Не расслабляйтесь! ( 1 фото )

Слава Богу, мы опять вместе. Сегодня читалось самое мое любимое из всех воскресных одиннадцати Евангелий – о том, как Мария Магдалина «стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь?»


Плакала она – и они это, конечно, знали – о том, что прервалось общение с Богом. Хотя Господь Своим ученикам и ученицам неоднократно говорил, что Он есть живой Бог, но в полноте это уяснить им было очень трудно. Поэтому чисто по-человечески скорбь Марии Магдалины была объяснима, потому что ни она и никто из людей, конечно, никогда еще не бывал в общении со столь прекрасным человеком, каким был человек Иисус Христос – Сын Божий. Но Господь хотел от нее другого, Он хотел, чтобы она оторвалась от земного, от своего чувственного, душевного восприятия. И поэтому, по милости Своей, Господь послал ей этих Ангелов, чтобы напомнить о том, что Он – Сын Божий и что то, что случилось, должно было случиться.

Мария «обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус». Нет ничего удивительного в том, что она не узнала. Потому что хотя Он воскрес во плоти, но Он был какой-то иной, Он был как бы и Он, и не Он. Вот как на иконе хотя иконописцы стремятся изобразить и портретное сходство, но в то же время это не главное, главное – духовная сущность. Поэтому хотя мы на любой иконе узнаем Николая Чудотворца, но, если все эти иконы рядом поставить, мы увидим, что они все разные. А что же мы тогда узнаем? Мы узнаем не внешнее, а внутреннее, что отличает Николая Чудотворца от всех других. Так и воскресший Господь в Своем воскресшем теле имел несколько другой вид.

То, что она Его не узнала, связано еще с тем, что тело Его было духовное. У нас нет соответствующего опыта, поэтому мы можем это только называть, а не можем изъяснить, что такое тело духовное, в котором воскрес Господь. Поэтому нужно было прозреть духовно, чтобы Его в этом теле узнать. А поскольку Мария еще была человек душевный, телесный, она не могла во всей полноте это воспринять. И Господь, Который по великой любви Марии к Нему открылся ей первой, как бы делает за нее этот шаг, окликает ее по имени: «Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Учитель!» А Господь ей говорит: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему». То есть Спаситель открылся ей, но не разрешил к Себе подойти, потому что ее порыв был чисто человеческий. А Господь пришел на землю не для того, чтобы улучшить человеческую жизнь, чтобы все обнимались, целовались, гладили друг друга по головке, вели душеспасительные беседы. Не для этого. Господь явился, чтобы вернуть человека на небо, вернуть человека к подлинно духовной жизни.

В силу того что все наше духовно-душевно-телесное естество повреждено грехом, телесное и душевное в нас, к сожалению, превалирует над духовным и находится с ним не в гармонии. Поэтому чтобы достичь духовного, нужно обязательно обуздывать телесное и удерживать душевное. Только таким образом можно опять вернуть себе духовную жизнь. Поэтому Церковью и предпринимаются посты: чтобы ущемлять свое душевное и телесное. И поэтому все заповеди Божии направлены к тому, чтобы человека удерживать от зла всякого рода: большого, маленького, среднего, ежеминутного или редко случающегося, но от всякого зла.

Очень важная добродетель – воздержание, и кто достиг его, тот достиг духовной жизни. Потому что духовная жизнь дается только тому, кто научился быть воздержанным и в своих телесных проявлениях, и в своих душевных проявлениях. Поэтому Господь, хотя Мария Магдалина плакала о том, что с Ним рассталась, то есть явила свою сердечную любовь и скорбь о потерянном общении с Богом, ей этого не дал. Потому что она к этому была еще не готова.

Вот так и каждый из нас. Мы должны возжелать достичь духовного общения с Богом, возжелать действительно узреть воскресшего Господа, а не просто наладить здесь свою короткую человеческую жизнь, чтобы хорошие люди нас окружали, чтобы все было у нас мирно и покойно, чтобы каждый занимался любимым делом, чтобы нас никто не обижал, чтобы все было сытно, благополучно. Потому что если мы к этому стремимся, то это дело обречено на неуспех, потому что, как бы мы благополучно жизнь ни устроили, к сожалению, придется болеть и умирать; к сожалению, придется близких хоронить; к сожалению, придется в один прекрасный момент столкнуться с тем, что тебя обокрали, или предали, или причинили еще какую-то скорбь.

Конечно, если представить себе, что все люди стали бы православные, стали в храм ходить, исповедоваться в грехах, то жизнь бы намного улучшилась. Но и все равно никуда не денешься ни от болезней, ни от смерти, ни от засухи, ни от потопа. Да и среди тех, кто ходит в храм и причащается, тоже падения бывают: чуть немножко вожжи ослабил, и опять надо все снова начинать. Поэтому Святая Церковь постоянно нас обучает отгребаться от всего земного, поститься душевно и телесно.

Вот скоро мы вступаем в поприще Успенского поста. Он по времени непродолжительный, но устав его такой же строгий, как и Великого поста. Это в смысле телесном, но, конечно, телесное – это не самое главное. Важнее удерживать в себе именно душевные поползновения. А в чем их опасность? В том, что часто душевность путается с духовностью. Поэтому, не научившись воздерживаться в своих чувствах, в своих порывах, стремлениях душевных, невозможно достичь трезвости, при которой только бывает подлинная духовная жизнь; невозможно достичь молитвы: все будет человек скатываться к внешним проявлениям, искать не того, чтобы в результате молитвыстяжать добродетель, а стремиться к ощущениям.

Очень часто человек оценивает свою жизнь, и все события, и людей по тому, хорошо ему или плохо, то есть именно по своему чувству. А ведь чувства зависят от обстоятельств, часто совершенно произвольных. Вот стоит человек на автобусной остановке, и у него одно чувство. А если он стоит двадцать семь минут, то у него уже другое чувство. Всего-то прошло двадцать семь минут, а чувство совершенно переменилось: уже у него и гнев, и раздражительность. А если толпа собралась и он оказался еще в конце, то вообще кошмар. Вот что такое чувства. И с помощью чувств человек иногда всю свою жизнь коверкает. Вот у меня такое чувство, что без него жить не могу. То есть как не могу? А если он завтра под трамвай попадет, что же, и тебе бросаться? Или такое чувство, что не хочется жить, все немило. Ну а как не жить-то? Ну, допустим, выбросился из окна. Все равно смерти-то нет: тело покинул, но душа-то продолжает страдать. Что изменилось принципиально? Ничего, только хуже стало. Но человек привык полагаться на чувства, привык удовлетворять только свои страсти, свои желания.

А ведь христианская жизнь, она совсем не в этом состоит: нужно стяжать добродетели, потому что христианство – это есть делание, это искусство, художество, это целая наука. Христианство – это значит нечто уметь. Господь как говорит: тебя ударят по правой, ты подставь левую. И это надо уметь. Христианство – это когда тебе неохота, а ты делаешь. «Был болен, и вы посетили Меня». Ведь редко встречаются такие люди, у которых прямо стремление, если кто-то болен, то к нему пойти, помочь, посидеть с ним, поговорить, утешить. Для большинства, чтобы пойти, нужно сделать усилие, нужно себя заставить, нужно что-то отложить, нужно изменить какие-то свои планы. Но вот сегодня пошел, и завтра, и послезавтра. И как любое действие: езда на велосипеде, или бокс, или шахматы – при бесчисленном количестве повторений вырастает в определенный навык, так же и доброе дело. Человек упражняется в добре – и у него образуется навык, то есть он навыкает в добре, и уже понуждать себя стало легко, и находишь даже в этом радость, утешение, а потом уже без этого и жить не можешь, без добродетелей.

Вот с этого момента, собственно, и пошла жизнь христианская: когда то, что Христос заповедал Своим ученикам, уже делать радостно, легко и это и составляет жизнь человека. Такой человек, конечно, уже Христов. Потому что он продолжает то самое дело, которое делал на земле Христос, то есть как Учитель поступал, так и ученик Его поступает во всем. И конечно, это возможно, только если мы верим, что это действительно нужно; если мы верим, что это действительно красота; если мы верим, что если мы так будем трудиться, то Господь нас примет в число Своих учеников, и тоже нас однажды окликнет по имени, и тоже возьмет нас с Собой на небо. Если мы в это абсолютно твердо верим, верим совершенно спокойно каждому Его слову, то, естественно, мы на этом поприще будем трудиться. Ради чего? Ради того, чтобы наконец-то очутиться рядом с Ним навсегда, во веки веков и во всей самой наиглубочайшей полноте.

Раз мы в церковь пришли, значит, у каждого из нас благодать Божия касалась сердца. Но это было какой-то миг, а ведь это же можно сделать непрестанным, и тогда это есть блаженство, тогда это есть Царство Небесное, духовная жизнь, это есть непрестанная молитва – как угодно можно называть, потому что это все понятия абсолютно тождественные, они существуют только все вместе, все одновременно и одно без другого не бывают. Как нет добродетели без молитвы, так нет и молитвы без добродетели. Нельзя быть молитвенным человеком и злым, это невозможно, хоть лоб расшиби. Пока ты с кем-то в спор вступаешь, пока ты отстаиваешь свое, пока ты кому-то завидуешь, хоть мозоль на лбу набей, ничего из твоей молитвы не выйдет, потому что все добродетели связаны. В этом-то и заключается гармония. Это и есть восстановление в себе падшего естества, когда все приходит в свою изначальную, задуманную Богом меру. И пост для этого и служит.

В духовном плане каждый человек, живущий на земле, урод, потому что телесное и душевное у нас выпячивает, а духовное, хотя, конечно, оно есть: мы люди крещеные, и мы вкусили молитву, мы знаем, что такое церковное богослужение, мы и в таинствах церковных участвуем, – конечно, духовная жизнь у нас есть, но сказать, что мы имеем ее в полноте, нельзя. Поэтому нужно все время к этому идти, все время, не унывая, себя понуждать. И для таких людей, как мы с вами, ленивых и нерадивых, пост – очень удобное время. Потому что когда один человек трудится, это всегда тяжелей бывает, а когда осознаешь, что нас, православных, по всей Руси примерно двести тысяч человек, это огромная сила. Вот нас сегодня на всенощной от Сахалина до Кенигсберга собралось тысяч, может, сто пятьдесят. Из них, я надеюсь, хотя бы семьдесят процентов постятся. Представляете, вот так ощутить, что мы все вместе готовимся начать пост. Ради чего? Ради Матери Божией, ради того, чтобы встретить Ее праздник, ради того, чтобы себя как-то подготовить, углубиться, ради того, чтобы и Она за нас помолилась, а мы за них за всех, кто нас окружает: может быть, из них кто-нибудь еще к нам придет. Это же все от каждого из нас зависит.

К сожалению, сталкиваясь с нами, люди не приходят к Богу, потому что мы ничего не можем им показать. Христос был совершенный человек, поэтому, когда Он сказал апостолам: пойдем со Мной, – они сразу за Ним пошли. А мы часто говорим другому: пойдем в церковь – а он говорит: мне некогда. Потому что ну что мы можем ему явить? Вот если бы мы были действительно христиане и кого-то позвали, тогда они бы пошли. Конечно, не все, нет, упаси Бог! Будь мы совершенны даже как Отец наш Небесный, все не пойдут все равно. Это невозможно, к сожалению. Царство Небесное – это не для всех, извините, это для избранных. Для всех – это вот телевизор. А для Царства Небесного особая должна выработаться порода человека: благородная. Потому что Царствие Небесное – это для детей Божиих. Не для графских, не для княжеских, не для царских, а для Божиих. Выше этого уже ничего на свете нет. И надо в это достоинство войти, надо осознать, что Господь хочет, какими Он хочет видеть Своих детей, с какими хочет вечерю сотворить. Вот в это надо постоянно умом вникать.

Много у нас, конечно, и забот, и грехов, но эту главную вожделенную мысль надо постараться не оставлять. Тогда мы из тьмы выйдем к свету Божию. Но надо в это обязательно верить. А без веры жизнь бессмысленна. Ну зачем жить? Что-то поиметь, что ли, купить что-то? Ну купил, ну съел, ну поехал поглядел, ну хорошо, даже весь мир увидел. Дальше что? Дальше как у всех, как у самого последнего заключенного в тюрьме: заболел и умер. Все одинаково. Поэтому растекаться вовне – бессмысленно. Самое главное – вот этот свет, вера наша. Поэтому раз уж Господь даровал нам веру, надо стараться ее не только сохранить и приумножить, а надо сделать ее зрячей. Если уж веруем, то надо веровать как следует, надо уж тогда действительно Бога видеть, надо тогда действительно молиться, надо тогда действительно по вере жить. Если уж назвался груздем, полезай в кузов, а иначе все как-то получается несерьезно.

Поэтому хотя бы постом надо нам всем стараться встряхнуться, подумать, углубиться в духовную жизнь, несмотря на то что сейчас время летнее, довольно рассеянное, все служит вроде бы к времяпрепровождению такому приятному, отдохновению. Но Святая Церковь не оставляет нас своей заботой: именно летом два поста, чтобы не очень-то расслаблялись. Поэтому, по милости Божией, будем поститься. А наши праздники грядущие замечательные, только от предвкушения которых сердце замирает, – ну это какая же сладость! Сперва Преображение, потом престол – память святителя Митрофана, потом еще чуть-чуть – и Успение. Какая красота! Помоги, Господи! Аминь.

Храм Благовещения Пресвятой Богородицы, 15 августа 1992 года, вечер

Протоиерей Дмитрий Смирнов.