Если в помои добавить елей ( 3 фото )
- 18.03.2021
- 4 752
Благословенная монастырская кухня. Сегодня нам навязывается мнение о том, что нет ничего краше и вкуснее. Благостнее и боголепнее. Впрочем, как часто бывает с церковниками, за слащавым фасадом выступает вполне привычное хамство и алчность.
Кстати, сегодня нам стараются внушить, что, мол, до революции к монахам и попам относились с трепетной любовью, неся последнее в церковь. Действительность же была гораздо правдивее. И не только Пушкин писал про гоняющегося за дешевизной попа». Жадность и глупость православного духовенства была таким общим местом в общественном дискурсе России.
Вот, к примеру, как в «Исторических этюдах русской жизни» русского писателя и публициста Владимира Михневича (1841-1899):
«Нам не скоро забыть ту тяжелую картину монастырского хлебосольства, которую мы имели случай видеть в лаврской трапезной для богомольцев. Начать с помещения: в то время, как для трапезы монастырской братии устроены обширная, великолепная, затейливо разукрашенная зала, с прекрасно сервированными на барскую ногу столами, - здесь вы попадаете в какой-то смрадный, грязный и полутемный подвал с тесно уставленными колченогими столами, ничем не покрываемыми во время обеда.
Еще более резкая разница в меню и качестве стола для братии и для богомольцев. То, чем подчуют последних, до того невкусно, несытно и недоброкачественно, что с непривычки просто в рот нельзя взять. При нас трапезующихся богомольцев для обеда угощали мутными, водянистыми, отдающими помоями щами и гречневой размазней, разумеется постными, - постными до совершенного отсутствия каких бы то ни было признаков масла, не говоря уж о рыбе. Только русский невзыскательный крестьянин, живущий век впроголодь, в состоянии проглотить подобное ни с чем не сообразное монастырское хлебало, носящее громкое название обеда.
Очевидно монастырь смотрит на нее [угощение бедных], как на тяжелую и неприятную обузу. Богомольцы в его глазах не более, чем лишние рты и тунеядцы, объедающие его и отнимающие известную долю его прибытков. Если бы можно было, он, не задумываясь бы, запер для них свои бесплатные приюты и трапезные. И, как утверждают газетные корреспонденты, некоторые монастыри сделали уже это. Люди, призванные к самоотверженной благотворительности, ослепляются жаждой стяжания и все свои помыслы обращают на скопление богатств.
Между тем на самом деле у лавры нет совершенно бесплатных настольников и жильцов ,если не говорить о самой братии. Ибо наипоследний богомолец, как бы ни был убог, непременно вносит так или иначе свою лепту в лаврскую богатую казну. Он уплачивает свои кровные гроши за молебны, за просфоры, за исповедь, за свечи и проч., без чего, как известно, для крестьянина немыслимо «богомолье». Кто же как не эти сермяжные грошовые богомольцы, так обидно пренебрегаемые монастырем, обогатили его и продолжают обогащать своими бесчисленными копейками, из которых образуются миллионы?»
Кстати, сегодня нам стараются внушить, что, мол, до революции к монахам и попам относились с трепетной любовью, неся последнее в церковь. Действительность же была гораздо правдивее. И не только Пушкин писал про гоняющегося за дешевизной попа». Жадность и глупость православного духовенства была таким общим местом в общественном дискурсе России.
Вот, к примеру, как в «Исторических этюдах русской жизни» русского писателя и публициста Владимира Михневича (1841-1899):
«Нам не скоро забыть ту тяжелую картину монастырского хлебосольства, которую мы имели случай видеть в лаврской трапезной для богомольцев. Начать с помещения: в то время, как для трапезы монастырской братии устроены обширная, великолепная, затейливо разукрашенная зала, с прекрасно сервированными на барскую ногу столами, - здесь вы попадаете в какой-то смрадный, грязный и полутемный подвал с тесно уставленными колченогими столами, ничем не покрываемыми во время обеда.
Еще более резкая разница в меню и качестве стола для братии и для богомольцев. То, чем подчуют последних, до того невкусно, несытно и недоброкачественно, что с непривычки просто в рот нельзя взять. При нас трапезующихся богомольцев для обеда угощали мутными, водянистыми, отдающими помоями щами и гречневой размазней, разумеется постными, - постными до совершенного отсутствия каких бы то ни было признаков масла, не говоря уж о рыбе. Только русский невзыскательный крестьянин, живущий век впроголодь, в состоянии проглотить подобное ни с чем не сообразное монастырское хлебало, носящее громкое название обеда.
Очевидно монастырь смотрит на нее [угощение бедных], как на тяжелую и неприятную обузу. Богомольцы в его глазах не более, чем лишние рты и тунеядцы, объедающие его и отнимающие известную долю его прибытков. Если бы можно было, он, не задумываясь бы, запер для них свои бесплатные приюты и трапезные. И, как утверждают газетные корреспонденты, некоторые монастыри сделали уже это. Люди, призванные к самоотверженной благотворительности, ослепляются жаждой стяжания и все свои помыслы обращают на скопление богатств.
Между тем на самом деле у лавры нет совершенно бесплатных настольников и жильцов ,если не говорить о самой братии. Ибо наипоследний богомолец, как бы ни был убог, непременно вносит так или иначе свою лепту в лаврскую богатую казну. Он уплачивает свои кровные гроши за молебны, за просфоры, за исповедь, за свечи и проч., без чего, как известно, для крестьянина немыслимо «богомолье». Кто же как не эти сермяжные грошовые богомольцы, так обидно пренебрегаемые монастырем, обогатили его и продолжают обогащать своими бесчисленными копейками, из которых образуются миллионы?»
Материал взят: Тут