Как иллюзии Германии договориться с Британией похоронили будущее Европы ( 1 фото )
- 31.03.2020
- 5 400
Российский государственный деятель Сергей Юльевич Витте (1849−1915) — бывший премьер-министр (1903−1906) и министр финансов (1892−1903) Российской империи после своей отставки несколько лет работал над своими весьма обширными мемуарами, которые были закончены в 1912 году — еще до начала Первой мировой войны.
В мемуарах Витте имеется весьма интересный эпизод из истории русско-германских отношений в начале царствования российского императора Николая II (1894−1917).
Председатель Комитета министров Сергей Витте в Портсмуте (США) на мирных переговорах с Японией, август 1905 года
В 1897 году во время пребывания в Санкт-Петербурге император Германской империи Вильгельм II предложил в то время министру финансов РИ Витте общую торговую тарифную политику, направленную против поднимающихся Соединенных Штатов. Очевидно, что в этом предложении германский император следовал за интересами дальновидной части германских деловых кругов, не заинтересованных в американской экономической экспансии в Европу.
Витте в ответ германскому императору будто бы указал на то обстоятельство, что антиамериканский тариф будет означать не просто торгово-экономическую меру — как ее мыслил император Вильгельм II, но и некую новую политику союзной интеграции Европы. По мнению Витте, эта политика должна была быть направлена не только против США, но и Великобритании как «морского» и неконтинентального государства.
За подобным предложением Витте его державный собеседник мог бы усмотреть не широкую геополитическую цель, а частный внешнеполитический интерес Российской империи, видевшей на протяжении предшествующих десятилетий в Великобритании своего основного противника.
По этому пункту император Вильгельм II в разговоре с Витте высказал мысль, что он надеется на установление хороших отношений с Великобританией и поэтому не может выставить ее вон из Европы.
Уверенность в возможности «договориться» с Британией стала фатальной иллюзией для Германии. Император Вильгельм II запустил большую программу строительства военно-морского флота с целью «догнать» Британию на морях, но почему-то полагал, что вынудит Британию этой мерой не к превентивной войне, а к соглашению с Германией о разделе мира.
Но в 1904 году Великобритания достигла соглашения с Францией, подведшего черту под соперничеством двух держав, а в 1907 году была подписана англо-русская конвенция, положившая конец соперничеству двух держав в Азии. Антанта становилась фактом антигерманского блокирования в Европе.
Но в июле 1914 года германские правящие круги почему-то до последнего дня надеялись на то, что Британия не вступит в мировую войну на стороне континентальных противников Германии. Ярость Германии на двусмысленное поведение Британии при начале мировой войны выразилась потом в боевом лозунге «Боже, покарай Англию!».
Аналогичным образом иллюзию относительно возможности «договориться» с Британией демонстрировал и Гитлер в своей «Майн кампф». С ней, в частности, и связан такой странный эпизод, как «полет Гесса» в мае 1941 года. Тогдашние немецкие носители иллюзий о возможности договориться с Британией полагали, что Россия находится не в Европе, а в Азии.
Публикуемый ниже фрагмент из мемуаров Витте интересен в контексте истории проекта Большой Европы. В ответ на предложение германского императора в отношении единой тарифной политики против США российский государственный деятель будто бы изложил ему выгоды для Европы стратегического союза Германии, Франции и России. Несколькими мазками Витте нарисовал проект «единой Европы». Германский император будто бы выслушал предложение Витте и назвал его «интересным». Но дальше досужего разговора и взаимного зондажа дело, разумеется, не пошло.
Но подобный поворот, предложенный Витте, осуществись он, как теперь видится, очевидным образом спас бы Европу от Первой мировой войны. Но французский реваншизм, сформированный чрезмерными требованиями и унижениями Франции Бисмарком, а также иллюзии германских милитаристов решить вопрос германской гегемонии в Европе без России одним коротким и сильным ударом по Франции не оставляли надежд для проекта Большой Европы в начале ХХ века.
Российская внешнеполитическая мысль в МИДе того времени не шла так далеко, как в короткой импровизации у Витте в 1897 году. Она пребывала в парадигме мышления ХIХ века в рамках баланса сил в Европе и уверенно направляла дело к катастрофе 1914−1917 годов.
* * *
Из воспоминаний С. Ю. Витте.
Пребывание германского императора ознаменовалось некоторыми фактами, которые имели громадное влияние на последующие события. Германский император остановился в Петергофе в Большом дворце. Там он все время и жил и только лишь один раз приехал в Петербург на завтрак к германскому послу, князю Радолину. После завтрака император имел выход в общие салоны, а затем особое свидание со мною в кабинете посла.
По принятому обычаю, по прибытии императора, был парадный официальный обед. Перед обедом, как только я приехал в Петергоф, ко мне подошел один из состоящих при германском императоре и сказал мне, что германский император желал бы до обеда со мною познакомиться и желал бы, чтобы я пришел к нему в его апартаменты.
Я пришел к императору, когда он был еще не совсем одет; я говорил с ним в первый раз. Германский император обратился ко мне со следующей речью: он знает о том, какой я мудрый и выдающейся государственный деятель, а потому, как совершенное исключение, он мне жалует высший орден Черного Орла.
Этот орден германский император немедленно мне вручил, добавив, что таковой дается только царским особам и министрам иностранных дел, а мне, министру финансов, он жалует его, как совершенное исключение, так как этого исключения еще никогда не делалось.
Я, конечно, был польщен этою высокою честью и милостью.
Затем в Петергофе были военные смотры, в которых я не принимал никакого участия.
Когда германский император посетил Петербург, я был приглашен послом Радолиным, который сказал мне, что император очень бы просил меня прийти к такому-то часу, так как он хотел со мною переговорить. После завтрака, который происходил исключительно в посольской среде, германский император вышел в гостиную, в которой как полагается стояли все чины посольства, а также туда вышли и все русские чины, состоявшие при нем кажется: генерал свиты, генерал-адъютант, флигель-адъютант и т. д.
Германский император очень удивил меня своими манерами: он вышел, вероятно, потому, что был в интимном кружке, совершенно как ферт, делая совсем неподобающие личности императора жесты, как рукою, так и ногою. Очевидно, он делал это потому, что был в интимном кружке.
Император германский пошел со мной в кабинет посла, где, оставшись со мной наедине, император обратился ко мне со следующей речью: он сказал, что Америка представляет для Европы большую конкуренцию, конкуренцию всему европейскому земледелию, что Америка наживается на счет Европы, а потому он находит, что следовало бы в отношении Америки принять особливые меры т. е. относительно таможни; не почитать ее страною наиболее благоприятствуемой, т. е. не трактовать ее, как все остальные европейские страны, а держать для нее совершенно особливые пошлины, дабы Америка не могла наводнять Европу своими продуктами.
По этому предмету я заметил Его Императорскому Величеству, что я не мог бы принять его мнение, что, по моему, не только можно было бы, но и должно принять эту точку зрения вообще в отношении всех стран, не входящих в континент Европы, т. е. стран отделенных от Европы морями, а следовательно в том числе и Англии; но что принимать такую специальную меру по отношению Америки я считал бы весьма неудобным и бесцельным, так как едва ли другие европейские страны на это согласятся.
Германский император объяснил мне, что он не может причислить Англию к странам заморским, и что он стремится установить с англичанами наилучшие отношения; что его мнение заключается в том, что следует принять эти меры только в отношении Америки, так как Англия не наводняет Европу сельскохозяйственными продуктами, между тем, как именно Америка понижает цены всех сельскохозяйственных продуктов в Европе.
На это я Его Величеству доложил, что, мне кажется, России будет чрезвычайно трудно встать на такую точку зрения уже потому, что Россия находится с Америкой, со времен освободительной войны Северо-Американских Штатов, в самых прекрасных отношениях, и России нет повода вдруг изменить свои отношения к Америке. Что касается вообще общеполитического положения, то я держусь такого убеждения, что экономические отношения находятся в неразрывной связи с политическими.
В конце концов, хорошие политически отношения к известным странам не могут существовать без хороших экономических отношении и обратно; что Европа в среде других стран представляет собою дряхлеющую старуху и, что если так будет продолжаться, то через несколько столетий Европа будет совершенно ослаблена и потеряет первенствующее значение в мировом концерте, а заморские страны будут приобретать все большую и большую силу и через несколько столетий жители нашей земной планеты будут рассуждать о величии Европы, так как мы теперь рассуждаем о величии римской империи, о величии Греции, о величии некоторых малоазиатских стран и о величии Карфагена; затем я сказал, что недалеко то время, когда к Европе будут относиться только с почтением и с почтением в такой мере, в какой вообще благовоспитанные лица относятся к бывшим красавицам, уже одряхлевшим и еле двигающим ногами.
Его Величество этот взгляд очень удивил, и он мне поставил вопрос:
— Что же, по вашему мнению нужно делать для того, чтобы этого избегнуть?
Я ему на это ответил:
— Вообразите себе Ваше Величество, что вся Европа представляет собою одну империю; что Европа не тратит массу денег, средств, крови и труда на соперничество различных стран между собою, не содержит миллионы войск для войн этих стран между собою и что Европа не представляет собою того военного лагеря, каким она ныне в действительности является, так как каждая страна боится своего соседа; конечно, тогда Европа была бы и гораздо богаче, и гораздо сильнее, и гораздо культурнее; она, действительно, явилась бы хозяином всего мира, a не дряхлела бы под тяжестью взаимной вражды, соревнований и междоусобных войн.
Для того чтобы этого достигнуть, нужно прежде всего стремиться, чтобы установить прочные союзные отношения между Россией, Германией и Францией. Раз эти страны будут находиться между собою в твердом, непоколебимом союзе, то несомненно, все остальные страны континента Европы к этому центральному союзу примкнут и таким образом образуется общий континентальный союз, который освободить Европу от тех тягостей, который она сама на себя наложила для взаимного соперничества.
Тогда Европа сделается великой, снова расцветет и ее доминирующее положение над всем миром будет сильным и установится на долгие времена. Иначе Европа и вообще отдельные страны ее составляющие находятся под риском больших невзгод.
Его Величество, выслушав эту речь, сказал мне, что мой взгляд очень интересен и оригинален, затем милостиво распростился со мною.
Это было в 1897 году; прошло менее и 5 лет, в это время уже появилась на свет Божий великая Японская империя, произошла война между Англией и бурами, в результате которой создалось особое государство в Африке, входящее в сферу Английской империи. В значительной степени усилились некоторые южноамериканские республики, — вообще заморские страны приобретают все большую и большую силу, как политическую, так и военную и экономическую.
Когда уехал германский император, то при первом моем докладе Государю императору Его Величество [Николай II] передал мне маленькую записку, говоря, что записку эту ему дал германский император.
В этой записке было изложено то, что мне говорил германский император, т. е. в ней говорилось об установлении боевых пошлин против Северо-Американской республики.
Я доложил Его Величеству, что об этом со мною говорил германский император и что я держусь такого-то мнения. Государь император приказал мне составить на эту записку ответ в том самом духе, в котором я говорил германскому императору, причем император сказал, что он мое мнение разделяет.
Я составил ответ в виде ноты без подписи и передал Государю императору. Государь император сказал мне, что отошлет этот ответ германскому императору, при своем собственноручном письме.
Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 1. Ленинград, 1924. С. 98—101.
В мемуарах Витте имеется весьма интересный эпизод из истории русско-германских отношений в начале царствования российского императора Николая II (1894−1917).
Председатель Комитета министров Сергей Витте в Портсмуте (США) на мирных переговорах с Японией, август 1905 года
В 1897 году во время пребывания в Санкт-Петербурге император Германской империи Вильгельм II предложил в то время министру финансов РИ Витте общую торговую тарифную политику, направленную против поднимающихся Соединенных Штатов. Очевидно, что в этом предложении германский император следовал за интересами дальновидной части германских деловых кругов, не заинтересованных в американской экономической экспансии в Европу.
Витте в ответ германскому императору будто бы указал на то обстоятельство, что антиамериканский тариф будет означать не просто торгово-экономическую меру — как ее мыслил император Вильгельм II, но и некую новую политику союзной интеграции Европы. По мнению Витте, эта политика должна была быть направлена не только против США, но и Великобритании как «морского» и неконтинентального государства.
За подобным предложением Витте его державный собеседник мог бы усмотреть не широкую геополитическую цель, а частный внешнеполитический интерес Российской империи, видевшей на протяжении предшествующих десятилетий в Великобритании своего основного противника.
По этому пункту император Вильгельм II в разговоре с Витте высказал мысль, что он надеется на установление хороших отношений с Великобританией и поэтому не может выставить ее вон из Европы.
Уверенность в возможности «договориться» с Британией стала фатальной иллюзией для Германии. Император Вильгельм II запустил большую программу строительства военно-морского флота с целью «догнать» Британию на морях, но почему-то полагал, что вынудит Британию этой мерой не к превентивной войне, а к соглашению с Германией о разделе мира.
Но в 1904 году Великобритания достигла соглашения с Францией, подведшего черту под соперничеством двух держав, а в 1907 году была подписана англо-русская конвенция, положившая конец соперничеству двух держав в Азии. Антанта становилась фактом антигерманского блокирования в Европе.
Но в июле 1914 года германские правящие круги почему-то до последнего дня надеялись на то, что Британия не вступит в мировую войну на стороне континентальных противников Германии. Ярость Германии на двусмысленное поведение Британии при начале мировой войны выразилась потом в боевом лозунге «Боже, покарай Англию!».
Аналогичным образом иллюзию относительно возможности «договориться» с Британией демонстрировал и Гитлер в своей «Майн кампф». С ней, в частности, и связан такой странный эпизод, как «полет Гесса» в мае 1941 года. Тогдашние немецкие носители иллюзий о возможности договориться с Британией полагали, что Россия находится не в Европе, а в Азии.
Публикуемый ниже фрагмент из мемуаров Витте интересен в контексте истории проекта Большой Европы. В ответ на предложение германского императора в отношении единой тарифной политики против США российский государственный деятель будто бы изложил ему выгоды для Европы стратегического союза Германии, Франции и России. Несколькими мазками Витте нарисовал проект «единой Европы». Германский император будто бы выслушал предложение Витте и назвал его «интересным». Но дальше досужего разговора и взаимного зондажа дело, разумеется, не пошло.
Но подобный поворот, предложенный Витте, осуществись он, как теперь видится, очевидным образом спас бы Европу от Первой мировой войны. Но французский реваншизм, сформированный чрезмерными требованиями и унижениями Франции Бисмарком, а также иллюзии германских милитаристов решить вопрос германской гегемонии в Европе без России одним коротким и сильным ударом по Франции не оставляли надежд для проекта Большой Европы в начале ХХ века.
Российская внешнеполитическая мысль в МИДе того времени не шла так далеко, как в короткой импровизации у Витте в 1897 году. Она пребывала в парадигме мышления ХIХ века в рамках баланса сил в Европе и уверенно направляла дело к катастрофе 1914−1917 годов.
* * *
Из воспоминаний С. Ю. Витте.
Пребывание германского императора ознаменовалось некоторыми фактами, которые имели громадное влияние на последующие события. Германский император остановился в Петергофе в Большом дворце. Там он все время и жил и только лишь один раз приехал в Петербург на завтрак к германскому послу, князю Радолину. После завтрака император имел выход в общие салоны, а затем особое свидание со мною в кабинете посла.
По принятому обычаю, по прибытии императора, был парадный официальный обед. Перед обедом, как только я приехал в Петергоф, ко мне подошел один из состоящих при германском императоре и сказал мне, что германский император желал бы до обеда со мною познакомиться и желал бы, чтобы я пришел к нему в его апартаменты.
Я пришел к императору, когда он был еще не совсем одет; я говорил с ним в первый раз. Германский император обратился ко мне со следующей речью: он знает о том, какой я мудрый и выдающейся государственный деятель, а потому, как совершенное исключение, он мне жалует высший орден Черного Орла.
Этот орден германский император немедленно мне вручил, добавив, что таковой дается только царским особам и министрам иностранных дел, а мне, министру финансов, он жалует его, как совершенное исключение, так как этого исключения еще никогда не делалось.
Я, конечно, был польщен этою высокою честью и милостью.
Затем в Петергофе были военные смотры, в которых я не принимал никакого участия.
Когда германский император посетил Петербург, я был приглашен послом Радолиным, который сказал мне, что император очень бы просил меня прийти к такому-то часу, так как он хотел со мною переговорить. После завтрака, который происходил исключительно в посольской среде, германский император вышел в гостиную, в которой как полагается стояли все чины посольства, а также туда вышли и все русские чины, состоявшие при нем кажется: генерал свиты, генерал-адъютант, флигель-адъютант и т. д.
Германский император очень удивил меня своими манерами: он вышел, вероятно, потому, что был в интимном кружке, совершенно как ферт, делая совсем неподобающие личности императора жесты, как рукою, так и ногою. Очевидно, он делал это потому, что был в интимном кружке.
Император германский пошел со мной в кабинет посла, где, оставшись со мной наедине, император обратился ко мне со следующей речью: он сказал, что Америка представляет для Европы большую конкуренцию, конкуренцию всему европейскому земледелию, что Америка наживается на счет Европы, а потому он находит, что следовало бы в отношении Америки принять особливые меры т. е. относительно таможни; не почитать ее страною наиболее благоприятствуемой, т. е. не трактовать ее, как все остальные европейские страны, а держать для нее совершенно особливые пошлины, дабы Америка не могла наводнять Европу своими продуктами.
По этому предмету я заметил Его Императорскому Величеству, что я не мог бы принять его мнение, что, по моему, не только можно было бы, но и должно принять эту точку зрения вообще в отношении всех стран, не входящих в континент Европы, т. е. стран отделенных от Европы морями, а следовательно в том числе и Англии; но что принимать такую специальную меру по отношению Америки я считал бы весьма неудобным и бесцельным, так как едва ли другие европейские страны на это согласятся.
Германский император объяснил мне, что он не может причислить Англию к странам заморским, и что он стремится установить с англичанами наилучшие отношения; что его мнение заключается в том, что следует принять эти меры только в отношении Америки, так как Англия не наводняет Европу сельскохозяйственными продуктами, между тем, как именно Америка понижает цены всех сельскохозяйственных продуктов в Европе.
На это я Его Величеству доложил, что, мне кажется, России будет чрезвычайно трудно встать на такую точку зрения уже потому, что Россия находится с Америкой, со времен освободительной войны Северо-Американских Штатов, в самых прекрасных отношениях, и России нет повода вдруг изменить свои отношения к Америке. Что касается вообще общеполитического положения, то я держусь такого убеждения, что экономические отношения находятся в неразрывной связи с политическими.
В конце концов, хорошие политически отношения к известным странам не могут существовать без хороших экономических отношении и обратно; что Европа в среде других стран представляет собою дряхлеющую старуху и, что если так будет продолжаться, то через несколько столетий Европа будет совершенно ослаблена и потеряет первенствующее значение в мировом концерте, а заморские страны будут приобретать все большую и большую силу и через несколько столетий жители нашей земной планеты будут рассуждать о величии Европы, так как мы теперь рассуждаем о величии римской империи, о величии Греции, о величии некоторых малоазиатских стран и о величии Карфагена; затем я сказал, что недалеко то время, когда к Европе будут относиться только с почтением и с почтением в такой мере, в какой вообще благовоспитанные лица относятся к бывшим красавицам, уже одряхлевшим и еле двигающим ногами.
Его Величество этот взгляд очень удивил, и он мне поставил вопрос:
— Что же, по вашему мнению нужно делать для того, чтобы этого избегнуть?
Я ему на это ответил:
— Вообразите себе Ваше Величество, что вся Европа представляет собою одну империю; что Европа не тратит массу денег, средств, крови и труда на соперничество различных стран между собою, не содержит миллионы войск для войн этих стран между собою и что Европа не представляет собою того военного лагеря, каким она ныне в действительности является, так как каждая страна боится своего соседа; конечно, тогда Европа была бы и гораздо богаче, и гораздо сильнее, и гораздо культурнее; она, действительно, явилась бы хозяином всего мира, a не дряхлела бы под тяжестью взаимной вражды, соревнований и междоусобных войн.
Для того чтобы этого достигнуть, нужно прежде всего стремиться, чтобы установить прочные союзные отношения между Россией, Германией и Францией. Раз эти страны будут находиться между собою в твердом, непоколебимом союзе, то несомненно, все остальные страны континента Европы к этому центральному союзу примкнут и таким образом образуется общий континентальный союз, который освободить Европу от тех тягостей, который она сама на себя наложила для взаимного соперничества.
Тогда Европа сделается великой, снова расцветет и ее доминирующее положение над всем миром будет сильным и установится на долгие времена. Иначе Европа и вообще отдельные страны ее составляющие находятся под риском больших невзгод.
Его Величество, выслушав эту речь, сказал мне, что мой взгляд очень интересен и оригинален, затем милостиво распростился со мною.
Это было в 1897 году; прошло менее и 5 лет, в это время уже появилась на свет Божий великая Японская империя, произошла война между Англией и бурами, в результате которой создалось особое государство в Африке, входящее в сферу Английской империи. В значительной степени усилились некоторые южноамериканские республики, — вообще заморские страны приобретают все большую и большую силу, как политическую, так и военную и экономическую.
Когда уехал германский император, то при первом моем докладе Государю императору Его Величество [Николай II] передал мне маленькую записку, говоря, что записку эту ему дал германский император.
В этой записке было изложено то, что мне говорил германский император, т. е. в ней говорилось об установлении боевых пошлин против Северо-Американской республики.
Я доложил Его Величеству, что об этом со мною говорил германский император и что я держусь такого-то мнения. Государь император приказал мне составить на эту записку ответ в том самом духе, в котором я говорил германскому императору, причем император сказал, что он мое мнение разделяет.
Я составил ответ в виде ноты без подписи и передал Государю императору. Государь император сказал мне, что отошлет этот ответ германскому императору, при своем собственноручном письме.
Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 1. Ленинград, 1924. С. 98—101.
Материал взят: Тут