В горах Дагестана еще жив древний промысел — немыслимый в наши дни ( 4 фото )
- 15.01.2019
- 820
Река Андийское Койсу в среднем течении бурлива, но маловодна. Кажется, можно и вброд перейти. По одну ее сторону змеится современная асфальтовая дорога. А по другую, кажется, и нет ничего, кроме гор да чахлых тропинок. Но если пассажиры автомобилей присмотрятся, то на мгновение увидят поляну, испещренную желтыми и белыми прожилками. Там высятся кучи грязи, темнеют навесы и женщины сгибаются в три погибели, совершая странную, непостижимую работу.
Мало кто их замечает. Машины едут дальше, мимо села Кванхидатли Ботлихского района Дагестана, и случайные гости пожимают плечами, увидев на воротах домов белые надписи «Продается соль». Экая невидаль, в магазинах ее навалом. Им невдомек, что тонкая полоска воды разделяет не автодорогу и тропинки, а XXI век и далекое прошлое, и на противоположной стороне ущелья еще теплится удивительный промысел, которого, казалось, нет и не может быть в современном мире.
Босые ноги бабушки Хадижат вязнут в серой грязи — местные называют ее песком. Хадижат усердно рыхлит ее руками, так что все поле покрыто бороздками от пальцев. — Глубоко-глубоко надо перемешивать, иначе не получится, — старушка с трудом подбирает русские слова. Местные говорят на особом, кванхидатлинском диалекте андийского языка, он есть только в этом селении. В школе учат русский и аварский, но зачем они нужны тому, кто всю жизнь проработал в горах? Земля, камни и ручьи слушаются бабушку, им не нужны буквы, которых для кванхидатлинского наречия так никто и не придумал.
— Любая земля не пойдет. Предки этот песок достали из воды с той стороны реки. Сюда принесли. Поливали соленой водой, и он сам стал соленым. На том берегу, где XXI век, под автотрассой и вправду виднеются следы истерзанных речными разливами, давно заброшенных солеварен. А здесь земля поделена между семьями на шесть или семь участков. Белеет соль, чернеет песок, тянет резким запахом от серных источников — желтоватая жижа стекает струйками по узким каналам, пузырится на жаре.
В хижинах колышутся нехитрые обереги: ракушки, дырявый камень — на Руси такой называли «куриный бог», охапки сухой травы. Старая Хадижат собирает ведрами унаследованную от предков грязь, сваливает ее в кучи и поливает соленой водой из полой тыквы. Работы много — из-за боли в суставах бабушка пропустила несколько суток хорошей погоды. Теперь надо спешить и надеяться, что в ближайшие четыре дня, а лучше неделю, не пойдет дождь. Иначе вся работа пропала.
Хорошо, что помогают внучки — старшеклассница Кубанди и совсем юная Халила. — Без них ничего не могу, — вздыхает Хадижат. — Детей нет — и соли нет. Круглолицая Кубанди, старательно прячущая волосы под платок, носит воду для бабушки из соленого источника — он бьет чуть в стороне от серных. Девушка говорит по-русски свободно и радостно делится знаниями:
— Соль у нас целебная. Недаром в исламе она считается средством от семидесяти болезней. Да и вкусная. Посыпь ею помидор — мигом впитается! Раньше за ней приходили издалека. Меняли на одежду и мясо. Даже налоги ею платили! Давно это было. Сейчас в Кванхидатли трудно жить. Все уезжают, остаются лишь старики. Но до сих пор покупатели из Махачкалы, соседних селений, а порой и Чечни сюда заглядывают, оптом берут. Килограмм — 300 рублей, банка — 150 рублей.
После долгих дней поливания водой из источника насыщенную солью грязь складывают в деревянные коробы, покрытые застарелым белым налетом. Заливают сверху и ждут. За несколько часов жидкость собирает концентрированную соль и стекает через щели в яму под коробом. — Этим промыслом занимаются только в жару, — поясняет Кубанди. — Зимой женщины ухаживают за скотиной, работают по дому. А мужчины соль не добывали никогда. Кто из них справится!
Из ямы рассол достают черпаками и выпаривают 4−5 часов в широком корыте. Дрова приносит все та же щедрая река. Затем соль складывают в плетеные корзинки, через щели в которых выходят остатки влаги. Для окончательной сушки пушистые кристаллики высыпают на покрывало, потом складывают в мешки, закидывают на плечи и несут по узкой тропинке домой — в XXI век.
Полдень. Холмики песка втягивают резкие, словно нарисованные тени. Кубанди расстилает коврик и становится на молитву. Ведра продолжает таскать ее младшая сестра — Халила. На ней короткая юбка, полосатая фиолетовая футболка и яркий бирюзовый платок. Эти цвета явно выбиваются из черно-бело-желтой гаммы средневекового берега. Халиле всего двенадцать, но она уже работник с восьмилетним стажем — помогать старшим девочки начинают, едва научившись ходить.
— Нравится ли здесь? Конечно! — улыбается она. — Особенно летом, когда мы купаемся в море. Морем Халила называет широкую отмель Андийского Койсу чуть пониже источников — там течения почти нет и вода соленая. Взрослых забавы детей в горном потоке не пугают: кванхидатлинцы издавна славились как хорошие пловцы. Школьницы помогают взрослым на каникулах, приходят сюда после уроков. Родители не возражают: — Тут несложно учиться. Село же! Дочери добытчиц соли бегут наперегонки за водой, играют в прятки среди льющейся серы и потемневших от времени деревянных коробов.
Превратится ли Халила со временем в набожную Кубанди, а затем и в седую Хадижат, часами не разгибающую спины над драгоценной грязью? Или XXI век запоздало переправится через реку и уничтожит странный промысел, невесть как задержавшийся на земле? Второе куда вероятней. Крохотная самобытная культура растворится, как кристаллик воздушной горной соли на языке.
Сгниют старинные коробы, забудется кванхидатлинский язык, а девочки уедут на равнину, поближе к настоящему морю. С какой стороны ни посмотреть, это к лучшему. И только слегка тревожат слова, тоже чудом дошедшие из глубины времен: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям».
Мало кто их замечает. Машины едут дальше, мимо села Кванхидатли Ботлихского района Дагестана, и случайные гости пожимают плечами, увидев на воротах домов белые надписи «Продается соль». Экая невидаль, в магазинах ее навалом. Им невдомек, что тонкая полоска воды разделяет не автодорогу и тропинки, а XXI век и далекое прошлое, и на противоположной стороне ущелья еще теплится удивительный промысел, которого, казалось, нет и не может быть в современном мире.
Босые ноги бабушки Хадижат вязнут в серой грязи — местные называют ее песком. Хадижат усердно рыхлит ее руками, так что все поле покрыто бороздками от пальцев. — Глубоко-глубоко надо перемешивать, иначе не получится, — старушка с трудом подбирает русские слова. Местные говорят на особом, кванхидатлинском диалекте андийского языка, он есть только в этом селении. В школе учат русский и аварский, но зачем они нужны тому, кто всю жизнь проработал в горах? Земля, камни и ручьи слушаются бабушку, им не нужны буквы, которых для кванхидатлинского наречия так никто и не придумал.
— Любая земля не пойдет. Предки этот песок достали из воды с той стороны реки. Сюда принесли. Поливали соленой водой, и он сам стал соленым. На том берегу, где XXI век, под автотрассой и вправду виднеются следы истерзанных речными разливами, давно заброшенных солеварен. А здесь земля поделена между семьями на шесть или семь участков. Белеет соль, чернеет песок, тянет резким запахом от серных источников — желтоватая жижа стекает струйками по узким каналам, пузырится на жаре.
В хижинах колышутся нехитрые обереги: ракушки, дырявый камень — на Руси такой называли «куриный бог», охапки сухой травы. Старая Хадижат собирает ведрами унаследованную от предков грязь, сваливает ее в кучи и поливает соленой водой из полой тыквы. Работы много — из-за боли в суставах бабушка пропустила несколько суток хорошей погоды. Теперь надо спешить и надеяться, что в ближайшие четыре дня, а лучше неделю, не пойдет дождь. Иначе вся работа пропала.
Хорошо, что помогают внучки — старшеклассница Кубанди и совсем юная Халила. — Без них ничего не могу, — вздыхает Хадижат. — Детей нет — и соли нет. Круглолицая Кубанди, старательно прячущая волосы под платок, носит воду для бабушки из соленого источника — он бьет чуть в стороне от серных. Девушка говорит по-русски свободно и радостно делится знаниями:
— Соль у нас целебная. Недаром в исламе она считается средством от семидесяти болезней. Да и вкусная. Посыпь ею помидор — мигом впитается! Раньше за ней приходили издалека. Меняли на одежду и мясо. Даже налоги ею платили! Давно это было. Сейчас в Кванхидатли трудно жить. Все уезжают, остаются лишь старики. Но до сих пор покупатели из Махачкалы, соседних селений, а порой и Чечни сюда заглядывают, оптом берут. Килограмм — 300 рублей, банка — 150 рублей.
После долгих дней поливания водой из источника насыщенную солью грязь складывают в деревянные коробы, покрытые застарелым белым налетом. Заливают сверху и ждут. За несколько часов жидкость собирает концентрированную соль и стекает через щели в яму под коробом. — Этим промыслом занимаются только в жару, — поясняет Кубанди. — Зимой женщины ухаживают за скотиной, работают по дому. А мужчины соль не добывали никогда. Кто из них справится!
Из ямы рассол достают черпаками и выпаривают 4−5 часов в широком корыте. Дрова приносит все та же щедрая река. Затем соль складывают в плетеные корзинки, через щели в которых выходят остатки влаги. Для окончательной сушки пушистые кристаллики высыпают на покрывало, потом складывают в мешки, закидывают на плечи и несут по узкой тропинке домой — в XXI век.
Полдень. Холмики песка втягивают резкие, словно нарисованные тени. Кубанди расстилает коврик и становится на молитву. Ведра продолжает таскать ее младшая сестра — Халила. На ней короткая юбка, полосатая фиолетовая футболка и яркий бирюзовый платок. Эти цвета явно выбиваются из черно-бело-желтой гаммы средневекового берега. Халиле всего двенадцать, но она уже работник с восьмилетним стажем — помогать старшим девочки начинают, едва научившись ходить.
— Нравится ли здесь? Конечно! — улыбается она. — Особенно летом, когда мы купаемся в море. Морем Халила называет широкую отмель Андийского Койсу чуть пониже источников — там течения почти нет и вода соленая. Взрослых забавы детей в горном потоке не пугают: кванхидатлинцы издавна славились как хорошие пловцы. Школьницы помогают взрослым на каникулах, приходят сюда после уроков. Родители не возражают: — Тут несложно учиться. Село же! Дочери добытчиц соли бегут наперегонки за водой, играют в прятки среди льющейся серы и потемневших от времени деревянных коробов.
Превратится ли Халила со временем в набожную Кубанди, а затем и в седую Хадижат, часами не разгибающую спины над драгоценной грязью? Или XXI век запоздало переправится через реку и уничтожит странный промысел, невесть как задержавшийся на земле? Второе куда вероятней. Крохотная самобытная культура растворится, как кристаллик воздушной горной соли на языке.
Сгниют старинные коробы, забудется кванхидатлинский язык, а девочки уедут на равнину, поближе к настоящему морю. С какой стороны ни посмотреть, это к лучшему. И только слегка тревожат слова, тоже чудом дошедшие из глубины времен: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям».
Материал взят: Тут