haussuper
На лису пойдете, на волка? - На медведя! ( 5 фото )
Охота – один из самых древних промыслов. Нет даже самых приблизительных представлений, когда она зародилась в ареале Древней Руси. В любом случае все известные письменные источники относятся ко временам, когда охота уже давным-давно известна и освоена до тонкостей нашими предками.
Охота или земледелие преобладали у славян до создания Киевского государства? Эта тема была предметом множества дискуссий среди историков последние два века. Ярким сторонником «охотничьей» версии нашего прошлого был русский историк Николай Рожков (1868-1927). «Господством добывающей промышленности [охоты, рыболовства, пчеловодства] отличался экономический быт древнейшей России с VI по XII век», - подчеркивал он.
При этом указанный вывод делался им как на основе анализа примитивных аграрных обществ в Европе, так и собственного толкования первых русских летописей. Логика исследователя была проста: если уж в XII-XIV веках при относительно развитом земледелии роль охоты оставалась весьма существенной, то раньше она была еще больше. Вместе с тем, как отмечают критики этой версии, «прямых указаний, подтверждающих «охотничью теорию», в распоряжении Рожкова не имелось».
Тем не менее, мнение о широком распространении охоты в дохристианской Руси поддерживалось многими авторами. «Ввиду прямых и косвенных свидетельств об охоте, находимых нами в летописях, в грамотах и актах различного содержания, а также в сказаниях некоторых иностранцев, в качестве послов или гостей посетивших Россию,… едва ли возможно сомневаться в том, что в раннюю пору русской жизни охота за зверями и птицами была широко распространена по всей территории Древней Руси» . Это отрывок из знаменитой работы "Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси". Ее автор – генерал-лейтенант Николай Кутепов, заведующим хозяйством Императорской охоты. Он писал этот 4-томный очерк на протяжении 16 лет по приказу императора Александра III. Работа, кстати, является великолепным источником по истории русской охоты, а также придворной и дипломатической истории России.
Версия эта опиралась и на тот факт, что охота не только удовлетворяла потребность в пище, но и заложила первые основы экономической модели только еще складывающегося государства. Вероятно, встраивание варягов на Руси в торговлю с Византией и Востоком базировалось на каком-то предыдущем опыте продажи пушнины. Который вряд ли возник лишь вследствие создания торгового пути в Новгород и далее в Северную Европу.
Однако, по понятным причинам в ранней советской историографии возобладала «сельскохозяйственная версия», идеологом которой был М.Н.Покровский, возглавлявший в 1920-е годы Институт красной профессуры. По его мнению, восточнославянские племена являлись исконными земледельцами, почти не знакомыми с охотой и скотоводством. И лишь в Киевской Руси благодаря развившейся торговле славяне начали заниматься охотой, которая в ту эпоху имела ярко выраженный «пушной» характер. «Чтобы русские славяне до начала X века не охотились вовсе, это, конечно, трудно себе представить, но очевидно, что бортничество, свиноводство и кочевое земледелие настолько составляли основу их хозяйства, что охота, как промысел, не бросалась в глаза».
Забавно, что доказательства столь противоположных точек зрения базировались, по существу, из одних и тех же данных – летописях, да свидетельствах из арабских источников IX-X веков о древних славянах. Однако, как справедливо замечает один из авторов многотомной «Истории культуры Древней Руси», они «содержат настолько отрывочные и часто противоречивые сведения об экономической жизни восточнославянских племен, что на их основании могут быть высказаны любые субъективные суждения».
В этом смысле решающую роль в споре сыграла археология, данные которой позволили внести ясность в хозяйственную специализацию древнеславянских племен на территории будущей Киевской Руси. По существу, обе теории - «охотничья» и «сельскохозяйственная» - не противоречили друг другу. Просто пространство Древней Руси было далеко не однородным. И представлять дело так, что с наступлением нового века разом сменялись хозяйственные уклады на огромной территории, было бы заблуждением.
На самом деле, многие века нашей домонгольской истории территория древнерусского государства – достаточно умозрительный предмет. Вдоль рек и торговых путей концентрируются ремесла и «передовое» по тем временам земледелие. Но достаточно было отъехать сотню верст «в глубинку» и легко можно было столкнуться с еще первобытными нравами и порядками. Сказки про бабу Ягу, лешего и водяного в этой связи не кажутся такими уж выдумками. Поскольку чуждые поселения и племена были враждебны и непонятны более цивилизованным обитателями первых городов государства Рюриковичей.
«В историографии с XVIII до начала XXI в. господствовала, так сказать, алгебраически-прогрессистская модель описания роста территорий Руси, - пишет современный исследователь Алексей Щавелев. - Этот процесс описывался исключительно как прямолинейное приращение территории вокруг Киева, «племя» за «племенем»: происходило простое суммирование всех известий Повести временных лет, Новгородской первой летописи младшего извода и других источников». При этом параллельно существовали как Киевское государственное образование, так и многочисленные славянские племена, которые то подчинялись Киеву, то входили с ним в конфликт. И если, скажем, древляне стояли примерно на одном уровне политического и экономического развития с государством князей Олега и Игоря (вспомним сюжет о сожжении княгиней Ольгой древлянской столицы Коростеня), то другие племенные образования могли носить более примитивный характер. Так что о едином хозяйственном укладе и роли охоты в этот период можно говорить лишь, ясно осознавая отсутствие такого «единства».
Не забываем также о том, что древнерусское государство Рюриковичей состояло из двух «доменов» - Киева и Новгорода. И редкой цепи городов и крепостей на пути между ними. Очевидно, что условия и обычаи охоты на этом пространстве были различными даже в силу чисто географических, климатических причин.
Охота или земледелие преобладали у славян до создания Киевского государства? Эта тема была предметом множества дискуссий среди историков последние два века. Ярким сторонником «охотничьей» версии нашего прошлого был русский историк Николай Рожков (1868-1927). «Господством добывающей промышленности [охоты, рыболовства, пчеловодства] отличался экономический быт древнейшей России с VI по XII век», - подчеркивал он.
При этом указанный вывод делался им как на основе анализа примитивных аграрных обществ в Европе, так и собственного толкования первых русских летописей. Логика исследователя была проста: если уж в XII-XIV веках при относительно развитом земледелии роль охоты оставалась весьма существенной, то раньше она была еще больше. Вместе с тем, как отмечают критики этой версии, «прямых указаний, подтверждающих «охотничью теорию», в распоряжении Рожкова не имелось».
Тем не менее, мнение о широком распространении охоты в дохристианской Руси поддерживалось многими авторами. «Ввиду прямых и косвенных свидетельств об охоте, находимых нами в летописях, в грамотах и актах различного содержания, а также в сказаниях некоторых иностранцев, в качестве послов или гостей посетивших Россию,… едва ли возможно сомневаться в том, что в раннюю пору русской жизни охота за зверями и птицами была широко распространена по всей территории Древней Руси» . Это отрывок из знаменитой работы "Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси". Ее автор – генерал-лейтенант Николай Кутепов, заведующим хозяйством Императорской охоты. Он писал этот 4-томный очерк на протяжении 16 лет по приказу императора Александра III. Работа, кстати, является великолепным источником по истории русской охоты, а также придворной и дипломатической истории России.
Версия эта опиралась и на тот факт, что охота не только удовлетворяла потребность в пище, но и заложила первые основы экономической модели только еще складывающегося государства. Вероятно, встраивание варягов на Руси в торговлю с Византией и Востоком базировалось на каком-то предыдущем опыте продажи пушнины. Который вряд ли возник лишь вследствие создания торгового пути в Новгород и далее в Северную Европу.
Однако, по понятным причинам в ранней советской историографии возобладала «сельскохозяйственная версия», идеологом которой был М.Н.Покровский, возглавлявший в 1920-е годы Институт красной профессуры. По его мнению, восточнославянские племена являлись исконными земледельцами, почти не знакомыми с охотой и скотоводством. И лишь в Киевской Руси благодаря развившейся торговле славяне начали заниматься охотой, которая в ту эпоху имела ярко выраженный «пушной» характер. «Чтобы русские славяне до начала X века не охотились вовсе, это, конечно, трудно себе представить, но очевидно, что бортничество, свиноводство и кочевое земледелие настолько составляли основу их хозяйства, что охота, как промысел, не бросалась в глаза».
Забавно, что доказательства столь противоположных точек зрения базировались, по существу, из одних и тех же данных – летописях, да свидетельствах из арабских источников IX-X веков о древних славянах. Однако, как справедливо замечает один из авторов многотомной «Истории культуры Древней Руси», они «содержат настолько отрывочные и часто противоречивые сведения об экономической жизни восточнославянских племен, что на их основании могут быть высказаны любые субъективные суждения».
В этом смысле решающую роль в споре сыграла археология, данные которой позволили внести ясность в хозяйственную специализацию древнеславянских племен на территории будущей Киевской Руси. По существу, обе теории - «охотничья» и «сельскохозяйственная» - не противоречили друг другу. Просто пространство Древней Руси было далеко не однородным. И представлять дело так, что с наступлением нового века разом сменялись хозяйственные уклады на огромной территории, было бы заблуждением.
На самом деле, многие века нашей домонгольской истории территория древнерусского государства – достаточно умозрительный предмет. Вдоль рек и торговых путей концентрируются ремесла и «передовое» по тем временам земледелие. Но достаточно было отъехать сотню верст «в глубинку» и легко можно было столкнуться с еще первобытными нравами и порядками. Сказки про бабу Ягу, лешего и водяного в этой связи не кажутся такими уж выдумками. Поскольку чуждые поселения и племена были враждебны и непонятны более цивилизованным обитателями первых городов государства Рюриковичей.
«В историографии с XVIII до начала XXI в. господствовала, так сказать, алгебраически-прогрессистская модель описания роста территорий Руси, - пишет современный исследователь Алексей Щавелев. - Этот процесс описывался исключительно как прямолинейное приращение территории вокруг Киева, «племя» за «племенем»: происходило простое суммирование всех известий Повести временных лет, Новгородской первой летописи младшего извода и других источников». При этом параллельно существовали как Киевское государственное образование, так и многочисленные славянские племена, которые то подчинялись Киеву, то входили с ним в конфликт. И если, скажем, древляне стояли примерно на одном уровне политического и экономического развития с государством князей Олега и Игоря (вспомним сюжет о сожжении княгиней Ольгой древлянской столицы Коростеня), то другие племенные образования могли носить более примитивный характер. Так что о едином хозяйственном укладе и роли охоты в этот период можно говорить лишь, ясно осознавая отсутствие такого «единства».
Не забываем также о том, что древнерусское государство Рюриковичей состояло из двух «доменов» - Киева и Новгорода. И редкой цепи городов и крепостей на пути между ними. Очевидно, что условия и обычаи охоты на этом пространстве были различными даже в силу чисто географических, климатических причин.
Взято: Тут
1235