Как создавался фильм «Афоня» ( 11 фото )
- 30.01.2019
- 1 110
Вот что рассказал о съемках фильма режиссер Данелия:
«Началось с того, что в Госкино мне дали почитать сценарий Александра Бородянского: «Про Борщова, слесаря-сантехника ЖЭКа № 2». Сюжет был жесткий, с печальным концом. Сценарий мне понравился. Я встретился с Бородянским, мы поговорили, поняли, что понимаем друг друга, и сели работать. Работали мы несколько месяцев, а в итоге чуть-чуть изменилась интонация, кое-где сместились акценты, и появилось новое название – «Афоня». А сюжет, в принципе, остался таким, каким и был.
На Афоню у нас было три кандидатуры – польский актер Даниил Ольбрыхский, Владимир Высоцкий и Леонид Куравлев. Три замечательных разных актера. Три разных фильма. Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели.
На роль Кати ассистент по актерам Леночка Судакова привела юную студентку театрального училища имени Щукина Женю Симонову. Женя мне понравилась, и я утвердил ее без проб. Но тут выяснилось, что она уже подписала договор с другой картиной. Там у нее главная роль, и все лето она будет сниматься где-то в Башкирии. Стали искать другую Катю. Приводили немало способных молодых актрис – хорошеньких и славных, но все не то. И я понял, что никого, кроме Жени Симоновой, в этой роли не вижу.
– И что в ней особенного, в этой Симоновой, что ты так за нее держишься? – спросил меня директор картины Александр Ефремович Яблочкин.
– Что в ней особенного, не могу объяснить, – сознался я, – но она в фильме будет луч света в темном царстве.
Тогда он сказал:
– Будет тебе твоя Катя.
И действительно. Яблочкин полетел в Башкирию и привез оттуда Женю и ее маму в Ярославль. (Этот фильм мы снимали в Ярославле.) А на следующий же день из Башкирии от директора той группы пришла истеричная, гневная телеграмма! Раздались не менее истеричные, гневные звонки со студии Горького и из Госкино. Выяснилось, что актрису с мамой наш директор просто-напросто похитил, чуть ли не тем же способом, что и герои Гайдая в фильме «Кавказская пленница». И только оставил записку: «Не волнуйтесь, через три дня будем. Ваш Яблочкин».
А мне он сказал:
– Кровь из носа, но ты ее должен снять за три дня. Иначе сорвем съемки на той картине!
Яблочкин был матерый киношник и понимал, что нельзя, но все-таки можно, а что – никак нельзя.
И мы снимали Женю днем и ночью, в буквальном смысле этих слов. (Иногда ей удавалось немного поспать на заднем сиденье машины, пока ставили свет или переезжали с объекта на объект.) А так она была все время с нами на съемочной площадке.
Штукатура Колю сыграл Евгений Леонов. В противовес разгильдяю Афоне Коля считался у нас фигурой положительной: он аккуратный, здраво рассуждает, интересуется международной политикой и мечтает о всеобщей коммуникабельности.
А Леонов своего героя не уважал, говорил, что Коля — эгоист еще хуже, чем Афоня. И все время ворчал, что этот штукатур у него получается плоский, как блин. И только когда сняли сцену «уход Коли домой», он успокоился. В этой сцене Коля, который помирился с женой, уходя от Афони, оставляет ему листок со своим телефоном.
На репетиции Леонов вынул из кармана бумажку с телефоном, и из нее на стол случайно выпало несколько монет. Он убрал монетки и записку в карман и сказал:
– Смотри.
Он снова достал бумажку из кармана, из нее снова высыпались монетки. Он снова аккуратно их собрал и положил в карман.
– Понял? – спросил он меня.
– Что?
– Какой говнюк твой штукатур! Две недели прожил у человека, пил, ел, а самому жалко три гроша оставить!
Женя всегда искал в своих героях отрицательные черты – считал, что так образ объемнее.
Зрители полюбили светлую и наивную Катю (не зря старались!), рассудительного Колю и даже разгильдяя Афоню, но самое большое количество аплодисментов на встречах в кинотеатрах срывал алкоголик, мерзавец и законченный подлец Федул, которого в нашем фильме великолепно сыграл Борислав Брондуков. (Реплика Федула: «Гони рубль, родственник!» – стала визитной карточкой фильма.)
В костюме и гриме Боря был настолько органичным, что когда во время съемок в ресторане (ресторан мы снимали ночью в Москве) он вышел на улицу покурить, швейцар ни за что не хотел пускать его обратно. Брондуков объяснял, что он актер, что без него съемки сорвутся, – швейцар не верил. Говорил: много вас тут таких артистов! Брондуков настаивал. Швейцар пригрозил, что вызовет милицию. И вызвал бы, но тут на улицу выглянула моя помощница Рита Рассказова.
– Борислав Николаевич, вы здесь?! – обрадовалась она. – А там паника: куда актер делся?!
– Неужели он и вправду артист? Надо же! – удивился швейцар.
Танцы договорились снимать ночью, в зале клуба имени Крупской в Текстильщиках. Я попросил, чтобы были современные музыканты. Привели группу, главный – курчавый лохматый парень. Худющий. Одеты небрежно, держатся независимо. Спросили, сколько заплатим, и сказали, что сыграют. Оказалось, что мы пригласили сниматься самые популярные и самые запрещенные в те времена группы. Первая группа была «Машина времени» Макаревича, а вторая – «Аракс» Шахназарова.
Теперь я очень горжусь, что «Машина времени» дебютировала в фильме «Афоня».
Актрисе сделали грудьиз манной каши.
На девушку с бюстом Леночка Судакова привела актрису Татьяну Распутину. Очень хорошая артистка, но с нормальным бюстом. А нам хотелось, чтобы бюст был внушительный. Кто-то из съемочной группы, тот, кто жил рядом, сбегал домой и принес манную крупу. Ею и наполнили бюстгальтер. Пуговицы тяжести манки не выдержали, и пришлось лифчик связать на спине узлом. (На экране это видно.) Однако грудь так «заиграла» в прозрачной блузке, что потом критики искренне восхищались этой художественной деталью…
По последнему варианту сценария в финале Афоня покупает в провинциальном аэропорту билет на первый попавшийся рейс и валяется на летном поле в ожидании самолета. К нему подходит милиционер и просит предъявить документы. Афоня сует ему паспорт. На фотографии в паспорте молодой парнишка, с кудрями и беззаботной улыбкой, а в действительности перед милиционером унылый мужчина с абсолютно пустыми глазами. На этом фильм и заканчивался.
Такой мрачный финал мне с самого начала не нравился.
И мы с Бородянским еще в процессе работы над режиссерским сценарием написали вариант, в котором Афоня и Катя в конце фильма встречались. Но поняли – такая концовка нарушает логику повествования, это банальный хеппи-энд. И оставили все как было.
И все-таки финал я переделал. Когда Женя Симонова прилетела в Ярославль и мы начали ее снимать, Катя получалась такой чистой, нежной и трогательной, что мне очень захотелось, чтобы она обязательно появилась в конце фильма. И мы решили снять так: Афоня в аэропорту лежит на траве и ждет самолет. К нему подходит Катя и говорит, как всегда:
– Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы.
Афоня открывает глаза – никакой Кати нет. Над ним стоит милиционер и требует документы. (Катя ему привиделась.)
В последний съемочный день Жени – третий – работали очень интенсивно, снимали по одному дублю, чтобы успеть снять незапланированный «сон». И к концу дня приехали в аэропорт. Начали снимать подход Кати. Первый дубль сняли рапидом – Катя идет медленно, словно плывет. Не то! Сняли вариант – идет с цветочком. Не то! Сняли: она идет, волосы развеваются, платочек. Не то!
И я понял, что дело не в том, как Катя идет по полю, с цветочком или еще как. А в том, что мне очень хочется, чтобы Катя появилась реально.
И вот уже тридцать лет в конце фильма, когда Афоня идет к самолету, его кто-то окликает. Он оглядывается, а там стоит Катя и говорит:
– Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы!
А умные люди написали в рецензиях, что фильм мог бы быть не таким примитивным, если бы не финал. Появление Кати на летном поле – банальный хеппи-энд…»
Между прочим. «В Ярославле снимали вид из окна к сцене «Афоня просыпается в комнате Кати». Снимать надо было в пять утра. (Утренний режим — солнце еще не взошло, но уже светает.) По задумке там, за окном, должны были возвращаться со свадьбы молодожены. Но в половине пятого выяснилось, что свадебное платье невесты забыли в Москве. Я уже хотел снимать просто пейзаж, но тут оператор Сергей Вронский показал мне на лошадь, которая тащила телегу с бочкой…
— Пусть эта телега проедет, — сказал он.
Сняли лошадь.
Первой на этот кадр обратила внимание жена художника Левана Шенгелия Рита.
— Как ты это потрясающе придумал, — сказала она мне после просмотра на «Мосфильме». — Как это точно!
— Что точно? — осторожно спросил я.
— Лошадь! Он делает предложение — а потом лошадь. Вот и Катя, как эта несчастная лошадь, будет тащить груз омерзительного, пьяного хамства и нищеты всю жизнь! Ведь так?
Я скромно кивнул…»
Некоторые цитаты:
— Отсутствие жалоб со стороны населения — лучшая награда за наш труд! До свидания!
- А ты кто такой? — Я?.. Родственник! Дальний…
— Чувствуйте себя как дома, да не забывайте, что в гостях!
— Вот так вот, Катюша… Все производство, общественные нагрузки, самообразование… Никакой личной жизни!
— И когда только ты, Борщов, всё успеваешь — и в фонтаны нырять, и на танцах драться?.
— Что-то я расхворался… Пойду лягу, прессу почитаю…
— Гони рубль, родственник! Мне Афоня рубль должен был!
— Не люблю я таких людей!.. Непунктуальных!..
— Посидим, чайку попьём, радио послушаем — программу для тех, кто не спит.
— Ну, полкапли, полкапли… для запаха.
«Началось с того, что в Госкино мне дали почитать сценарий Александра Бородянского: «Про Борщова, слесаря-сантехника ЖЭКа № 2». Сюжет был жесткий, с печальным концом. Сценарий мне понравился. Я встретился с Бородянским, мы поговорили, поняли, что понимаем друг друга, и сели работать. Работали мы несколько месяцев, а в итоге чуть-чуть изменилась интонация, кое-где сместились акценты, и появилось новое название – «Афоня». А сюжет, в принципе, остался таким, каким и был.
На Афоню у нас было три кандидатуры – польский актер Даниил Ольбрыхский, Владимир Высоцкий и Леонид Куравлев. Три замечательных разных актера. Три разных фильма. Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели.
На роль Кати ассистент по актерам Леночка Судакова привела юную студентку театрального училища имени Щукина Женю Симонову. Женя мне понравилась, и я утвердил ее без проб. Но тут выяснилось, что она уже подписала договор с другой картиной. Там у нее главная роль, и все лето она будет сниматься где-то в Башкирии. Стали искать другую Катю. Приводили немало способных молодых актрис – хорошеньких и славных, но все не то. И я понял, что никого, кроме Жени Симоновой, в этой роли не вижу.
– И что в ней особенного, в этой Симоновой, что ты так за нее держишься? – спросил меня директор картины Александр Ефремович Яблочкин.
– Что в ней особенного, не могу объяснить, – сознался я, – но она в фильме будет луч света в темном царстве.
Тогда он сказал:
– Будет тебе твоя Катя.
И действительно. Яблочкин полетел в Башкирию и привез оттуда Женю и ее маму в Ярославль. (Этот фильм мы снимали в Ярославле.) А на следующий же день из Башкирии от директора той группы пришла истеричная, гневная телеграмма! Раздались не менее истеричные, гневные звонки со студии Горького и из Госкино. Выяснилось, что актрису с мамой наш директор просто-напросто похитил, чуть ли не тем же способом, что и герои Гайдая в фильме «Кавказская пленница». И только оставил записку: «Не волнуйтесь, через три дня будем. Ваш Яблочкин».
А мне он сказал:
– Кровь из носа, но ты ее должен снять за три дня. Иначе сорвем съемки на той картине!
Яблочкин был матерый киношник и понимал, что нельзя, но все-таки можно, а что – никак нельзя.
И мы снимали Женю днем и ночью, в буквальном смысле этих слов. (Иногда ей удавалось немного поспать на заднем сиденье машины, пока ставили свет или переезжали с объекта на объект.) А так она была все время с нами на съемочной площадке.
Штукатура Колю сыграл Евгений Леонов. В противовес разгильдяю Афоне Коля считался у нас фигурой положительной: он аккуратный, здраво рассуждает, интересуется международной политикой и мечтает о всеобщей коммуникабельности.
А Леонов своего героя не уважал, говорил, что Коля — эгоист еще хуже, чем Афоня. И все время ворчал, что этот штукатур у него получается плоский, как блин. И только когда сняли сцену «уход Коли домой», он успокоился. В этой сцене Коля, который помирился с женой, уходя от Афони, оставляет ему листок со своим телефоном.
На репетиции Леонов вынул из кармана бумажку с телефоном, и из нее на стол случайно выпало несколько монет. Он убрал монетки и записку в карман и сказал:
– Смотри.
Он снова достал бумажку из кармана, из нее снова высыпались монетки. Он снова аккуратно их собрал и положил в карман.
– Понял? – спросил он меня.
– Что?
– Какой говнюк твой штукатур! Две недели прожил у человека, пил, ел, а самому жалко три гроша оставить!
Женя всегда искал в своих героях отрицательные черты – считал, что так образ объемнее.
Зрители полюбили светлую и наивную Катю (не зря старались!), рассудительного Колю и даже разгильдяя Афоню, но самое большое количество аплодисментов на встречах в кинотеатрах срывал алкоголик, мерзавец и законченный подлец Федул, которого в нашем фильме великолепно сыграл Борислав Брондуков. (Реплика Федула: «Гони рубль, родственник!» – стала визитной карточкой фильма.)
В костюме и гриме Боря был настолько органичным, что когда во время съемок в ресторане (ресторан мы снимали ночью в Москве) он вышел на улицу покурить, швейцар ни за что не хотел пускать его обратно. Брондуков объяснял, что он актер, что без него съемки сорвутся, – швейцар не верил. Говорил: много вас тут таких артистов! Брондуков настаивал. Швейцар пригрозил, что вызовет милицию. И вызвал бы, но тут на улицу выглянула моя помощница Рита Рассказова.
– Борислав Николаевич, вы здесь?! – обрадовалась она. – А там паника: куда актер делся?!
– Неужели он и вправду артист? Надо же! – удивился швейцар.
Танцы договорились снимать ночью, в зале клуба имени Крупской в Текстильщиках. Я попросил, чтобы были современные музыканты. Привели группу, главный – курчавый лохматый парень. Худющий. Одеты небрежно, держатся независимо. Спросили, сколько заплатим, и сказали, что сыграют. Оказалось, что мы пригласили сниматься самые популярные и самые запрещенные в те времена группы. Первая группа была «Машина времени» Макаревича, а вторая – «Аракс» Шахназарова.
Теперь я очень горжусь, что «Машина времени» дебютировала в фильме «Афоня».
Актрисе сделали грудьиз манной каши.
На девушку с бюстом Леночка Судакова привела актрису Татьяну Распутину. Очень хорошая артистка, но с нормальным бюстом. А нам хотелось, чтобы бюст был внушительный. Кто-то из съемочной группы, тот, кто жил рядом, сбегал домой и принес манную крупу. Ею и наполнили бюстгальтер. Пуговицы тяжести манки не выдержали, и пришлось лифчик связать на спине узлом. (На экране это видно.) Однако грудь так «заиграла» в прозрачной блузке, что потом критики искренне восхищались этой художественной деталью…
По последнему варианту сценария в финале Афоня покупает в провинциальном аэропорту билет на первый попавшийся рейс и валяется на летном поле в ожидании самолета. К нему подходит милиционер и просит предъявить документы. Афоня сует ему паспорт. На фотографии в паспорте молодой парнишка, с кудрями и беззаботной улыбкой, а в действительности перед милиционером унылый мужчина с абсолютно пустыми глазами. На этом фильм и заканчивался.
Такой мрачный финал мне с самого начала не нравился.
И мы с Бородянским еще в процессе работы над режиссерским сценарием написали вариант, в котором Афоня и Катя в конце фильма встречались. Но поняли – такая концовка нарушает логику повествования, это банальный хеппи-энд. И оставили все как было.
И все-таки финал я переделал. Когда Женя Симонова прилетела в Ярославль и мы начали ее снимать, Катя получалась такой чистой, нежной и трогательной, что мне очень захотелось, чтобы она обязательно появилась в конце фильма. И мы решили снять так: Афоня в аэропорту лежит на траве и ждет самолет. К нему подходит Катя и говорит, как всегда:
– Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы.
Афоня открывает глаза – никакой Кати нет. Над ним стоит милиционер и требует документы. (Катя ему привиделась.)
В последний съемочный день Жени – третий – работали очень интенсивно, снимали по одному дублю, чтобы успеть снять незапланированный «сон». И к концу дня приехали в аэропорт. Начали снимать подход Кати. Первый дубль сняли рапидом – Катя идет медленно, словно плывет. Не то! Сняли вариант – идет с цветочком. Не то! Сняли: она идет, волосы развеваются, платочек. Не то!
И я понял, что дело не в том, как Катя идет по полю, с цветочком или еще как. А в том, что мне очень хочется, чтобы Катя появилась реально.
И вот уже тридцать лет в конце фильма, когда Афоня идет к самолету, его кто-то окликает. Он оглядывается, а там стоит Катя и говорит:
– Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы!
А умные люди написали в рецензиях, что фильм мог бы быть не таким примитивным, если бы не финал. Появление Кати на летном поле – банальный хеппи-энд…»
Между прочим. «В Ярославле снимали вид из окна к сцене «Афоня просыпается в комнате Кати». Снимать надо было в пять утра. (Утренний режим — солнце еще не взошло, но уже светает.) По задумке там, за окном, должны были возвращаться со свадьбы молодожены. Но в половине пятого выяснилось, что свадебное платье невесты забыли в Москве. Я уже хотел снимать просто пейзаж, но тут оператор Сергей Вронский показал мне на лошадь, которая тащила телегу с бочкой…
— Пусть эта телега проедет, — сказал он.
Сняли лошадь.
Первой на этот кадр обратила внимание жена художника Левана Шенгелия Рита.
— Как ты это потрясающе придумал, — сказала она мне после просмотра на «Мосфильме». — Как это точно!
— Что точно? — осторожно спросил я.
— Лошадь! Он делает предложение — а потом лошадь. Вот и Катя, как эта несчастная лошадь, будет тащить груз омерзительного, пьяного хамства и нищеты всю жизнь! Ведь так?
Я скромно кивнул…»
Некоторые цитаты:
— Отсутствие жалоб со стороны населения — лучшая награда за наш труд! До свидания!
- А ты кто такой? — Я?.. Родственник! Дальний…
— Чувствуйте себя как дома, да не забывайте, что в гостях!
— Вот так вот, Катюша… Все производство, общественные нагрузки, самообразование… Никакой личной жизни!
— И когда только ты, Борщов, всё успеваешь — и в фонтаны нырять, и на танцах драться?.
— Что-то я расхворался… Пойду лягу, прессу почитаю…
— Гони рубль, родственник! Мне Афоня рубль должен был!
— Не люблю я таких людей!.. Непунктуальных!..
— Посидим, чайку попьём, радио послушаем — программу для тех, кто не спит.
— Ну, полкапли, полкапли… для запаха.
Материал взят: Тут