Постоянство памяти ( 1 фото )
- 17.05.2020
- 9 949
Обычно говорится, что для русских людей (вернее, для людей, инфицированных русской культурой) института репутации не существует. Но это неправда. На самом деле, для русскоязычных и русскомыслящих (прошу прощения за неуклюжую формулировку, но я имею в виду не национальность и не какую-нибудь общность по крови, а культурное единство) существует только репутация.
Репутация, то есть, априорное представление о человеке, сложившееся на основе... чего-то... для людей русской культуры несравненно важнее реальности. Важнее фактов, важнее эмпирики. Для русской культуры существует только вера. Неважно, во что верить. Вера должна быть в сердце человека, а если реальность противоречит вере, то тем хуже для реальности.
Примеры можно приводить десятками, сотнями и тысячами, они ничего не меняют в восприятии. Но я всё же расскажу одну историю, а толчком к этой истории стала реплика Аретмия Троицкого в его блоге на «Эхе Москвы» по поводу «двадцатилетнего юбилея фильма Брат-Два».
Это история некоего Балабанова, кинорежиссёра, уже покойного. Отчество Балабанова было Октябриныч, а имя Алексей, что сразу выявляет комплекс противоречий в его психике. Впрочем, как водится, дозвёздный период этого героя выглядит довольно туманным, путаным, неубедительным и, скорее всего, поддельным. Он из Свердловска, он окончил переводческий факультет института иностранных языков, был офицером, летавшим в Африку и Азию, воевал в Афганистане, а также служил на флоте, но одновременно работал ассистентом режиссёра на Свердловской киностудии и был тусовщиком в кругу свердловских рокеров.
На публике Балабанов появился в 1991 году с фильмом «Счастливые дни» по пьесе Сэмюэля Беккета, снятым на Ленфильме в фирменной «ленфильмовской» стилистике – такие кинокартины на Ленфильме на рубеже 80-90-х снимали десятками. В данном случае значительную роль сыграло не качество фильма, но то, что «Счастливым дням» протежировал сам Алексей Герман. Балабанов мгновенно был опознан диссиденствующими (демократическими) интеллигентами, как свой, как западник, как прогрессист. Хотя ничего, кроме покровительства Германа, о прогрессистких устремлениях Балабанова не свидетельствовало.
Затем был снят «Замок» по Францу Кафки, не вызвавший у зрителей ни малейшего интереса, но намертво закрепивший репутацию Балабанова: о, этот молодой человек читает Беккета и Кафку, он наш. Репутация была создана. После этого Балабанов мог делать, всё, что угодно.
От Алексея Германа Балабанов переходит под покровительство Сергея Сельянова, человека с ещё более путанной и лживой биографией, который был выдвинут на авансцену в качестве «русского националиста с человеческим лицом», и начинает снимать откровенно нацистские фильмы, прославляющие насилие, ксенофобию, взывающие к «народному единству» в стиле раннего Гитлера, и всё это под непрерывные восторги демократической интеллигенции.
Это было сделано замечательно, виртуозно. Я не испытываю ни малейших симпатий к Балабанову, его взглядам и его фильмам, но отдаю должное - операция по разрушению идеологии российской демократической интеллигенции проведена блистательно. Сами «демократы» агитировали за нескрываемый, карикатурно выпяченный напоказ нацизм Балабанова, изощряясь в оправданиях этой гадости. Из-под простаков, голыми руками останавливавших танки в 1991 году, была выбита почва. Они на глазах по доброй воле превращались в неумелых вралей, ибо были не в силах расстаться со вбитой им в головы репутацией Балабанова.
Балабанов смеялся в лицо всем этим демократам, плевал в них, а они утирались и преданно заглядывали ему в глаза. Он был «наш», несмотря ни на что.
Разумется, не один Балабанов был подсунут «прогрессивной публике» для постепенного разворота слева направо. Можно привести десятки имён в литературе, поп-музыке, в театре, в кино – во всех областях культуры, где идеология играет значимую роль. Я привёл его пример, как сказал выше, лишь из-за реплики Троицкого, который в 200 году на прессконференции Балабанова неожиданно для окружающих назвал коншку кошкой и тем самым поверг пристутствующих в состояние грогги. Но я мог бы рассказать и о Летове, и о Курёхине, и о том же Сельянове, и о многих, многих других. Схема всегда была одна и та же. И демократическая интеллигенция всегда попадала в одну и ту же ловушку – неизменно.
Какую мораль можно вывести из этой истории? Например, такую: не стоит жалеть тех интеллигентов. Не нужно вздыхать о том, что они «не получили исторического шанса». При всей прекрасности их взглядов на мир, они были дураками. Они не могли не проиграть, потому что были неспособны менять свои мнения.
Репутация, то есть, априорное представление о человеке, сложившееся на основе... чего-то... для людей русской культуры несравненно важнее реальности. Важнее фактов, важнее эмпирики. Для русской культуры существует только вера. Неважно, во что верить. Вера должна быть в сердце человека, а если реальность противоречит вере, то тем хуже для реальности.
Примеры можно приводить десятками, сотнями и тысячами, они ничего не меняют в восприятии. Но я всё же расскажу одну историю, а толчком к этой истории стала реплика Аретмия Троицкого в его блоге на «Эхе Москвы» по поводу «двадцатилетнего юбилея фильма Брат-Два».
Это история некоего Балабанова, кинорежиссёра, уже покойного. Отчество Балабанова было Октябриныч, а имя Алексей, что сразу выявляет комплекс противоречий в его психике. Впрочем, как водится, дозвёздный период этого героя выглядит довольно туманным, путаным, неубедительным и, скорее всего, поддельным. Он из Свердловска, он окончил переводческий факультет института иностранных языков, был офицером, летавшим в Африку и Азию, воевал в Афганистане, а также служил на флоте, но одновременно работал ассистентом режиссёра на Свердловской киностудии и был тусовщиком в кругу свердловских рокеров.
На публике Балабанов появился в 1991 году с фильмом «Счастливые дни» по пьесе Сэмюэля Беккета, снятым на Ленфильме в фирменной «ленфильмовской» стилистике – такие кинокартины на Ленфильме на рубеже 80-90-х снимали десятками. В данном случае значительную роль сыграло не качество фильма, но то, что «Счастливым дням» протежировал сам Алексей Герман. Балабанов мгновенно был опознан диссиденствующими (демократическими) интеллигентами, как свой, как западник, как прогрессист. Хотя ничего, кроме покровительства Германа, о прогрессистких устремлениях Балабанова не свидетельствовало.
Затем был снят «Замок» по Францу Кафки, не вызвавший у зрителей ни малейшего интереса, но намертво закрепивший репутацию Балабанова: о, этот молодой человек читает Беккета и Кафку, он наш. Репутация была создана. После этого Балабанов мог делать, всё, что угодно.
От Алексея Германа Балабанов переходит под покровительство Сергея Сельянова, человека с ещё более путанной и лживой биографией, который был выдвинут на авансцену в качестве «русского националиста с человеческим лицом», и начинает снимать откровенно нацистские фильмы, прославляющие насилие, ксенофобию, взывающие к «народному единству» в стиле раннего Гитлера, и всё это под непрерывные восторги демократической интеллигенции.
Это было сделано замечательно, виртуозно. Я не испытываю ни малейших симпатий к Балабанову, его взглядам и его фильмам, но отдаю должное - операция по разрушению идеологии российской демократической интеллигенции проведена блистательно. Сами «демократы» агитировали за нескрываемый, карикатурно выпяченный напоказ нацизм Балабанова, изощряясь в оправданиях этой гадости. Из-под простаков, голыми руками останавливавших танки в 1991 году, была выбита почва. Они на глазах по доброй воле превращались в неумелых вралей, ибо были не в силах расстаться со вбитой им в головы репутацией Балабанова.
Балабанов смеялся в лицо всем этим демократам, плевал в них, а они утирались и преданно заглядывали ему в глаза. Он был «наш», несмотря ни на что.
Разумется, не один Балабанов был подсунут «прогрессивной публике» для постепенного разворота слева направо. Можно привести десятки имён в литературе, поп-музыке, в театре, в кино – во всех областях культуры, где идеология играет значимую роль. Я привёл его пример, как сказал выше, лишь из-за реплики Троицкого, который в 200 году на прессконференции Балабанова неожиданно для окружающих назвал коншку кошкой и тем самым поверг пристутствующих в состояние грогги. Но я мог бы рассказать и о Летове, и о Курёхине, и о том же Сельянове, и о многих, многих других. Схема всегда была одна и та же. И демократическая интеллигенция всегда попадала в одну и ту же ловушку – неизменно.
Какую мораль можно вывести из этой истории? Например, такую: не стоит жалеть тех интеллигентов. Не нужно вздыхать о том, что они «не получили исторического шанса». При всей прекрасности их взглядов на мир, они были дураками. Они не могли не проиграть, потому что были неспособны менять свои мнения.
Материал взят: Тут