следует забывать о собственном печальном опыте — высадке десанта советских войск в районе Южная Озерейка 4 февраля 1943 года, подтвердившем значительные трудности и непредвиденные опасности проведения подобных операций.
За одного битого двух небитых дают — союзники сумели сделать правильные выводы: высадка большого десанта — это не столько военная, сколько организационная и инженерная проблемы.
У. Черчилль вспоминал:
«...Надо было учесть влияние приливов. Если бы мы произвели высадку при высшем уровне прилива, то подходу к берегу мешали бы подводные препятствия. Если высадку произвести при низшем уровне отлива, то войскам пришлось бы пройти большое расстояние по открытому для обстрела берегу.
Разность уровней воды во время прилива и отлива в Ла-Манше составляет более 20 футов, причем на берегу остаются соответствующие промоины...
...Проект был грандиозен. Предстояло построить по крайней мере две плавучие гавани «Малберри». В пунктах высадки десанта — построить большие молы. Та часть этих молов, которая вдается в море, должна была быть плавучей и защищенной для выгрузки судов. Для защиты их от штормовых ветров и волн надо было установить большой дугой, обращенной к морю, волнорезы, состоящие из потопленных бетонных блоков «Феникс» и блокировочных судов «Гузберри»
Одной из главных причин успеха операции «Оверлорд» считается ошибка фашистского командования в определении района предполагаемой высадки десанта.
Бретань, Нормандия, Па-де-Кале — выбор был не слишком большой. Прежде всего: при высадке в Бретани союзники оказывались на окраине Европы и не создавали непосредственной угрозы стратегически важным — экономически и политически — центрам, и в частности Парижу, что явно снижало эффективность операции. Кроме того, Бретань наиболее удалена от Англии и, следовательно, возникало много опасных неудобств, в частности, делало корабли конвоя более уязвимыми для подводных лодок немцев, расположенных в Бискайском заливе и Бресте.
Остается Па-де-Кале и Нормандия.
Преимущества высадки в Па-де-Кале заключались в наименьшем расстоянии, но разница была не так уж и велика, значит, это условие не могло быть решающим.
В остальном все указывало на Нормандию:
— главное: здесь не было таких мощных оборонительных сооружений, как в Па-де-Кале (они были во много раз слабее и построены только на 18 процентов). И хотя все 50 миль песчаного берега между Гавром и Шербуром были защищены бетонированными укреплениями и бетонными дотами, но оборона не имела необходимой глубины, обеспечивающей ее устойчивость и сопротивляемость;
— немцы не сосредоточили здесь крупных сил для непосредственной защиты побережья;
— побережье лучше защищено от штормовых ветров, что облегало и ускоряло высадку десанта;
— место высадки более удалено от Германии и. следовательно, от истребительной авиации люфтваффе;
— местность благоприятствовала быстрому развертыванию сил и была достаточно удалена от основных сил противника;
— имелись порты, которые можно было изолировать и захватить в самом начале операции, что резко ускорило бы переброску войск и наращивание сил на плацдарме;
— в сравнении с Бретанью место высадки было достаточно удалено от Бискайского залива и Бреста, и немцы могли не успеть массированно использовать подводные лодки против десанта;
— от места высадки путь к Парижу был намного короче, и, следовательно, при удачном развитии событий союзники быстрее могли его захватить, что должно было ускорить крушение третьего рейха.
На предполагаемое место высадки недвусмысленно указывали и методичные опустошительные трехмесячные бомбежки железных дорог и мостов в Нормандии, отсекающие побережье от мест дислокации войск вермахта. Причем интенсивность бомбардировок и колоссальные потери, которые несла авиация союзников, были бы непозволительной роскошью, если бы это были отвлекающие операции.
В конце марта Гитлер, изучивший кстати Клаузевица и Мольтке, прочитавший все труды Шлиффена, пришел к выводу, что главным районом вторжения станет Нормандия. «Следите за Нормандией», — постоянно предупреждал он генералов и приказал в течение последующих нескольких недель перебросить значительные средства усиления в район между Сеной и Луарой. Однако обычно дисциплинированные Рундштедт и его генералы сосредоточили главный костяк немецких сил к северу от Сены между Гавром и Дюнкерком, то есть следили скорее за Па-де-Кале, чем за Нормандией.
66 тысяч тонн бомб, сброшенных союзниками в течение трех месяцев на железнодорожные коммуникации в 93 важнейших центрах на подступах к Нормандии, создали «железнодорожную пустыню» вокруг германских войск в районе высадки, но Рундштедт продолжал следить за Па-де-Кале и настаивал на том, что вес эти бомбежки союзники проводят для отвода глаз и их главная цель Па-де-Кале.
Рундштедт медлит
17 июня, по настоянию Рундштедта, было проведено совещание в Марживале, но Рундштедту и Роммелю не удалось убедить Гитлера отвести войска в глубь континента. А после отъезда фельдмаршалов происходит странное событие: сбившаяся с курса на Лондон Фау-1 упала на бункер, но фюрер не пострадал.
29 июня Рундштедт и Роммель обратились к Гитлеру с предложением реально оценить создавшееся положение и положить конец войне, но впоследствии выясняется, что Роммель участвовал в заговоре против Гитлера...
В 15-й армии имелись резервы, но только через 6 недель Рундштедт выделит их в помощь 7-й армии. Однако время будет потеряно.
30 июня Кейтель, пытаясь выяснить обстановку, спросил: «Что будем делать?», на что последовал экстравагантный ответ Рундштедта: «Заключать мир, дурачье! Что еще вы способны сделать?!»
На другой день Рундштедт был сменен фельдмаршалом фон Клюге.
Но вот еще одно удивительное обстоятельство: до двадцатых чисел июля союзники не предпринимали активных действий. Как потом выяснилось, в Вашингтоне и Лондоне ожидали вестей из Берлина...
17 июля 1944 года самолет союзников атаковал штабную машину, и идол немецких масс, самый популярный из всех военачальников знаменитый фельдмаршал Роммель был тяжело ранен.
20 июля 1944 года в ставке Гитлера взорвалась мощная бомба, подложенная полковником Штауфенбергом, но фюрер был лишь контужен.
«Этот патологический лжец, — воскликнул Роммель, когда в беседе со Шпейделем упомянул Гитлера, окончательно сошел с ума. Он обрушит свой садизм на участников заговора 20 июля, и этим дело не кончится».
Роммель угадал: на операционном столе в Вердене ослепший генерал фон Штюльпнагель случайно назвал его имя, а позднее полковник фон Хофакер, не выдержав страшных пыток в застенках гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, рассказал о роли Роммеля в заговоре и его словах: «Передайте товарищам в Берлине, что они могут на меня положиться».
Эта фраза засела в сознании Гитлера, и, по его приказу, ходивший у него в фаворитах генерал, надев свою кожаную куртку — форму Африканского корпуса и сжимая фельдмаршальский жезл, 8 августа принял яд.
Фельдмаршал Модель отдал приказ по войскам, в котором отмечалось, что Роммель скончался от ран, полученных 17 июля, и выражалась скорбь в связи с потерей «одного из величайших полководцев нации».
Рундштедт в роли представителя фюрера на государственных похоронах произнес речь: «Его сердце принадлежало фюреру». Однако он... отказался присутствовать на кремации и приехать в дом Роммеля, чтобы выразить соболезнование вдове, как это сделали большинство генералов.
Происходит неожиданное: Рундштедт добровольно принимает пост председателя суда чести, учрежденного Гитлером для изгнания из армии всех офицеров, подозреваемых в причастности к заговору против него. Странность поступка Рундштедта заключалась в том, что суду чести не разрешалось заслушивать показания обвиняемых офицеров в свою защиту, а приговор выносился на основе улик, представленных гестапо, и опозоренных и изгнанных из армии офицеров, уже в качестве гражданских лиц, передавали в руки пресловутого Народного суда (Председателем Народного суда был Рональд Фрейслер, злобный маньяк, который, оказавшись в первую мировую пойму в русском плену, стал фанатичным большевиком, а после 1924 года — таким же фанатичным нацистом.), а тот автоматически направлял их в лапы палачей.
Удивительно, но знаменитый военачальник и аристократ Рундштедт, хотя бы для соблюдения приличий, не попытался протестовать против такого ограничения прав обвиняемых, его товарищей по оружию.
Чопорный аристократический офицерский корпус, забыв о своих традициях, безропотно наблюдал, как, но приказу бывшего ефрейтора австрийской армии, десятки высших генералов были брошены и застенки гестапо и отправлены на заклание после судебных фарсов, разыгранных в Народном суде.
Три прославленных фельдмаршала — Вицлебен, Клюге, Роммель — сошли со сцены: один повешен, двоих принудили к самоубийству, 4 сентября 1944 года Рундштедт был восстановлен в должности главнокомандующего войсками на Западе, однако впоследствии на допросе у союзников он скажет странные слова: «Для меня война закончилась в сентябре».
Своя игра
Приглядимся к человеку, «прозевавшему» самую крупную десантную операцию второй мировой войны.
Рундштедт был толковым генералом, и его воинское искусство дорого обошлось нашей стране: это под его командованием солдаты группы армий «Юг» взяли Киев и 665 тысяч пленных, а затем молниеносно прорвались через легендарный Перекоп и захватили Крым, в котором наших войск было не меньше, а учитывая, что для успешного прорыва обороны наступающие должны иметь значительный перевес в силах (примерное соотношение 3:1), то этот факт говорит сам за себя.
Кстати, когда Гитлер отдал приказ взять и удержать Ростов — «ворота Кавказа», Рундштедт взял Ростов, но понимая, что не сможет его удержать, телеграфировал Гитлеру: «Пытаться удержать позиции — безумие... приказ необходимо отменить или придется подыскать кого-нибудь другого на мое место.» (Согласитесь, не каждый мог решиться назвать приказ Гитлера «безумием» и разговаривать с ним в таком тоне.)
Фюрер не замедлил с ответом: «Согласен с вашей просьбой. Пожалуйста, сдайте командование.» Но это была не первая отставка фельдмаршала.
Рундштедт еще в 1938 году проявил себя оппозиционером и «заслужил» отставку. Однако, когда Гитлеру понадобились умелые полководцы, Рундштедт снова оказался в строю.
Дерзкий массированный удар бронетанковых войск через Арденны 10 мая 1940 года, которыми командовал Рундштедт, привел к прорыву обороны противника, и семь танковых дивизий, прорвавшись через Маас, устремились к Ла-Маншу. Это, в свою очередь, привело к захвату Франции. Рундштедт был произведен в генерал-фельдмаршалы.
Главный урок истории, как говорят, заключается в том, что его не учат. Рундштедт дважды в ходе одной войны блистательно провел прорывы в Арденнах, оба раза поставив армии союзников на край гибели, и, что поразительно, оба раза происходило чудо, спасающее союзников: первое — «чудо Дюнкерка», а второе я бы назвал «Арденнским чудом».
В первом случае перед прижатыми к морю, разбитыми и деморализованными войсками союзников стояла дилемма: капитулировать или быть в буквальном смысле раздавленными стальной лавиной немецких танков.
Однако 24 мая 1940 года, когда немецкие танки готовились нанести завершающий удар по Дюнкерку, был получен странный, просто необъяснимый приказ — прекратить дальнейшее наступление. Танки были остановлены, но не силой и мужеством солдат союзников, а приказом Рундштедта, который, как было установлено на основании архивов штаба Рундштедта, лично убедил Гитлера остановить танки перед Дюнкерком, пока не будут подтянуты пехотные дивизии. И танки стояли на месте ровно столько, сколько времени понадобилось для свершения «чуда Дюнкерка» — эвакуации 338 тысяч почти безоружных солдат союзников...
Через четыре с половиной года пришла очередь «Арденнского чуда».
Для прорыва в Арденнах было сформировано почти 28 дивизий, включая 9 танковых и дополнительно 6 дивизий для последующего удара на Эльзас. На любимца фюрера Отто Скорцени было возложено выполнение операции «Грейф» («Кондор»), согласно которой около двух тысяч немецких солдат, знающих английский язык, были переодеты в американскую форму, снабжены трофейным оружием и заброшены в тыл союзников для террора, дезорганизации и захвата мостов.
Застав врасплох командование союзников, утром 16 декабря 1944 года войска Рундштедта прорвали оборону, и уже в ночь на 17 декабря немецкая танковая группа подошла к Ставело, всего в 8 милях от Спа, где размещался штаб 1-й американской армии. Немецкие танки останавливаются, трудно поверить, всего... в одной миле от огромного полевого бензохранилища американцев, где было сосредоточено три миллиона галлонов бензина. Захвати немцы этот склад, их бронетанковые дивизии, страдавшие из-за нехватки горючего, могли быстро продвигаться дальше, но свершилось «Арденнское чудо» — склад не был захвачен.
28 декабря 1944 года Рундштедт предложил Гитлеру отвести войска...
1 января 1945 года немецкая авиация нанесла неожиданный и страшный удар по аэродромам союзников, но было уже поздно; «Арденнское чудо» свершилось, и оно дорого обошлось немцам. Они потеряли 120 тысяч солдат, 600 танков и самоходных орудий, 1600 самолетов, 6 тысяч автомашин.
И невольно возникает вопрос: а почему этот удар авиации был приурочен не к началу, а к концу операции?
Зная все эти факты, сомневаешься, что столь опытный военачатьник мог так грубо ошибиться и со сроком ввода в действие авиации, и в определении места высадки десанта. Ведь сумел же не обладавший таким опытом и знаниями бывший ефрейтор Адольф Гитлер угадать место высадки десанта союзников!
Рундштедт не был «паркетным» генералом, а среди боевых офицеров, дослужившихся до фельдмаршальского жезла, дураков не было.
Если сопоставить все факты его незаурядной военной карьеры, в сочетании с «чудесами», с его то неприкрытым противостоянием Гитлеру, то странной безропотностью во время расправы с заговорщиками, невольно приходит мысль, что Рундштедт вовсе не прозевал высадку в Нормандии. И хотя документальных подтверждений его участия в заговоре нет, он все же, по моему мнению, имел к нему какое-то отношение.
Рундштедту были известны человеконенавистнические планы Гитлера, и он понимал, чем они грозят миру. И в 1940 году под Дюнкерком он, трезво оценивая последствия уничтожения войск союзников, мог придти к выводу, что это могло роковым образом сказаться на судьбе Англии, а значит и всей Европы. Последующая битва за Англию показала, насколько «Туманный Альбион» был близок к катастрофе и как пригодились опытные солдаты и офицеры, спасшиеся в результате «чуда Дюнкерка».
В 1944 году уже самому тупому генералу было понятно, что война идет к неизбежной развязке и вопрос заключался лишь в сроках. Каждый похищенный у войны день спасал десятки тысяч жизней и поэтому успех высадки десанта союзников, в конечном итоге, сокращал поток «похоронок», а провал мог надолго затянуть агонию нацистов и на несколько миллионов увеличить и без того чудовищный список жертв. К тем же трагическим последствиям мог привести и разгром союзников в Арденнах в декабре 1944 года.
И Рундштедт не мог этого не понимать...
И еще одно косвенное подтверждение: многим, кто интересуется историей второй мировой войны, из книги Ф. Уинтерботэма «Операция ультра» известно, что благодаря созданной англичанами разведывательной системе, использовавшей раскрытый секрет немецкой шифровальной машины «Энгима» (от греческого «Загадка»), союзники практически всю войну расшифровывали радиограммы, которыми обменивались немецкие генералы, и поэтому все время были в курсе всех намерений противника (в том числе и Рундштедта) то время операции «Оверлорд».
«Ультра» дала осечку только один раз — контрудар в Арденнах для союзников оказался полной неожиданностью. И вновь странное совпадение: когда судьба Рундштедта повисла на волоске (в случае неудачного начала операции его, по-видимому, тоже бы причислили к заговорщикам), он запрещает пользоваться радиосвязью, и все приказы в подразделения доставляются офицерами связи. Возникает вопрос: он знал или только догадывался об «Ультра»?
Из материалов следствия известно, что заговорщики обращались практически ко всем высшим и пользовавшимся большим авторитетом в армии военачальникам, и в первую очередь к тем, кого считали обиженными фюрером или несогласными с его политикой. И вряд ли они обошли стороной Рундштедта, а тогда становится понятным его поведение во время расправы с заговорщиками — он опасался себя выдать.
Что это — его личная тайная война с нацизмом, которую он вел по своему разумению, выполняя свой долг перед немецкими солдатами? Или он давал шансы союзникам победить нацизм? И даже после окончания войны он не мог в этом признаться: одни бы просто его не поняли, а другие — нацисты-фанатики — с ним бы расправились.
Но это всего лишь догадки и версии...
Карл Рудольф фон Герд Рундштедт окончил свою жизнь в 1953 году в Ганновере, в ФРГ.
Слова, которые никто не произносил
Место действия: западное побережье оккупированной Франции.
Дата: 5 июня 1944 года.
Дело: Накануне исторического «дня Д» в эфире неожиданно прозвучало радиосообщение о высадке союзников в Европе. Британская контрразведка была в изумлении, а немцы растерялись, так как не могли приписать все происшедшее подвигам своих шпионов. Официально объявление посчитали промашкой служащих радиостанции Би-би-си, но до сих пор не появилось новых фактов, способных пояснить происхождение сообщения.
Заинтересованные лица: немецкая группа войск «Центр» и британская разведка МИ-5.
Генерал фон Сапмут спокойно играл партию в бридж, когда полковник Мейер торопливо вошел в зал, чтобы объявить невероятную новость: Би-би-си сообщило о наступлении союзников через французскую фразу: «Blessent mon coeur d'une langeur monotone». («Мое сердце снедает истома»).
Неизвестно, как людям из абвера, контрразведки вермахта, удалось расшифровать послание, скрывающееся за строкой из куплета под названием «Осенняя песня», но командующий 15-й армией довел все до сведения своих начальников так быстро, как только смог. В 10.05 все армейские командиры и главнокомандующие немецкой армии были осведомлены о радиопослании, однако Шпайдель, Йодль, Кейтель, Блюментритт и Фон Рундштедт никак не отреагировали на известие. Метеоусловия и состояние моря считались неблагоприятными для высадки десанта, и, кроме того, немыслимо было представить, что служба английской разведки могла послать подобное сообщение через обычное лондонское радио. Один из генералов Главного штаба пробурчал: «Генерал Эйзенхауер не доверил бы Би-би-си объявлять о высадке войск!»
Тем не менее сообщение было правильное. Союзники начали электронную атаку. Радарные станции немцев, расположенные в Шербуре и Гавре, оказались «ослеплены» помехами и разными случайными радиосигналами, которые парализовали почти все оборудование. Только радары Фекама и Кале продолжали функционировать. В 23.30 стратегически важные пункты французского побережья подверглись продолжительной авиационной атаке, а уже в 00.15 первые парашютисты коснулись земли. У абвера больше не оставалось времени выяснять обстоятельства передачи. Однако МИ-5, его английский аналог, как и полагается, всерьез занялась этим вопросом...
Эйзенхауэр, командовавший силами вторжения, склонялся к мысли, что судьба явно складывается против него. Все планы вторжения, которые составляли главную военную тайну, казалось, стремятся стать известными противнику. Два офицера были понижены в звании за чрезмерную болтливость. Другой унтер-офицер перепутал конверты и передал всю информацию своей сестре в Соединенные Штаты. Еще двенадцать секретных документов вылетели за окно, распахнутое порывом ветра, и хотя одиннадцать из них тут же подобрали, секретчики не находили себе места, пока некто неизвестный не принес последний циркуляр, считавшийся навсегда утерянным. И в довершение всего, ключевые слова для высадки десанта появились в майском кроссворде газеты «Дейли телеграф», причем возможность шпионажа в этом случае практически исключалась. (Речь шла о слове «Оверлорд», фигурировавшем в вопросах, составленных обыкновенным школьным учителем мистером Доу.)
И после всего этого Эйзенхауэр узнает, что ночью «Лондонское радио» объявило на весь свет о начале вторжения союзников во Францию. Хотя сообщение и было зашифрованным, немцы могли знать — так и оказалось в действительности — систему кодов. МИ-5 немедленно начала расследование происшествия, которое, как ни смотри, явно выглядело чьим-то предательством... Но тут-то и выяснилось самое удивительное.
Срочно были направлены агенты в «Ассошиэйтед Пресс», где должен был находиться человек, пересказавший ключевые слова из «Осенней песни» кому-то на «Лондонском радио», кто их и прочел. Однако автора обмолвки так и не нашли. Были опрошены и допрошены и сотрудники самой радиостанции. И с тем же результатом: выяснилось, что никто вообще не произносил этой фразы перед микрофоном!
Могла ли идти речь об обрывке передачи с другой радиостанции, «пролезшей» случайно в выпуск Би-би-си? Служба контрразведки категорически утверждала, что технические характеристики послания не показали внешних помех. Предполагаемый предатель должен был работать в «Ассошиэйтед Пресс» или на самой радиостанции. Но обвинить всех сотрудников в предательстве или укрывательстве было совершенной нелепостью. Все попытки МИ-5 докопаться до истины в этом деле окончились ничем. Война между тем продолжалась, и вскоре вся история потеряла какую-либо значимость — ведь буквально на следующий день началась атака на «Атлантический вал», оборонную систему немцев на побережье. Расследование прекратили, вынеся вердикт, что все «было плодом воображения секретаря».
После войны многотонные стопы секретных документов подверглись тщательному изучению. Среди абверовских не нашлось никаких материалов, подтверждающих ответственность за происшедшее какой-либо шпионской или сочувствующей немцам группы в Великобритании. Самое странное, что это послание, несмотря на все ожидания, помогло союзникам. Если не считать войск фон Салмута, остальная армия оставалась — тоже по непонятным причинам — пассивной, Историк Пол Карелл писал об этом: «Здесь мы встречаемся с психологическим провалом, истинный смысл которого невозможно расшифровать».
«Послание Верлена», как его назвали, содержит множество неизвестных, хотя в классических книгах по истории его рассматривают как невероятный анекдот: как могло случиться, что все работники станции отрицают происшедшее? Кто же произнес строку из песни перед микрофоном? Очень сложно ответить на эти вопросы, если не вспомнить, что незадолго до того обе враждующие стороны получили другие странные послания, источник которых так и остался невыясненным. Может быть, немцы отнесли это последнее сообщение к тому же типу и потому не стали никак реагировать?
Вероятно, правильнее для разрешения этой загадки будет обратиться к так называемому «феномену транскоммуникации». Это сигналы от неидентифицированного источника, которые исследователи Франсуа Брюн и Синесио Дарнелл приписывают бестелесным человеческим существам. Чтобы это ни было, отец современной психофоники Фридрих Юргенсон в 1959 году начал улавливать с относительной частотой такие послания, которые, в противоположность наиболее популярной методике радиопиратства, появлялись на «пустых» радиоволнах.
Но загадка «послания Верлена» состоит не только в этом, ведь высадке предшествовало несколько довольно редких явлений. Листы с описанием авиационной атаки, которые разметало ветром, напоминают об известном анекдоте про астронома Камилла Фламмариона — у него порыв ветра разметал труд по анемографии (науке о направлении и силе ветра). А что сказать о кроссворде мистера Доу? Было ли послание еще одним «редким явлением», связанным с тем, что мы сейчас называем транскоммуникацией?
Сегодня мы определяем явление психофонии как звуки, разумным образом сформированные из случайных шумов. Но тогда, в случае с «посланием Верлена», существовала необходимость создания «электронного шума», чтобы «ослепить» радары немцев. Как утверждает теория хаоса, хаотические системы, такие как эти классы звуков, могут организовываться для достижения вполне конкретного результата, и таким образом, «послание Верлена» можно считать прямым вмешательством паранормальных сил в течение истории, ведь именно оно, это вмешательство, стало по времени своеобразным рубежом второй мировой войны…
Автор:Юрий ЯщенкоПервоисточник:http://www.vokrugsveta.ru
Военные действия в Западной Европе
Казалось бы, история второй мировой войны исследована вдоль и поперек. Выпущены многотомные монографии, защищены тысячи диссертаций. И все же, все же... Остаются еще «белые пятна», и иные события предстают совершенно в другом свете — стоит подойти к ним не традиционным путем, а так, как это сделали наши авторы.
День странных совпадений
6 июня 1944 года — день «Д», день, как считают в Англии, решивший судьбу Европы, день странных совпадений и неразгаданных загадок.
Итак, операция «Оверлорд» — высадка десанта союзников в Нормандии — из-за ужасной погоды становится почти невозможной, каждый час промедления увеличивает опасность утечки информации и обнаружения десанта фашистами. Эйзенхауэр, командовавший войсками союзников, неожиданно для многих рискнул начать фактически безнадежную операцию… Я не оговорился: операция, которую ждал весь мир, начавшаяся почти через пять лет после того, как Англия объявила войну Германии и через три года после нападения фашистов на СССР, при нормальном ходе событий должна была быть обречена на провал.
Не случайно перед началом операции Эйзенхауэр оставил конверт с заявлением, что всю ответственность за возможный провал он берет на себя.
Ну, прежде всего, разве не чудо, что союзникам удалось длительное время скрывать скопление семи тысяч кораблей и огромной армии десантников, хотя до Англии немцам было рукой подать?
Вечером 5 июня 1944 года главнокомандующий гитлеровскими войсками на Западе генерал-фельдмаршал Рундштедт получил донесение, что радиостанция Би-би-си в Лондоне передает необычайно много кодированных сообщений для французского Сопротивления и что немецким РЛС (Радиолокационные станции) между Шербуром и Гавром поставлены сильные помехи. В 22 часа было перехвачено кодированное сообщение Би-би-си французскому Сопротивлению, означавшее, что вторжение начинается, но главнокомандующий, отвечающий за оборону западных рубежей рейха, никак не реагирует на это. Хотя имелась возможность если не нанести упреждающий удар, то хотя бы подготовиться к отражению.
Далее. Во время следования конвоя все время бушевали штормы, однако когда корабли подошли к Нормандии, ветер, как по заказу, стих. Но и этого чуда было недостаточно для успеха.
Немецкие РЛС засекли армаду кораблей, движущуюся к берегам Нормандии. Однако Рундштедт не поверил сообщению, заявив, что моряки видели на экранах своих радиолокаторов стаю чаек.
Казалось бы, чего проще — послать самолет или корабль в этот район и проверить тревожный сигнал, тем более, что речь шла о судьбе Германии. Но происходит непостижимое — никто такого задания не получает ни от главнокомандующего, ни от кого либо из старших чинов. В то же время Рундштедт по тревоге приводит в боевую готовность 15-ю армию в районе Па-де-Кале, но не считает нужным отдать такой же приказ 7-й армии, к расположению которой в секторе побережья между Каном и Шербуром, как ему было сообщено, на тысячах судов направляется десант союзников. Странная логика, не правда ли?
Удивительно, но накануне командующий 7-й армии генерал Фридрих Дольман, по согласованию с Рундштедтом, отдач приказ о временной отмене боевой готовности и собрал своих старших офицеров для проведения штабных учений в Ренне, что примерно в 125 милях от Нормандского побережья Ла-Манша. (Потом У. Черчилль отметит в своих воспоминаниях, что, видимо, оглушенные немцы вели беспорядочный ответный огонь, однако, скорее, причина в том, что некому было ими управлять).
В полночь начали высаживаться три воздушно-десантные дивизии; одна на северо-востоке Кана с целью захвата плацдармов на реке между городом и морем и две севернее Карантана, чтобы помочь морскому десанту и помешать противнику перебросить резервы на полуостров Котантен.
Генерал-майор Пемзель сообщил по телефону, что, судя по всему, началась крупномасштабная операция, но Рундштедт отнесся к донесению скептически, посчитав это отвлекающим маневром, и ничего не предпринял для оказания помощи 7-й армии.
У союзников было всего полчаса между приливом и отливом, когда можно было уничтожить находившиеся на глубине двух футов подводные заграждения, и они каким-то образом успели это сделать. Но, как выяснилось потом, всех этих чудес также было слишком мало для успеха операции...
Когда на рассвете 6 июня Рундштедту стали поступать донесения о высадке больших сил союзников в Нормандии под прикрытием смертоносного огня крупнокалиберных орудий армады боевых кораблей, главнокомандующий вновь не поверил, что союзники предприняли главный штурм и не принял необходимых контрмер, хотя в районе, прилегавшем к месту высадки, находились две танковые дивизии.
Рундштедт располагал достаточным количеством сил для защиты побережья — от Голландии и Бельгии до Бискайского залива — 60 дивизий; но 10 танковых дивизий, предназначенных для отражения высадки десанта, были разбросаны от Бельгии до Бордо. Странно, но Рундштедт допустил ту же ошибку, что и французы в 1940 году, за что он их тогда примерно наказал, но об этом позже.
За 24 часа 6 июня авиация союзников совершила более 14 600 вылетов.
Происходит еще одно необъяснимое событие: человек, который мог сорвать планы союзников — генерал Роммель, именно в это время оказывается не у себя в штабе, а за сотни километров... И странно — бесстрашный Роммель не осмеливается нарушить запрет фюрера и только к концу дня добирается до своих войск, но время упущено... Однако и это не все.
Лишь когда высадившийся десант союзников, хотя и не смог выполнить первоочередной задачи — взять Кан, но «оттяпал» территорию глубиною от двух до шести миль и основательно закрепился, Рундштедт начал звонить в ставку Гитлеру.
И в придачу ко всему Гитлер — спит! Спит, а опытнейшие военачальники Кейтель и Йодль, которые не могли не понимать всей серьезности создавшегося положения и опасности промедления, тем не менее не решились ни сами отдать приказ о контратаке танковым частям, находившимся рядом с местом высадки десанта, ни разбудить фюрера. Когда фюрер проснулся, было уже слишком поздно и встретить высаживающиеся войска танковым ударом не удалось. Всемерно разрекламированный Атлантический вал был прорван за несколько часов... Невероятно, но Гитлер в буквальном смысле проспал высадку десанта союзников.
Нечто странное происходит и на море, о чем вскользь замечает У. Черчилль в третьем томе своей книги «Вторая мировая война»: только небольшая часть немецких подводных лодок, расположенных в Бискайском заливе, получает приказ атаковать десантные корабли союзников, да и те, словно сговорившись, отправляются в район боевых действий... в надводном положении, представляя из себя превосходную мишень для учебных стрельб и прицельного бомбометания кораблей и самолетов союзников.
Вряд ли опытные подводники по своей воле пошли на такую откровенную авантюру, так как выигрыш нескольких часов никакой роли не играл: подобные десанты — дело не одного дня, следовательно, кто-то отдал этот нелепый и убийственный приказ, в результате чего подводный флот, на который возлагалась обязанность защитить побережье от десанта союзников, не смог выполнить поставленную перед ним задачу.
Итак, напрашивается вывод: слишком много странных совпадений!
Проект был грандиозен
План операции «Оверлорд» разрабатывала группа «Коссак» (Аббревиатура слов: Chief of Staff Supreme Alied Comander) под командованием генерал-лейтенанта Ф. Э. Моргана, которая изучила печальный опыт высадки десанта в Европе 19 августа 1942 года в районе Дьепа (операция «Юбилей»), закончившейся катастрофой по многим причинам.
Англия в то время не располагала достаточными ресурсами для проведения крупномасштабной операции, а немецкие подводные лодки хозяйничали на морских просторах, топя конвои союзников и в студеных волнах северных морей, и у берегов Америки. Знаменитая фраза, нацарапанная гусиным пером безвестного летописца — «Правь, Британия, морями», вызывала у немецких подводников взрывы хохота.
Итак, около 250 кораблей под прикрытием 800 самолетов — это было практически все, что могли использовать в тот момент англичане. Причем один из десантных отрядов был обнаружен немцами еще на подходе, и элемент внезапности был утерян.
Десантники могли воспользоваться только легким стрелковым оружием — выгрузка тяжелого вооружения (танков, артиллерии) и боеприпасов на открытом побережье под огнем противника оказалась невыполнимой задачей.
Советская историография расценивает операцию «Юбилей» как попытку руководства союзников доказать: открыть второй фронт в Западной Европе из-за нехватки сил и средств невозможно; однако не следует забывать о собственном печальном опыте — высадке десанта советских войск в районе Южная Озерейка 4 февраля 1943 года, подтвердившем значительные трудности и непредвиденные опасности проведения подобных операций.
За одного битого двух небитых дают — союзники сумели сделать правильные выводы: высадка большого десанта — это не столько военная, сколько организационная и инженерная проблемы.
У. Черчилль вспоминал:
«...Надо было учесть влияние приливов. Если бы мы произвели высадку при высшем уровне прилива, то подходу к берегу мешали бы подводные препятствия. Если высадку произвести при низшем уровне отлива, то войскам пришлось бы пройти большое расстояние по открытому для обстрела берегу.
Разность уровней воды во время прилива и отлива в Ла-Манше составляет более 20 футов, причем на берегу остаются соответствующие промоины...
...Проект был грандиозен. Предстояло построить по крайней мере две плавучие гавани «Малберри». В пунктах высадки десанта — построить большие молы. Та часть этих молов, которая вдается в море, должна была быть плавучей и защищенной для выгрузки судов. Для защиты их от штормовых ветров и волн надо было установить большой дугой, обращенной к морю, волнорезы, состоящие из потопленных бетонных блоков «Феникс» и блокировочных судов «Гузберри»
Одной из главных причин успеха операции «Оверлорд» считается ошибка фашистского командования в определении района предполагаемой высадки десанта.
Бретань, Нормандия, Па-де-Кале — выбор был не слишком большой. Прежде всего: при высадке в Бретани союзники оказывались на окраине Европы и не создавали непосредственной угрозы стратегически важным — экономически и политически — центрам, и в частности Парижу, что явно снижало эффективность операции. Кроме того, Бретань наиболее удалена от Англии и, следовательно, возникало много опасных неудобств, в частности, делало корабли конвоя более уязвимыми для подводных лодок немцев, расположенных в Бискайском заливе и Бресте.
Остается Па-де-Кале и Нормандия.
Преимущества высадки в Па-де-Кале заключались в наименьшем расстоянии, но разница была не так уж и велика, значит, это условие не могло быть решающим.
В остальном все указывало на Нормандию:
— главное: здесь не было таких мощных оборонительных сооружений, как в Па-де-Кале (они были во много раз слабее и построены только на 18 процентов). И хотя все 50 миль песчаного берега между Гавром и Шербуром были защищены бетонированными укреплениями и бетонными дотами, но оборона не имела необходимой глубины, обеспечивающей ее устойчивость и сопротивляемость;
— немцы не сосредоточили здесь крупных сил для непосредственной защиты побережья;
— побережье лучше защищено от штормовых ветров, что облегало и ускоряло высадку десанта;
— место высадки более удалено от Германии и. следовательно, от истребительной авиации люфтваффе;
— местность благоприятствовала быстрому развертыванию сил и была достаточно удалена от основных сил противника;
— имелись порты, которые можно было изолировать и захватить в самом начале операции, что резко ускорило бы переброску войск и наращивание сил на плацдарме;
— в сравнении с Бретанью место высадки было достаточно удалено от Бискайского залива и Бреста, и немцы могли не успеть массированно использовать подводные лодки против десанта;
— от места высадки путь к Парижу был намного короче, и, следовательно, при удачном развитии событий союзники быстрее могли его захватить, что должно было ускорить крушение третьего рейха.
На предполагаемое место высадки недвусмысленно указывали и методичные опустошительные трехмесячные бомбежки железных дорог и мостов в Нормандии, отсекающие побережье от мест дислокации войск вермахта. Причем интенсивность бомбардировок и колоссальные потери, которые несла авиация союзников, были бы непозволительной роскошью, если бы это были отвлекающие операции.
В конце марта Гитлер, изучивший кстати Клаузевица и Мольтке, прочитавший все труды Шлиффена, пришел к выводу, что главным районом вторжения станет Нормандия. «Следите за Нормандией», — постоянно предупреждал он генералов и приказал в течение последующих нескольких недель перебросить значительные средства усиления в район между Сеной и Луарой. Однако обычно дисциплинированные Рундштедт и его генералы сосредоточили главный костяк немецких сил к северу от Сены между Гавром и Дюнкерком, то есть следили скорее за Па-де-Кале, чем за Нормандией.
66 тысяч тонн бомб, сброшенных союзниками в течение трех месяцев на железнодорожные коммуникации в 93 важнейших центрах на подступах к Нормандии, создали «железнодорожную пустыню» вокруг германских войск в районе высадки, но Рундштедт продолжал следить за Па-де-Кале и настаивал на том, что вес эти бомбежки союзники проводят для отвода глаз и их главная цель Па-де-Кале.
Рундштедт медлит
17 июня, по настоянию Рундштедта, было проведено совещание в Марживале, но Рундштедту и Роммелю не удалось убедить Гитлера отвести войска в глубь континента. А после отъезда фельдмаршалов происходит странное событие: сбившаяся с курса на Лондон Фау-1 упала на бункер, но фюрер не пострадал.
29 июня Рундштедт и Роммель обратились к Гитлеру с предложением реально оценить создавшееся положение и положить конец войне, но впоследствии выясняется, что Роммель участвовал в заговоре против Гитлера...
В 15-й армии имелись резервы, но только через 6 недель Рундштедт выделит их в помощь 7-й армии. Однако время будет потеряно.
30 июня Кейтель, пытаясь выяснить обстановку, спросил: «Что будем делать?», на что последовал экстравагантный ответ Рундштедта: «Заключать мир, дурачье! Что еще вы способны сделать?!»
На другой день Рундштедт был сменен фельдмаршалом фон Клюге.
Но вот еще одно удивительное обстоятельство: до двадцатых чисел июля союзники не предпринимали активных действий. Как потом выяснилось, в Вашингтоне и Лондоне ожидали вестей из Берлина...
17 июля 1944 года самолет союзников атаковал штабную машину, и идол немецких масс, самый популярный из всех военачальников знаменитый фельдмаршал Роммель был тяжело ранен.
20 июля 1944 года в ставке Гитлера взорвалась мощная бомба, подложенная полковником Штауфенбергом, но фюрер был лишь контужен.
«Этот патологический лжец, — воскликнул Роммель, когда в беседе со Шпейделем упомянул Гитлера, окончательно сошел с ума. Он обрушит свой садизм на участников заговора 20 июля, и этим дело не кончится».
Роммель угадал: на операционном столе в Вердене ослепший генерал фон Штюльпнагель случайно назвал его имя, а позднее полковник фон Хофакер, не выдержав страшных пыток в застенках гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, рассказал о роли Роммеля в заговоре и его словах: «Передайте товарищам в Берлине, что они могут на меня положиться».
Эта фраза засела в сознании Гитлера, и, по его приказу, ходивший у него в фаворитах генерал, надев свою кожаную куртку — форму Африканского корпуса и сжимая фельдмаршальский жезл, 8 августа принял яд.
Фельдмаршал Модель отдал приказ по войскам, в котором отмечалось, что Роммель скончался от ран, полученных 17 июля, и выражалась скорбь в связи с потерей «одного из величайших полководцев нации».
Рундштедт в роли представителя фюрера на государственных похоронах произнес речь: «Его сердце принадлежало фюреру». Однако он... отказался присутствовать на кремации и приехать в дом Роммеля, чтобы выразить соболезнование вдове, как это сделали большинство генералов.
Происходит неожиданное: Рундштедт добровольно принимает пост председателя суда чести, учрежденного Гитлером для изгнания из армии всех офицеров, подозреваемых в причастности к заговору против него. Странность поступка Рундштедта заключалась в том, что суду чести не разрешалось заслушивать показания обвиняемых офицеров в свою защиту, а приговор выносился на основе улик, представленных гестапо, и опозоренных и изгнанных из армии офицеров, уже в качестве гражданских лиц, передавали в руки пресловутого Народного суда (Председателем Народного суда был Рональд Фрейслер, злобный маньяк, который, оказавшись в первую мировую пойму в русском плену, стал фанатичным большевиком, а после 1924 года — таким же фанатичным нацистом.), а тот автоматически направлял их в лапы палачей.
Удивительно, но знаменитый военачальник и аристократ Рундштедт, хотя бы для соблюдения приличий, не попытался протестовать против такого ограничения прав обвиняемых, его товарищей по оружию.
Чопорный аристократический офицерский корпус, забыв о своих традициях, безропотно наблюдал, как, но приказу бывшего ефрейтора австрийской армии, десятки высших генералов были брошены и застенки гестапо и отправлены на заклание после судебных фарсов, разыгранных в Народном суде.
Три прославленных фельдмаршала — Вицлебен, Клюге, Роммель — сошли со сцены: один повешен, двоих принудили к самоубийству, 4 сентября 1944 года Рундштедт был восстановлен в должности главнокомандующего войсками на Западе, однако впоследствии на допросе у союзников он скажет странные слова: «Для меня война закончилась в сентябре».
Своя игра
Приглядимся к человеку, «прозевавшему» самую крупную десантную операцию второй мировой войны.
Рундштедт был толковым генералом, и его воинское искусство дорого обошлось нашей стране: это под его командованием солдаты группы армий «Юг» взяли Киев и 665 тысяч пленных, а затем молниеносно прорвались через легендарный Перекоп и захватили Крым, в котором наших войск было не меньше, а учитывая, что для успешного прорыва обороны наступающие должны иметь значительный перевес в силах (примерное соотношение 3:1), то этот факт говорит сам за себя.
Кстати, когда Гитлер отдал приказ взять и удержать Ростов — «ворота Кавказа», Рундштедт взял Ростов, но понимая, что не сможет его удержать, телеграфировал Гитлеру: «Пытаться удержать позиции — безумие... приказ необходимо отменить или придется подыскать кого-нибудь другого на мое место.» (Согласитесь, не каждый мог решиться назвать приказ Гитлера «безумием» и разговаривать с ним в таком тоне.)
Фюрер не замедлил с ответом: «Согласен с вашей просьбой. Пожалуйста, сдайте командование.» Но это была не первая отставка фельдмаршала.
Рундштедт еще в 1938 году проявил себя оппозиционером и «заслужил» отставку. Однако, когда Гитлеру понадобились умелые полководцы, Рундштедт снова оказался в строю.
Дерзкий массированный удар бронетанковых войск через Арденны 10 мая 1940 года, которыми командовал Рундштедт, привел к прорыву обороны противника, и семь танковых дивизий, прорвавшись через Маас, устремились к Ла-Маншу. Это, в свою очередь, привело к захвату Франции. Рундштедт был произведен в генерал-фельдмаршалы.
Главный урок истории, как говорят, заключается в том, что его не учат. Рундштедт дважды в ходе одной войны блистательно провел прорывы в Арденнах, оба раза поставив армии союзников на край гибели, и, что поразительно, оба раза происходило чудо, спасающее союзников: первое — «чудо Дюнкерка», а второе я бы назвал «Арденнским чудом».
В первом случае перед прижатыми к морю, разбитыми и деморализованными войсками союзников стояла дилемма: капитулировать или быть в буквальном смысле раздавленными стальной лавиной немецких танков.
Однако 24 мая 1940 года, когда немецкие танки готовились нанести завершающий удар по Дюнкерку, был получен странный, просто необъяснимый приказ — прекратить дальнейшее наступление. Танки были остановлены, но не силой и мужеством солдат союзников, а приказом Рундштедта, который, как было установлено на основании архивов штаба Рундштедта, лично убедил Гитлера остановить танки перед Дюнкерком, пока не будут подтянуты пехотные дивизии. И танки стояли на месте ровно столько, сколько времени понадобилось для свершения «чуда Дюнкерка» — эвакуации 338 тысяч почти безоружных солдат союзников...
Через четыре с половиной года пришла очередь «Арденнского чуда».
Для прорыва в Арденнах было сформировано почти 28 дивизий, включая 9 танковых и дополнительно 6 дивизий для последующего удара на Эльзас. На любимца фюрера Отто Скорцени было возложено выполнение операции «Грейф» («Кондор»), согласно которой около двух тысяч немецких солдат, знающих английский язык, были переодеты в американскую форму, снабжены трофейным оружием и заброшены в тыл союзников для террора, дезорганизации и захвата мостов.
Застав врасплох командование союзников, утром 16 декабря 1944 года войска Рундштедта прорвали оборону, и уже в ночь на 17 декабря немецкая танковая группа подошла к Ставело, всего в 8 милях от Спа, где размещался штаб 1-й американской армии. Немецкие танки останавливаются, трудно поверить, всего... в одной миле от огромного полевого бензохранилища американцев, где было сосредоточено три миллиона галлонов бензина. Захвати немцы этот склад, их бронетанковые дивизии, страдавшие из-за нехватки горючего, могли быстро продвигаться дальше, но свершилось «Арденнское чудо» — склад не был захвачен.
28 декабря 1944 года Рундштедт предложил Гитлеру отвести войска...
1 января 1945 года немецкая авиация нанесла неожиданный и страшный удар по аэродромам союзников, но было уже поздно; «Арденнское чудо» свершилось, и оно дорого обошлось немцам. Они потеряли 120 тысяч солдат, 600 танков и самоходных орудий, 1600 самолетов, 6 тысяч автомашин.
И невольно возникает вопрос: а почему этот удар авиации был приурочен не к началу, а к концу операции?
Зная все эти факты, сомневаешься, что столь опытный военачатьник мог так грубо ошибиться и со сроком ввода в действие авиации, и в определении места высадки десанта. Ведь сумел же не обладавший таким опытом и знаниями бывший ефрейтор Адольф Гитлер угадать место высадки десанта союзников!
Рундштедт не был «паркетным» генералом, а среди боевых офицеров, дослужившихся до фельдмаршальского жезла, дураков не было.
Если сопоставить все факты его незаурядной военной карьеры, в сочетании с «чудесами», с его то неприкрытым противостоянием Гитлеру, то странной безропотностью во время расправы с заговорщиками, невольно приходит мысль, что Рундштедт вовсе не прозевал высадку в Нормандии. И хотя документальных подтверждений его участия в заговоре нет, он все же, по моему мнению, имел к нему какое-то отношение.
Рундштедту были известны человеконенавистнические планы Гитлера, и он понимал, чем они грозят миру. И в 1940 году под Дюнкерком он, трезво оценивая последствия уничтожения войск союзников, мог придти к выводу, что это могло роковым образом сказаться на судьбе Англии, а значит и всей Европы. Последующая битва за Англию показала, насколько «Туманный Альбион» был близок к катастрофе и как пригодились опытные солдаты и офицеры, спасшиеся в результате «чуда Дюнкерка».
В 1944 году уже самому тупому генералу было понятно, что война идет к неизбежной развязке и вопрос заключался лишь в сроках. Каждый похищенный у войны день спасал десятки тысяч жизней и поэтому успех высадки десанта союзников, в конечном итоге, сокращал поток «похоронок», а провал мог надолго затянуть агонию нацистов и на несколько миллионов увеличить и без того чудовищный список жертв. К тем же трагическим последствиям мог привести и разгром союзников в Арденнах в декабре 1944 года.
И Рундштедт не мог этого не понимать...
И еще одно косвенное подтверждение: многим, кто интересуется историей второй мировой войны, из книги Ф. Уинтерботэма «Операция ультра» известно, что благодаря созданной англичанами разведывательной системе, использовавшей раскрытый секрет немецкой шифровальной машины «Энгима» (от греческого «Загадка»), союзники практически всю войну расшифровывали радиограммы, которыми обменивались немецкие генералы, и поэтому все время были в курсе всех намерений противника (в том числе и Рундштедта) то время операции «Оверлорд».
«Ультра» дала осечку только один раз — контрудар в Арденнах для союзников оказался полной неожиданностью. И вновь странное совпадение: когда судьба Рундштедта повисла на волоске (в случае неудачного начала операции его, по-видимому, тоже бы причислили к заговорщикам), он запрещает пользоваться радиосвязью, и все приказы в подразделения доставляются офицерами связи. Возникает вопрос: он знал или только догадывался об «Ультра»?
Из материалов следствия известно, что заговорщики обращались практически ко всем высшим и пользовавшимся большим авторитетом в армии военачальникам, и в первую очередь к тем, кого считали обиженными фюрером или несогласными с его политикой. И вряд ли они обошли стороной Рундштедта, а тогда становится понятным его поведение во время расправы с заговорщиками — он опасался себя выдать.
Что это — его личная тайная война с нацизмом, которую он вел по своему разумению, выполняя свой долг перед немецкими солдатами? Или он давал шансы союзникам победить нацизм? И даже после окончания войны он не мог в этом признаться: одни бы просто его не поняли, а другие — нацисты-фанатики — с ним бы расправились.
Но это всего лишь догадки и версии...
Карл Рудольф фон Герд Рундштедт окончил свою жизнь в 1953 году в Ганновере, в ФРГ.
Слова, которые никто не произносил
Место действия: западное побережье оккупированной Франции.
Дата: 5 июня 1944 года.
Дело: Накануне исторического «дня Д» в эфире неожиданно прозвучало радиосообщение о высадке союзников в Европе. Британская контрразведка была в изумлении, а немцы растерялись, так как не могли приписать все происшедшее подвигам своих шпионов. Официально объявление посчитали промашкой служащих радиостанции Би-би-си, но до сих пор не появилось новых фактов, способных пояснить происхождение сообщения.
Заинтересованные лица: немецкая группа войск «Центр» и британская разведка МИ-5.
Генерал фон Сапмут спокойно играл партию в бридж, когда полковник Мейер торопливо вошел в зал, чтобы объявить невероятную новость: Би-би-си сообщило о наступлении союзников через французскую фразу: «Blessent mon coeur d'une langeur monotone». («Мое сердце снедает истома»).
Неизвестно, как людям из абвера, контрразведки вермахта, удалось расшифровать послание, скрывающееся за строкой из куплета под названием «Осенняя песня», но командующий 15-й армией довел все до сведения своих начальников так быстро, как только смог. В 10.05 все армейские командиры и главнокомандующие немецкой армии были осведомлены о радиопослании, однако Шпайдель, Йодль, Кейтель, Блюментритт и Фон Рундштедт никак не отреагировали на известие. Метеоусловия и состояние моря считались неблагоприятными для высадки десанта, и, кроме того, немыслимо было представить, что служба английской разведки могла послать подобное сообщение через обычное лондонское радио. Один из генералов Главного штаба пробурчал: «Генерал Эйзенхауер не доверил бы Би-би-си объявлять о высадке войск!»
Тем не менее сообщение было правильное. Союзники начали электронную атаку. Радарные станции немцев, расположенные в Шербуре и Гавре, оказались «ослеплены» помехами и разными случайными радиосигналами, которые парализовали почти все оборудование. Только радары Фекама и Кале продолжали функционировать. В 23.30 стратегически важные пункты французского побережья подверглись продолжительной авиационной атаке, а уже в 00.15 первые парашютисты коснулись земли. У абвера больше не оставалось времени выяснять обстоятельства передачи. Однако МИ-5, его английский аналог, как и полагается, всерьез занялась этим вопросом...
Эйзенхауэр, командовавший силами вторжения, склонялся к мысли, что судьба явно складывается против него. Все планы вторжения, которые составляли главную военную тайну, казалось, стремятся стать известными противнику. Два офицера были понижены в звании за чрезмерную болтливость. Другой унтер-офицер перепутал конверты и передал всю информацию своей сестре в Соединенные Штаты. Еще двенадцать секретных документов вылетели за окно, распахнутое порывом ветра, и хотя одиннадцать из них тут же подобрали, секретчики не находили себе места, пока некто неизвестный не принес последний циркуляр, считавшийся навсегда утерянным. И в довершение всего, ключевые слова для высадки десанта появились в майском кроссворде газеты «Дейли телеграф», причем возможность шпионажа в этом случае практически исключалась. (Речь шла о слове «Оверлорд», фигурировавшем в вопросах, составленных обыкновенным школьным учителем мистером Доу.)
И после всего этого Эйзенхауэр узнает, что ночью «Лондонское радио» объявило на весь свет о начале вторжения союзников во Францию. Хотя сообщение и было зашифрованным, немцы могли знать — так и оказалось в действительности — систему кодов. МИ-5 немедленно начала расследование происшествия, которое, как ни смотри, явно выглядело чьим-то предательством... Но тут-то и выяснилось самое удивительное.
Срочно были направлены агенты в «Ассошиэйтед Пресс», где должен был находиться человек, пересказавший ключевые слова из «Осенней песни» кому-то на «Лондонском радио», кто их и прочел. Однако автора обмолвки так и не нашли. Были опрошены и допрошены и сотрудники самой радиостанции. И с тем же результатом: выяснилось, что никто вообще не произносил этой фразы перед микрофоном!
Могла ли идти речь об обрывке передачи с другой радиостанции, «пролезшей» случайно в выпуск Би-би-си? Служба контрразведки категорически утверждала, что технические характеристики послания не показали внешних помех. Предполагаемый предатель должен был работать в «Ассошиэйтед Пресс» или на самой радиостанции. Но обвинить всех сотрудников в предательстве или укрывательстве было совершенной нелепостью. Все попытки МИ-5 докопаться до истины в этом деле окончились ничем. Война между тем продолжалась, и вскоре вся история потеряла какую-либо значимость — ведь буквально на следующий день началась атака на «Атлантический вал», оборонную систему немцев на побережье. Расследование прекратили, вынеся вердикт, что все «было плодом воображения секретаря».
После войны многотонные стопы секретных документов подверглись тщательному изучению. Среди абверовских не нашлось никаких материалов, подтверждающих ответственность за происшедшее какой-либо шпионской или сочувствующей немцам группы в Великобритании. Самое странное, что это послание, несмотря на все ожидания, помогло союзникам. Если не считать войск фон Салмута, остальная армия оставалась — тоже по непонятным причинам — пассивной, Историк Пол Карелл писал об этом: «Здесь мы встречаемся с психологическим провалом, истинный смысл которого невозможно расшифровать».
«Послание Верлена», как его назвали, содержит множество неизвестных, хотя в классических книгах по истории его рассматривают как невероятный анекдот: как могло случиться, что все работники станции отрицают происшедшее? Кто же произнес строку из песни перед микрофоном? Очень сложно ответить на эти вопросы, если не вспомнить, что незадолго до того обе враждующие стороны получили другие странные послания, источник которых так и остался невыясненным. Может быть, немцы отнесли это последнее сообщение к тому же типу и потому не стали никак реагировать?
Вероятно, правильнее для разрешения этой загадки будет обратиться к так называемому «феномену транскоммуникации». Это сигналы от неидентифицированного источника, которые исследователи Франсуа Брюн и Синесио Дарнелл приписывают бестелесным человеческим существам. Чтобы это ни было, отец современной психофоники Фридрих Юргенсон в 1959 году начал улавливать с относительной частотой такие послания, которые, в противоположность наиболее популярной методике радиопиратства, появлялись на «пустых» радиоволнах.
Но загадка «послания Верлена» состоит не только в этом, ведь высадке предшествовало несколько довольно редких явлений. Листы с описанием авиационной атаки, которые разметало ветром, напоминают об известном анекдоте про астронома Камилла Фламмариона — у него порыв ветра разметал труд по анемографии (науке о направлении и силе ветра). А что сказать о кроссворде мистера Доу? Было ли послание еще одним «редким явлением», связанным с тем, что мы сейчас называем транскоммуникацией?
Сегодня мы определяем явление психофонии как звуки, разумным образом сформированные из случайных шумов. Но тогда, в случае с «посланием Верлена», существовала необходимость создания «электронного шума», чтобы «ослепить» радары немцев. Как утверждает теория хаоса, хаотические системы, такие как эти классы звуков, могут организовываться для достижения вполне конкретного результата, и таким образом, «послание Верлена» можно считать прямым вмешательством паранормальных сил в течение истории, ведь именно оно, это вмешательство, стало по времени своеобразным рубежом второй мировой войны…
Автор:Юрий ЯщенкоПервоисточник:http://www.vokrugsveta.ru
Материал взят: Тут