Концлагерь по выкачиванию детской крови для солдат армии Вермахта. ( 34 фото )
- 21.10.2017
- 1 020
Мемориал детям-жертвам фашизма недалеко от города Жлобин Гомельской области Беларуси был главной целью нашей поездки на прошедших выходных.
На территории Беларуси было 14 детских концлагерей, где у детей выкачивали кровь для раненых солдат вермахта. Один из подобных немецких детских «кровозаборных» концлагерей и располагался в селе Красный Берег, где непосредственно на этом месте в 1994-2007 гг. минским архитектором Леонидом Левиным (автором мемориального комплекса "Хатынь") был создан памятный мемориал . Здесь же, в Красном Берегу, был апробирован новый — «научный» — метод забора крови. Детей подвешивали под мышки, сжимали грудь. Для того чтобы кровь не сворачивалась, делали специальный укол. Кожа на ступнях отрезалась — или в них делались глубокие надрезы. Вся кровь стекала в герметичные ванночки. После детские тела увозили и сжигали.
Красный Берег находился в нацистской оккупации с 5 июля 1941 по 25 июня 1944 года. В это время здесь был построен крупный пересыльный концлагерь, а при нём — детский донорский концлагерь. В Гомельской области 1990 детей было отобрано для... переливания крови немецким солдатам.
Сейчас территорию мемориального комплекса окружает большой яблоневый сад.
Открывает мемориал скульптура девочки, одиноко стоящей посреди площади. Она — это все погибшие дети этой земли...
Дальше — парты и скамьи, имитирующие школьный класс. А на переднем плане, гранитная красная полоса, изображающая кровь...
В классе 21 парта - на 42 человека, однако уже никто и никогда не сядет за эти парты...
Те же ученические парты, только под ними течёт кровь.
Фото одного из памятных мероприятий, митинг-реквием к Международному дню защиты детей (оригинал фото взят с телеканала СТВ здесь)
На черной школьной доске в «мертвом классе» письмо Кати Сусаниной, оно было опубликовано в «Комсомольской правде» 27 мая 1944 года. А нашли его при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов в освобожденном райцентре Лиозно, что в Витебской области. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №… Сусанину Петру». В Лиозно белорусская школьница находилась в рабстве у одного из знатных оккупантов и 12 марта 1943 года, в день своего пятнадцатилетия, более не в силах терпеть издевательств, покончила жизнь самоубийством. Перед тем как повиснуть в петле, она написала письмо отцу, который был на фронте.
«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон!». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, — и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» — так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», — сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник, тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучаться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!.. Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина.
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
P. S. Мое сердце верит: письмо дойдет».
Ныне это письмо хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории в числе документов Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи (ВЛКСМ). Идея же увековечить его на школьной доске «детской Хатыни» принадлежит писателю Василю Быкову.
Каменная плита с обратной стороны, изображающая школьную тетрадь в линейку, с картой Беларуси, на которой обозначены места, где были другие лагеря смерти.
Композиционым центром мемориала является т.н. Площадь Солнца. К ней ведут восемь лучей: один — черный, остальные — золотистые. Последние пронизывают путь к детским мечтам, черный же ведет в искаженную войной реальность… Белые паруса «бумажного кораблика»: это скульптурная метафора воплощения никогда не сбывшихся мечтаний погибших детей (здесь черный луч обрывается). На парусах — отлитые в металле десятки самых распространенных славянских имен, которые были взяты из «отчетных документов» фашистских детских концлагерей. Оля, Настя, Тема, Петя, Вера, Лена, Олежка, Марина, Зоя, Аркаша, Арина, Сима, Витя…
За корабликом — 24 витража с рисунками детей нескольких послевоенных лет. Они были отобраны из архива студии известного минского педагога Сергея Каткова (у которого когда-то учился и архитектор Левин). В белых рамах — принцессы, цветы, птицы, цирковые артисты…
— Рисунки эти излучают радость, а не горечь, — говорил автор проекта Леонид Левин. — И я подумал, что это будет светлое воспоминание о всех детях той военной поры, погибших и выживших. Предлагались разные варианты, но мне показалось, что именно работы студийцев послевоенных лет будут наиболее искренними и близкими идее, заложенной в мемориале.
Дорожка, символизирующая один из лучей солнца, в сторону частного сектора села Красный берег.
Тут живут люди, где более 70 лет назад случилась трагедия.
Садясь в машину с Михой, мы не произнесли ни слова. Так мы отправились осматривать краснобережскую усадьбу, о которой рассказывал в предыдущем репортаже.
На территории Беларуси было 14 детских концлагерей, где у детей выкачивали кровь для раненых солдат вермахта. Один из подобных немецких детских «кровозаборных» концлагерей и располагался в селе Красный Берег, где непосредственно на этом месте в 1994-2007 гг. минским архитектором Леонидом Левиным (автором мемориального комплекса "Хатынь") был создан памятный мемориал . Здесь же, в Красном Берегу, был апробирован новый — «научный» — метод забора крови. Детей подвешивали под мышки, сжимали грудь. Для того чтобы кровь не сворачивалась, делали специальный укол. Кожа на ступнях отрезалась — или в них делались глубокие надрезы. Вся кровь стекала в герметичные ванночки. После детские тела увозили и сжигали.
Красный Берег находился в нацистской оккупации с 5 июля 1941 по 25 июня 1944 года. В это время здесь был построен крупный пересыльный концлагерь, а при нём — детский донорский концлагерь. В Гомельской области 1990 детей было отобрано для... переливания крови немецким солдатам.
Сейчас территорию мемориального комплекса окружает большой яблоневый сад.
Открывает мемориал скульптура девочки, одиноко стоящей посреди площади. Она — это все погибшие дети этой земли...
Дальше — парты и скамьи, имитирующие школьный класс. А на переднем плане, гранитная красная полоса, изображающая кровь...
В классе 21 парта - на 42 человека, однако уже никто и никогда не сядет за эти парты...
Те же ученические парты, только под ними течёт кровь.
Фото одного из памятных мероприятий, митинг-реквием к Международному дню защиты детей (оригинал фото взят с телеканала СТВ здесь)
На черной школьной доске в «мертвом классе» письмо Кати Сусаниной, оно было опубликовано в «Комсомольской правде» 27 мая 1944 года. А нашли его при разборе кирпичной кладки разрушенной печи в одном из домов в освобожденном райцентре Лиозно, что в Витебской области. На конверте стоял адрес: «Действующая армия. Полевая почта №… Сусанину Петру». В Лиозно белорусская школьница находилась в рабстве у одного из знатных оккупантов и 12 марта 1943 года, в день своего пятнадцатилетия, более не в силах терпеть издевательств, покончила жизнь самоубийством. Перед тем как повиснуть в петле, она написала письмо отцу, который был на фронте.
«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон!». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!». Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, — и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» — так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», — сказал он. Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник, тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучаться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!.. Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина.
Март, 12, Лиозно, 1943 год.
P. S. Мое сердце верит: письмо дойдет».
Ныне это письмо хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории в числе документов Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи (ВЛКСМ). Идея же увековечить его на школьной доске «детской Хатыни» принадлежит писателю Василю Быкову.
Каменная плита с обратной стороны, изображающая школьную тетрадь в линейку, с картой Беларуси, на которой обозначены места, где были другие лагеря смерти.
Композиционым центром мемориала является т.н. Площадь Солнца. К ней ведут восемь лучей: один — черный, остальные — золотистые. Последние пронизывают путь к детским мечтам, черный же ведет в искаженную войной реальность… Белые паруса «бумажного кораблика»: это скульптурная метафора воплощения никогда не сбывшихся мечтаний погибших детей (здесь черный луч обрывается). На парусах — отлитые в металле десятки самых распространенных славянских имен, которые были взяты из «отчетных документов» фашистских детских концлагерей. Оля, Настя, Тема, Петя, Вера, Лена, Олежка, Марина, Зоя, Аркаша, Арина, Сима, Витя…
За корабликом — 24 витража с рисунками детей нескольких послевоенных лет. Они были отобраны из архива студии известного минского педагога Сергея Каткова (у которого когда-то учился и архитектор Левин). В белых рамах — принцессы, цветы, птицы, цирковые артисты…
— Рисунки эти излучают радость, а не горечь, — говорил автор проекта Леонид Левин. — И я подумал, что это будет светлое воспоминание о всех детях той военной поры, погибших и выживших. Предлагались разные варианты, но мне показалось, что именно работы студийцев послевоенных лет будут наиболее искренними и близкими идее, заложенной в мемориале.
Дорожка, символизирующая один из лучей солнца, в сторону частного сектора села Красный берег.
Тут живут люди, где более 70 лет назад случилась трагедия.
Садясь в машину с Михой, мы не произнесли ни слова. Так мы отправились осматривать краснобережскую усадьбу, о которой рассказывал в предыдущем репортаже.