«Зелёные»: гибель ( 8 фото )
- 21.01.2021
- 15 889
Александр Бырихин
В период правления короля Захир-шаха и президентства Мухаммеда Дауда афганская армия стала реальной боевой силой, получив большой опыт действий против повстанцев внутри страны и вооружённых столкновений на границе с Пакистаном. Однако всего лишь за два-три года после Саурской революции труд нескольких десятилетий оказался разрушен борьбой за власть внутри Народно-демократической партии Афганистана. Как революционный режим убил афганскую армию?
Офицерский корпус
Жизнеспособность всей системы «армия + племенное ополчение» держалась, в первую очередь, на офицерах афганских вооружённых сил. В 1978 году пуштуны составляли 70% среди старших и 45% среди младших офицеров, на долю таджиков (второго по величине этноса в стране) приходилось 20% и 35% соответственно.Военная карьера считалась престижной в афганском обществе. Правительство уделяло особое внимание денежному довольствию офицеров, которое примерно в полтора раза превышало оклады государственных служащих сопоставимого ранга. Присвоение очередных званий при этом шло автоматически, и, скажем, лейтенант ВВС на любой лётной должности гарантированно дослуживался до полковника. Офицеры пользовались многочисленными льготами — как писал А.Б. Грешнов, военный переводчик группы советских военных советников в 1979–1980 гг., офицер вооружённых сил Афганистана до Апрельской революции «имел всё, о чем советский офицер мог только мечтать в розовых снах».
Афганский офицер со своими солдатами, Кабул, 15 января 1980 года
Каждому афганскому офицеру был положен денщик — их было около 7–10% от общей численности военнослужащих, что при постоянном некомплекте армейских подразделений неизменно вызывало критику советских военных советников. Даже на 1 марта 1982 года в ВС ДРА было 7500 денщиков — при том, что общая «бумажная» численность армии составляла 113 000 человек. Ежемесячно каждый офицер бесплатно получал на своего денщика 4 сира (порядка 28 кг) муки с армейских складов.
Офицеры в звании от младшего лейтенанта до старшего капитана обеспечивались бесплатным обмундированием, имели возможность через торговые кооперативы приобретать по сниженным ценам дефицитные иностранные товары. Старшие офицеры в звании от майора до полковника, оставаясь в кадровом составе армии и сохраняя все льготы и привилегии, получали назначения на административные должности в Кабуле и в провинциях, становились чиновниками в государственных компаниях (например, лётчики — в национальной авиакомпании «Ариана»), занимали высокие посты в полиции и жандармерии.
Партия в погонах
С 30-х годов XX века афганские власти последовательно проводили в жизнь принцип «армия вне политики». Законом о выборах 1965 года военнослужащим было запрещено состоять в партиях и участвовать в политической жизни, но желаемого результата это не принесло — напротив, как и во многих других странах третьего мира, именно офицеры активно втягивались в водоворот политической борьбы. Значительная часть афганского младшего офицерства, особенно в бронетанковых частях и авиации, тяготела к революционно-социалистическим идеям — в советском их варианте, или вдохновляясь примером египетских «Свободных офицеров» во главе с Гамалем Абделем Насером.
Король Афганистана Мухаммед Захир-шах и президент ОАР Гамаль Абдель Насер, Каир, 1950-е гг.
Многие младшие офицеры прошли обучение за рубежом и прекрасно понимали, что получили образование куда лучше, нежели вышестоящие чины, которые были обязаны своими должностями родственным связям или принадлежности к высшей аристократии страны. Модернизация армии и поступление новых видов вооружения только подчёркивали профессиональную некомпетентность командиров частей и соединений. Нетрудно догадаться, что у основной части офицерства такое положение вызывало недовольство и глубокую фрустрацию — и участие в работе тайных армейских организаций становилось закономерным результатом.
Наиболее активно работу среди офицеров вела Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), на первом своём съезде объявившая, что руководствуется идеями научного социализма и ставит своей целью построение социализма в Афганистане. К моменту Саурской революции из 17 800 членов НДПА военнослужащие составляли более 2000, причём офицеров было 80%, а старшин и сержантов — 20%. Простые солдаты в партии не состояли: при формировании Армейской революционной организации в сентябре 1964 года было решено, что они «не могут на данном этапе борьбы стать объектом внимания организации» вследствие непродолжительности срока пребывания на военной службе (два года) и поголовной неграмотности.
С 1967 по 1977 гг. НДПА была разделена на две фракции — «Хальк» («Народ») и «Парчам» («Знамя»). Первая выступала за конфронтационный подход и решительную борьбу с режимом, а вторая стояла на умеренных позициях и считала необходимым проявлять максимум гибкости, что должно было обеспечить партии возможность легально увеличивать число своих сторонников. Однако не в политических взглядах крылись главные противоречия: большая часть халькистов была представлена пуштунами, а, вот парчамисты в значительной степени состояли из таджиков и представителей других национальных меньшинств. Так, глава фракции «Парчам» Бабрак Кармаль был пуштуном лишь по отцу, а по матери — таджиком.
Халькисты начали подпольную работу в армии позже, чем парчамисты, но достигли куда больших результатов — этому, конечно, способствовало пуштунское единство, да и идеология борьбы гораздо более импонировала военным. В событиях Саурской революции 27 апреля 1978 года именно офицеры-халькисты сыграли основную роль, и теперь руководитель военной организации фракции «Хальк» Хафизулла Амин был настроен избавиться от конкурентов-парчамистов — прежде всего, в вооружённых силах, которые руководство НДПА рассматривало как основную опору режима.
Гибель армии
Уже в апреле-мае 1978 года в армии прошли чистки «контрреволюционных элементов» — на первом этапе было уволено несколько сотен офицеров, которых подозревали в симпатиях к свергнутому президенту Мухаммеду Дауду, королю Захир-шаху или консервативному духовенству. Некоторые генералы и старшие офицеры при этом были расстреляны без всякого суда и следствия. Главный военный советник в Афганистане генерал-лейтенант Л.Н. Горелов впоследствии вспоминал:
«После этого страшная обстановка сложилась в армии: арестован командир Кандагарского корпуса. Арестован, привезён в Кабул командир Гардезского корпуса, командиры дивизий. Короче говоря, армия обезглавлена. Нет руководства. Ставят на корпус командира роты. На второй корпус — командира батальона. А в каждом корпусе три дивизии. Что делать? Ну, я всё докладываю в Москву, значит. Мне прямо говорят: сосредоточьте сейчас вновь всё своё внимание на подготовке офицерского состава и разбирайтесь на месте».
Затем настала очередь парчамистов. В августе было объявлено о ликвидации «антигосударственного заговора группы близоруких и связанных с реакцией и империализмом элементов». Были арестованы министр обороны генерал-майор Абдул Кадыр, начальник Генштаба генерал-лейтенант Шахпур Ахмадзай и многие другие офицеры и чиновники — в большинстве своём, члены и сторонники фракции «Парчам». Только в октябре 1978 года из вооружённых сил было уволено порядка 800 офицеров и унтер-офицеров.
Постановка задачи
Следующий удар по офицерскому корпусу страны нанёс указ Революционного совета «О земле», подписанный 30 ноября 1978 года и предусматривавший изъятие «излишков» земли с последующей её передачей беднейшим дехканам. Перераспределению подлежали наделы размерами более 6 га, а также сдаваемые в аренду или обрабатываемые с использованием наёмной рабочей силы. В результате новые кабульские власти вошли в тяжёлый и затяжной конфликт не просто с крупными землевладельцами из числа аристократии, но и с состоятельными дехканами, в советской терминологии — «сельской буржуазией» или «кулаками».Возможно, никто не просчитал последствий такого решения, но прямо или косвенно реформой были затронуты десятки тысяч выходцев из крепких дехканских семей, которые составляли основную массу офицерского корпуса и административного аппарата. Генерал-лейтенант Л.Н. Горелов описывал ситуацию так:
«Начались противоречия на селе, кругом-то у них одно село. На офицерах всё это тоже здорово отражалось. Офицеры же тоже многие выходцы из сельских районов».
Уже весной 1979 года обстановка в Афганистане серьёзно ухудшилась, во многих провинциях появились вооружённые отряды мятежников — как и в 1944–1947 гг., первыми восстали пуштунские племена на западе и юго-западе страны. Росло недовольство внутри армии: в 1978–1979 гг. армейские кадры «чистили» и перетряхивали не менее 10 раз, что нарушило систему управления войсками и серьёзно ослабило боеспособность вооружённых сил. Командный состав разделился на отдельные фракции в зависимости от политических взглядов и личной приверженности тем или иным лидерам. Офицеры, теряя доверие к НДПА, саботировали ведение боевых операций, не препятствовали массовому дезертирству солдат, создавали подпольные группировки, которые устанавливали связь с оппозиционными партиями.
Начались мятежи в армейских частях. 17 марта к восставшим горожанам Герата присоединилась значительная часть 17-й пехотной дивизии, а через месяц в Джелалабаде был сорван мятеж разведбата, комендантской роты и артполка 11-й пехотной дивизии. 5 августа после ареста органами госбезопасности нескольких офицеров вспыхнул мятеж в крепости Бала-Хиссар в Кабуле — для подавления сопротивления бойцов 26-го парашютно-десантного полка и 444-го полка коммандос пришлось задействовать танки, авиацию и ударные вертолёты. В октябре для разгрома восставшей 7-й пехотной дивизии, дислоцированной в Ришхоре на южной окраине Кабула, потребовалось три дня.
В итоге вследствие чисток, боевых потерь и дезертирства офицерский корпус страны к концу 1979 года сократился в 10 (!) раз, что лишило армию того стержня, на котором держалось всё. Общая численность афганских вооружённых сил при этом сократилась вдвое, до 40 000 или 50 000 человек. Армия практически утратила боеспособность, а режим НДПА потерял свою основную опору. Но это был ещё не конец.
Тренировка под объективами камер
После падения режима Амина и ввода в Афганистан советских войск в декабре 1979 года к власти в Кабуле пришли представители фракции «Парчам», намеревавшиеся взять реванш. Началась новая перетряска офицерского корпуса, когда на командные должности выдвигались парчамисты. Так, в начале сентября 1980 года командир 18-й пехотной дивизии, принадлежавший к фракции «Хальк», был снят с должности «за одностороннюю ориентацию, за низкую боеспособность частей». Его подчинённые-халькисты проявили солидарность, и, в результате, уже в следующие дни в одном из полков дивизии на службу не вышло 19 офицеров, а в другом — 33.
В докладной записке генерала армии А.М. Майорова, генерал-лейтенантов В.Г. Самойленко и В.П. Черемных министру обороны СССР маршалу Д.Ф. Устинову указывалось:
«Назначенные с большими правами Уполномоченные ЦК НДПА и Революционного Совета по зонам страны свои полномочия практически не реализуют, политической и организаторской работой занимаются неудовлетворительно, видя главную цель своей деятельности в смещении с руководящих должностей представителей бывшего крыла «Хальк» и замене их приближенными, лично доверенными людьми, даже с низкими деловыми и политическими качествами».
В результате произошла потеря контроля над ситуацией на местах. Афганское командование иногда попросту «забывало» о целых воинских частях — так, в начале 1980 года продолжал существовать 31-й пехотный полк, по документам уже давно расформированный, а в точно так же «на бумаге» расформированной 100-й резервной бригаде два младших офицера и полсотни солдат разграбили склад вооружения и, забрав 35 ППШ, 96 АК, 54 РПД, 50 карабинов Мосина и 10 РПГ, ушли к мятежникам.
Чиновники и штабные офицеры из Кабула стремились сокращать поездки на места, не вникая в суть всё возрастающих проблем и избегая прямого общения как со своими подчинёнными, так и с населением. В провинции и уезды зачастую делегировались либо люди подневольные, либо романтики, горевшие революционным энтузиазмом — т.е., наиболее молодые и наименее опытные. Однако в афганской глубинке сам термин «коммунист» звучал слишком похоже на «каум нист» — т.е., «человек, не принадлежащий к какому-либо клану или племени» и, соответственно, не обладающий каким-либо влиянием и авторитетом. НДПА усиливала позиции только в столице и крупных городах — к середине 80-х уже 69% членов партии было сосредоточено в Кабуле. Для Демократической организации молодёжи Афганистана (местного аналога комсомола) результат был ещё хуже — 77% были жителями столицы. Конфликт всё больше и больше принимал форму, охарактеризованную советскими социологами как «война между революционным городом и реакционной деревней».
Племена
Катастрофически недальновидная политика НДПА в считанные месяцы обескровила офицерский корпус страны, лишив афганское ноу-хау одного из двух ключевых компонентов — но, по правде говоря, с племенами дела обстояли не многим лучше. Партия стремилась к укреплению гегемонии пролетариата и руководящей роли его партии, упрочению союза пролетариата и крестьянства; уничтожению экономических и социальных основ политического и идеологического господства и влияния помещиков, ханов и маликов племён и всех других эксплуататорских прослоек и групп, присваивающих результаты труда миллионов афганских сельских тружеников.
Моджахеды и афганские солдаты, перешедшие на сторону вооруженной оппозиции в январе 1980 года, Герат
Однако пролетариата и его руководящей роли в Афганистане не было вовсе, а влияние ханов и маликов племён нельзя было недооценивать — но революционный режим и речи не хотел вести, например, о выкупе земли у племенной верхушки, а не о её конфискации. Другим серьёзнейшим просчётом стала попытка распространить практику призыва в армию на молодёжь племён, которые в силу давней традиции были от этого освобождены. Такой узколобый подход выглядел совсем неблагоразумно в свете того обстоятельства, что количество бойцов только в пуштунских племенных ополчениях, как минимум, в пять раз превосходило численность армии — а племена привыкли решительно отстаивать свою фактическую независимость от кабульского правительства.
Встретив вооружённое сопротивление, НДПА пыталась решить земельный вопрос силой, применяя репрессивные меры в отношении старейшин племён. Так, вожди племён джадран, исторически не допускавших на свою территорию армейские части, были приглашены на переговоры в Гардез и по приказу Хафизуллы Амина расстреляны. В ответ джадран перерезали дорогу в округ Хост, который — за исключением периода операции «Магистраль» — оставался блокированным на протяжении почти всей войны в Афганистане, с апреля 1979 по март 1991 гг.
Прекрасно понимая баланс сил на земле, афганское командование, как и в 1944–1947 гг., ещё до ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистане прибегло к массированному использованию авиации против племён, что толкнуло десятки тысяч бойцов племенного ополчения в стан противников режима. Даже если племена не переходили на сторону оппозиции, а сохраняли вооружённый нейтралитет, они переставали играть роль пограничного заслона и не препятствовали прохождению караванов с оружием и отрядов моджахедов из Пакистана.
Почему то, что удалось Захир-шаху и Мухаммеду Дауду, не удалось НДПА? Да, конечно же, в 40-х годах никто не рассматривал сопротивление племён в контексте противостояния систем и идеологий, и ни одна из крупных держав не стремилась оказать им поддержку, как это произошло в случае с моджахедами. Но главная причина всё-таки заключается в том, что уничтожение офицерского корпуса страны лишило армию тех командиров, которые делали её реальной боевой силой, которые могли на равных взаимодействовать со старейшинами племён и которые подчиняли своей воле солдатскую массу.
Униженные и отверженные
В советских и зарубежных источниках сложно найти позитивные отзывы о солдатах афганской армии, особенно если речь идёт о простой пехоте. А.Б. Грешнов пишет:
«Трудно было ожидать от пойманных при облаве в пригороде или кишлаке и брошенных на передовую крестьян-таджиков, ремесленников-узбеков или чернорабочих-хазарейцев, что они будут воевать профессионально, с полной самоотдачей. Им нечего было защищать в силу того, что они практически ничего не имели, так как были очень бедны. Эти этносы не были воинственны потому, что издревле занимались земледелием, ремесленничеством и торговлей. Из них, в основном, формировались пехотные части и подразделения, которые были малоэффективны и практически небоеспособны».
Мухаммад Наби Азими, первый заместитель министра обороны ДРА и начальник кабульского гарнизона, вспоминал, что узбеки и хазарейцы составляли до половины всех солдат и сержантов афганской армии — в то время, как их доля в общем населении страны не превышала 25%. В подавляющем своём большинстве солдаты принадлежали к беднейшим слоям крестьянства, были неграмотны и не понимали, почему они должны умирать за идеи НДПА о переустройстве страны. Зачастую они не имели даже весьма отдалённого представления о том, что происходит в Кабуле, и кто управляет страной — в одном из советских документов 1982 года сообщалось, что афганские солдаты спрашивают о судьбе «короля Амина».
Многим афганским солдатам пришлось делать нелёгкий выбор
Дезертирство неизменно наносило армии потери куда большие, чем боевые действия — в 1980 году набралось 25 432 дезертира против 22 325 убитых, раненых и пропавших без вести. В последующем соотношение будет устойчиво сдвигаться в сторону самовольно покинувших ряды вооружённых сил. В 1981 году дезертировал каждый пятый военнослужащий. Из 14-й пехотной дивизии в Газни в 1984–1985 гг. дезертировали две трети. Даже в элитных частях — десантно-штурмовых войсках коммандос — убыль личного состава от дезертирства в два раза превышала число убитых и раненых. Местный рынок быстро реагировал на возникновение спроса — афганские мятежники наладили в Пакистане печать бланков освобождения от призыва, их доставку и продажу в Кабуле.
Справедливо будет сказать, что положение солдатской массы в афганской армии было ужасающим. Подготовка на языке пушту, которого многие призывники не понимали, была организована из рук вон плохо и зачастую занимала всего неделю. Физические наказания со стороны офицеров были нормой, денежное и вещевое довольствие выдавались с задержками. В 1987 году Министерство обороны Афганистана как о большом успехе сообщало, что большинство частей получили для солдат кровати, матрасы, простыни, подушки и одеяла.
Конечно, в 80-х многое постепенно менялось — увеличивались оклады военнослужащих, вносились поправки в закон о земле, чтобы реформа не затрагивала офицеров. Делались небезуспешные попытки обеспечить лояльность племён. Формировались этнически однородные соединения, где между солдатами и офицерами не было языковых барьеров и не было почвы для дискриминации по национальному признаку — как, например, в 53-й дивизии генерала Дустума, состоявшей преимущественно из узбеков, или в сформированной из исмаилитов 80-й дивизии Сейида Джафара Надири.Но это была уже совсем другая история. Режим НДПА упустил время, и дни его были сочтены.
Предыдущие статьи по теме:
Саурская революция: анатомия военного переворота
«Зелёные»: начало
Источники и литература:
В период правления короля Захир-шаха и президентства Мухаммеда Дауда афганская армия стала реальной боевой силой, получив большой опыт действий против повстанцев внутри страны и вооружённых столкновений на границе с Пакистаном. Однако всего лишь за два-три года после Саурской революции труд нескольких десятилетий оказался разрушен борьбой за власть внутри Народно-демократической партии Афганистана. Как революционный режим убил афганскую армию?
Офицерский корпус
Жизнеспособность всей системы «армия + племенное ополчение» держалась, в первую очередь, на офицерах афганских вооружённых сил. В 1978 году пуштуны составляли 70% среди старших и 45% среди младших офицеров, на долю таджиков (второго по величине этноса в стране) приходилось 20% и 35% соответственно.Военная карьера считалась престижной в афганском обществе. Правительство уделяло особое внимание денежному довольствию офицеров, которое примерно в полтора раза превышало оклады государственных служащих сопоставимого ранга. Присвоение очередных званий при этом шло автоматически, и, скажем, лейтенант ВВС на любой лётной должности гарантированно дослуживался до полковника. Офицеры пользовались многочисленными льготами — как писал А.Б. Грешнов, военный переводчик группы советских военных советников в 1979–1980 гг., офицер вооружённых сил Афганистана до Апрельской революции «имел всё, о чем советский офицер мог только мечтать в розовых снах».
Афганский офицер со своими солдатами, Кабул, 15 января 1980 года
Каждому афганскому офицеру был положен денщик — их было около 7–10% от общей численности военнослужащих, что при постоянном некомплекте армейских подразделений неизменно вызывало критику советских военных советников. Даже на 1 марта 1982 года в ВС ДРА было 7500 денщиков — при том, что общая «бумажная» численность армии составляла 113 000 человек. Ежемесячно каждый офицер бесплатно получал на своего денщика 4 сира (порядка 28 кг) муки с армейских складов.
Офицеры в звании от младшего лейтенанта до старшего капитана обеспечивались бесплатным обмундированием, имели возможность через торговые кооперативы приобретать по сниженным ценам дефицитные иностранные товары. Старшие офицеры в звании от майора до полковника, оставаясь в кадровом составе армии и сохраняя все льготы и привилегии, получали назначения на административные должности в Кабуле и в провинциях, становились чиновниками в государственных компаниях (например, лётчики — в национальной авиакомпании «Ариана»), занимали высокие посты в полиции и жандармерии.
Партия в погонах
С 30-х годов XX века афганские власти последовательно проводили в жизнь принцип «армия вне политики». Законом о выборах 1965 года военнослужащим было запрещено состоять в партиях и участвовать в политической жизни, но желаемого результата это не принесло — напротив, как и во многих других странах третьего мира, именно офицеры активно втягивались в водоворот политической борьбы. Значительная часть афганского младшего офицерства, особенно в бронетанковых частях и авиации, тяготела к революционно-социалистическим идеям — в советском их варианте, или вдохновляясь примером египетских «Свободных офицеров» во главе с Гамалем Абделем Насером.
Король Афганистана Мухаммед Захир-шах и президент ОАР Гамаль Абдель Насер, Каир, 1950-е гг.
Многие младшие офицеры прошли обучение за рубежом и прекрасно понимали, что получили образование куда лучше, нежели вышестоящие чины, которые были обязаны своими должностями родственным связям или принадлежности к высшей аристократии страны. Модернизация армии и поступление новых видов вооружения только подчёркивали профессиональную некомпетентность командиров частей и соединений. Нетрудно догадаться, что у основной части офицерства такое положение вызывало недовольство и глубокую фрустрацию — и участие в работе тайных армейских организаций становилось закономерным результатом.
Наиболее активно работу среди офицеров вела Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), на первом своём съезде объявившая, что руководствуется идеями научного социализма и ставит своей целью построение социализма в Афганистане. К моменту Саурской революции из 17 800 членов НДПА военнослужащие составляли более 2000, причём офицеров было 80%, а старшин и сержантов — 20%. Простые солдаты в партии не состояли: при формировании Армейской революционной организации в сентябре 1964 года было решено, что они «не могут на данном этапе борьбы стать объектом внимания организации» вследствие непродолжительности срока пребывания на военной службе (два года) и поголовной неграмотности.
С 1967 по 1977 гг. НДПА была разделена на две фракции — «Хальк» («Народ») и «Парчам» («Знамя»). Первая выступала за конфронтационный подход и решительную борьбу с режимом, а вторая стояла на умеренных позициях и считала необходимым проявлять максимум гибкости, что должно было обеспечить партии возможность легально увеличивать число своих сторонников. Однако не в политических взглядах крылись главные противоречия: большая часть халькистов была представлена пуштунами, а, вот парчамисты в значительной степени состояли из таджиков и представителей других национальных меньшинств. Так, глава фракции «Парчам» Бабрак Кармаль был пуштуном лишь по отцу, а по матери — таджиком.
Халькисты начали подпольную работу в армии позже, чем парчамисты, но достигли куда больших результатов — этому, конечно, способствовало пуштунское единство, да и идеология борьбы гораздо более импонировала военным. В событиях Саурской революции 27 апреля 1978 года именно офицеры-халькисты сыграли основную роль, и теперь руководитель военной организации фракции «Хальк» Хафизулла Амин был настроен избавиться от конкурентов-парчамистов — прежде всего, в вооружённых силах, которые руководство НДПА рассматривало как основную опору режима.
Гибель армии
Уже в апреле-мае 1978 года в армии прошли чистки «контрреволюционных элементов» — на первом этапе было уволено несколько сотен офицеров, которых подозревали в симпатиях к свергнутому президенту Мухаммеду Дауду, королю Захир-шаху или консервативному духовенству. Некоторые генералы и старшие офицеры при этом были расстреляны без всякого суда и следствия. Главный военный советник в Афганистане генерал-лейтенант Л.Н. Горелов впоследствии вспоминал:
«После этого страшная обстановка сложилась в армии: арестован командир Кандагарского корпуса. Арестован, привезён в Кабул командир Гардезского корпуса, командиры дивизий. Короче говоря, армия обезглавлена. Нет руководства. Ставят на корпус командира роты. На второй корпус — командира батальона. А в каждом корпусе три дивизии. Что делать? Ну, я всё докладываю в Москву, значит. Мне прямо говорят: сосредоточьте сейчас вновь всё своё внимание на подготовке офицерского состава и разбирайтесь на месте».
Затем настала очередь парчамистов. В августе было объявлено о ликвидации «антигосударственного заговора группы близоруких и связанных с реакцией и империализмом элементов». Были арестованы министр обороны генерал-майор Абдул Кадыр, начальник Генштаба генерал-лейтенант Шахпур Ахмадзай и многие другие офицеры и чиновники — в большинстве своём, члены и сторонники фракции «Парчам». Только в октябре 1978 года из вооружённых сил было уволено порядка 800 офицеров и унтер-офицеров.
Постановка задачи
Следующий удар по офицерскому корпусу страны нанёс указ Революционного совета «О земле», подписанный 30 ноября 1978 года и предусматривавший изъятие «излишков» земли с последующей её передачей беднейшим дехканам. Перераспределению подлежали наделы размерами более 6 га, а также сдаваемые в аренду или обрабатываемые с использованием наёмной рабочей силы. В результате новые кабульские власти вошли в тяжёлый и затяжной конфликт не просто с крупными землевладельцами из числа аристократии, но и с состоятельными дехканами, в советской терминологии — «сельской буржуазией» или «кулаками».Возможно, никто не просчитал последствий такого решения, но прямо или косвенно реформой были затронуты десятки тысяч выходцев из крепких дехканских семей, которые составляли основную массу офицерского корпуса и административного аппарата. Генерал-лейтенант Л.Н. Горелов описывал ситуацию так:
«Начались противоречия на селе, кругом-то у них одно село. На офицерах всё это тоже здорово отражалось. Офицеры же тоже многие выходцы из сельских районов».
Уже весной 1979 года обстановка в Афганистане серьёзно ухудшилась, во многих провинциях появились вооружённые отряды мятежников — как и в 1944–1947 гг., первыми восстали пуштунские племена на западе и юго-западе страны. Росло недовольство внутри армии: в 1978–1979 гг. армейские кадры «чистили» и перетряхивали не менее 10 раз, что нарушило систему управления войсками и серьёзно ослабило боеспособность вооружённых сил. Командный состав разделился на отдельные фракции в зависимости от политических взглядов и личной приверженности тем или иным лидерам. Офицеры, теряя доверие к НДПА, саботировали ведение боевых операций, не препятствовали массовому дезертирству солдат, создавали подпольные группировки, которые устанавливали связь с оппозиционными партиями.
Начались мятежи в армейских частях. 17 марта к восставшим горожанам Герата присоединилась значительная часть 17-й пехотной дивизии, а через месяц в Джелалабаде был сорван мятеж разведбата, комендантской роты и артполка 11-й пехотной дивизии. 5 августа после ареста органами госбезопасности нескольких офицеров вспыхнул мятеж в крепости Бала-Хиссар в Кабуле — для подавления сопротивления бойцов 26-го парашютно-десантного полка и 444-го полка коммандос пришлось задействовать танки, авиацию и ударные вертолёты. В октябре для разгрома восставшей 7-й пехотной дивизии, дислоцированной в Ришхоре на южной окраине Кабула, потребовалось три дня.
В итоге вследствие чисток, боевых потерь и дезертирства офицерский корпус страны к концу 1979 года сократился в 10 (!) раз, что лишило армию того стержня, на котором держалось всё. Общая численность афганских вооружённых сил при этом сократилась вдвое, до 40 000 или 50 000 человек. Армия практически утратила боеспособность, а режим НДПА потерял свою основную опору. Но это был ещё не конец.
Тренировка под объективами камер
После падения режима Амина и ввода в Афганистан советских войск в декабре 1979 года к власти в Кабуле пришли представители фракции «Парчам», намеревавшиеся взять реванш. Началась новая перетряска офицерского корпуса, когда на командные должности выдвигались парчамисты. Так, в начале сентября 1980 года командир 18-й пехотной дивизии, принадлежавший к фракции «Хальк», был снят с должности «за одностороннюю ориентацию, за низкую боеспособность частей». Его подчинённые-халькисты проявили солидарность, и, в результате, уже в следующие дни в одном из полков дивизии на службу не вышло 19 офицеров, а в другом — 33.
В докладной записке генерала армии А.М. Майорова, генерал-лейтенантов В.Г. Самойленко и В.П. Черемных министру обороны СССР маршалу Д.Ф. Устинову указывалось:
«Назначенные с большими правами Уполномоченные ЦК НДПА и Революционного Совета по зонам страны свои полномочия практически не реализуют, политической и организаторской работой занимаются неудовлетворительно, видя главную цель своей деятельности в смещении с руководящих должностей представителей бывшего крыла «Хальк» и замене их приближенными, лично доверенными людьми, даже с низкими деловыми и политическими качествами».
В результате произошла потеря контроля над ситуацией на местах. Афганское командование иногда попросту «забывало» о целых воинских частях — так, в начале 1980 года продолжал существовать 31-й пехотный полк, по документам уже давно расформированный, а в точно так же «на бумаге» расформированной 100-й резервной бригаде два младших офицера и полсотни солдат разграбили склад вооружения и, забрав 35 ППШ, 96 АК, 54 РПД, 50 карабинов Мосина и 10 РПГ, ушли к мятежникам.
Чиновники и штабные офицеры из Кабула стремились сокращать поездки на места, не вникая в суть всё возрастающих проблем и избегая прямого общения как со своими подчинёнными, так и с населением. В провинции и уезды зачастую делегировались либо люди подневольные, либо романтики, горевшие революционным энтузиазмом — т.е., наиболее молодые и наименее опытные. Однако в афганской глубинке сам термин «коммунист» звучал слишком похоже на «каум нист» — т.е., «человек, не принадлежащий к какому-либо клану или племени» и, соответственно, не обладающий каким-либо влиянием и авторитетом. НДПА усиливала позиции только в столице и крупных городах — к середине 80-х уже 69% членов партии было сосредоточено в Кабуле. Для Демократической организации молодёжи Афганистана (местного аналога комсомола) результат был ещё хуже — 77% были жителями столицы. Конфликт всё больше и больше принимал форму, охарактеризованную советскими социологами как «война между революционным городом и реакционной деревней».
Племена
Катастрофически недальновидная политика НДПА в считанные месяцы обескровила офицерский корпус страны, лишив афганское ноу-хау одного из двух ключевых компонентов — но, по правде говоря, с племенами дела обстояли не многим лучше. Партия стремилась к укреплению гегемонии пролетариата и руководящей роли его партии, упрочению союза пролетариата и крестьянства; уничтожению экономических и социальных основ политического и идеологического господства и влияния помещиков, ханов и маликов племён и всех других эксплуататорских прослоек и групп, присваивающих результаты труда миллионов афганских сельских тружеников.
Моджахеды и афганские солдаты, перешедшие на сторону вооруженной оппозиции в январе 1980 года, Герат
Однако пролетариата и его руководящей роли в Афганистане не было вовсе, а влияние ханов и маликов племён нельзя было недооценивать — но революционный режим и речи не хотел вести, например, о выкупе земли у племенной верхушки, а не о её конфискации. Другим серьёзнейшим просчётом стала попытка распространить практику призыва в армию на молодёжь племён, которые в силу давней традиции были от этого освобождены. Такой узколобый подход выглядел совсем неблагоразумно в свете того обстоятельства, что количество бойцов только в пуштунских племенных ополчениях, как минимум, в пять раз превосходило численность армии — а племена привыкли решительно отстаивать свою фактическую независимость от кабульского правительства.
Встретив вооружённое сопротивление, НДПА пыталась решить земельный вопрос силой, применяя репрессивные меры в отношении старейшин племён. Так, вожди племён джадран, исторически не допускавших на свою территорию армейские части, были приглашены на переговоры в Гардез и по приказу Хафизуллы Амина расстреляны. В ответ джадран перерезали дорогу в округ Хост, который — за исключением периода операции «Магистраль» — оставался блокированным на протяжении почти всей войны в Афганистане, с апреля 1979 по март 1991 гг.
Прекрасно понимая баланс сил на земле, афганское командование, как и в 1944–1947 гг., ещё до ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистане прибегло к массированному использованию авиации против племён, что толкнуло десятки тысяч бойцов племенного ополчения в стан противников режима. Даже если племена не переходили на сторону оппозиции, а сохраняли вооружённый нейтралитет, они переставали играть роль пограничного заслона и не препятствовали прохождению караванов с оружием и отрядов моджахедов из Пакистана.
Почему то, что удалось Захир-шаху и Мухаммеду Дауду, не удалось НДПА? Да, конечно же, в 40-х годах никто не рассматривал сопротивление племён в контексте противостояния систем и идеологий, и ни одна из крупных держав не стремилась оказать им поддержку, как это произошло в случае с моджахедами. Но главная причина всё-таки заключается в том, что уничтожение офицерского корпуса страны лишило армию тех командиров, которые делали её реальной боевой силой, которые могли на равных взаимодействовать со старейшинами племён и которые подчиняли своей воле солдатскую массу.
Униженные и отверженные
В советских и зарубежных источниках сложно найти позитивные отзывы о солдатах афганской армии, особенно если речь идёт о простой пехоте. А.Б. Грешнов пишет:
«Трудно было ожидать от пойманных при облаве в пригороде или кишлаке и брошенных на передовую крестьян-таджиков, ремесленников-узбеков или чернорабочих-хазарейцев, что они будут воевать профессионально, с полной самоотдачей. Им нечего было защищать в силу того, что они практически ничего не имели, так как были очень бедны. Эти этносы не были воинственны потому, что издревле занимались земледелием, ремесленничеством и торговлей. Из них, в основном, формировались пехотные части и подразделения, которые были малоэффективны и практически небоеспособны».
Мухаммад Наби Азими, первый заместитель министра обороны ДРА и начальник кабульского гарнизона, вспоминал, что узбеки и хазарейцы составляли до половины всех солдат и сержантов афганской армии — в то время, как их доля в общем населении страны не превышала 25%. В подавляющем своём большинстве солдаты принадлежали к беднейшим слоям крестьянства, были неграмотны и не понимали, почему они должны умирать за идеи НДПА о переустройстве страны. Зачастую они не имели даже весьма отдалённого представления о том, что происходит в Кабуле, и кто управляет страной — в одном из советских документов 1982 года сообщалось, что афганские солдаты спрашивают о судьбе «короля Амина».
Многим афганским солдатам пришлось делать нелёгкий выбор
Дезертирство неизменно наносило армии потери куда большие, чем боевые действия — в 1980 году набралось 25 432 дезертира против 22 325 убитых, раненых и пропавших без вести. В последующем соотношение будет устойчиво сдвигаться в сторону самовольно покинувших ряды вооружённых сил. В 1981 году дезертировал каждый пятый военнослужащий. Из 14-й пехотной дивизии в Газни в 1984–1985 гг. дезертировали две трети. Даже в элитных частях — десантно-штурмовых войсках коммандос — убыль личного состава от дезертирства в два раза превышала число убитых и раненых. Местный рынок быстро реагировал на возникновение спроса — афганские мятежники наладили в Пакистане печать бланков освобождения от призыва, их доставку и продажу в Кабуле.
Справедливо будет сказать, что положение солдатской массы в афганской армии было ужасающим. Подготовка на языке пушту, которого многие призывники не понимали, была организована из рук вон плохо и зачастую занимала всего неделю. Физические наказания со стороны офицеров были нормой, денежное и вещевое довольствие выдавались с задержками. В 1987 году Министерство обороны Афганистана как о большом успехе сообщало, что большинство частей получили для солдат кровати, матрасы, простыни, подушки и одеяла.
Конечно, в 80-х многое постепенно менялось — увеличивались оклады военнослужащих, вносились поправки в закон о земле, чтобы реформа не затрагивала офицеров. Делались небезуспешные попытки обеспечить лояльность племён. Формировались этнически однородные соединения, где между солдатами и офицерами не было языковых барьеров и не было почвы для дискриминации по национальному признаку — как, например, в 53-й дивизии генерала Дустума, состоявшей преимущественно из узбеков, или в сформированной из исмаилитов 80-й дивизии Сейида Джафара Надири.Но это была уже совсем другая история. Режим НДПА упустил время, и дни его были сочтены.
Предыдущие статьи по теме:
Саурская революция: анатомия военного переворота
«Зелёные»: начало
Источники и литература:
- Горелов Л.Н. Как это было. Интервью // (http://artofwar.ru)
- Грешнов А.Б. Мои боевые товарищи // (http://artofwar.ru)
- Христофоров В.С. Афганистан: военно-политическое присутствие СССР, 1979–1989 гг. — М.: ИРИ РАН, 2016
- Черемных В.П. Не по сценарию Москвы: Афганистан. Первые годы трагедии — СПб.: «Клинт», 1995
- Giustozzi, Antonio. The Army of Afghanistan: A Political History of a Fragile Institution — Hurst & Company, 2015
- Giustozzi, Antonio. War, Politics and Society in Afghanistan, 1978–1992 — Georgetown University Press, 2000
- Jalali, Ali Ahmad. A Military History of Afghanistan: From the Great Game to the Global War on Terror — University Press of Kanzas, 2017
Материал взят: Тут