Два французских поцелуя ( 1 фото )

Ришар Кёр де Лион, известный всему романтическому человечеству как Ричард Львиное Сердце, боялся только одного.

— Я только одного боюсь, — признавался он на родном окситанском языке, — что эта английская деревенщина превратит потом меня в своего национального героя. Вот стыдоба-то будет! Я же их, свиней, терпеть не могу.

Это была частичная, но всё-таки чистая правда: Англии Ричард не любил. Да и вы бы тоже не захотели переезжать из тёплой, солнечной Аквитании на сырой, грязный остров с протокольными харями. Воинственный, как и большинство Плантагенетов, Ричард презирал англичан ещё за то, что они не выказывали желания воевать за пределами королевства.

— И ладно бы, да плевать на это, потому как бойцы из них дерьмо, — говорил Ричард. — Я их сам на Иерусалим вести не хотел. Зачем мне эти рыбьи морды? Мне нужны славные рыцари Нормандии и Аквитании. Но ведь эти негодяи даже на отступные жмотятся!

Отбывая в Третий крестовый поход, Ричард ненадолго заехал в Англию, собрал сколько можно средств и назначил на все важные должности французов. Островитянам это не понравилось, что выражалось в постоянных жалобах и оскорблении лорда-канцлера действием: его вежливо назвали французским педерастом и грубо лишили полномочий.

Ричард, который в это время играл в кошки-мышки с Саладином, старался урегулировать разногласия по переписке, а потом и вовсе оказался под арестом у германского императора. Тогда в Англию прибыл новый королевский назначенец, главной задачей которого стал поиск денег: сперва Гогенштауфенам — на выкуп, затем Капетингам — на войну.

Деньги нашлись, хотя и не сразу, и не все, и сколько ещё осталось на руках у сборщиков — Бог весть.

А потом вернулся Ричард — разочаровавшийся, растолстевший, красный и злой. Он приехал в Англию и стал заново перепродавать все должности, какие нашёл, а ещё вспомнил о старых податях и ввёл новые налоги. Теперь Ричарда интересовала только война с французским Филиппом, который зарился на Анжуйское наследство.

Короче, монету требовали со всех, отчего англичане куксились и бежали в Шотландию.

Но вдруг нашёлся тот, кто не платил. И не просто — а открыто, ссылаясь на права. Звали его Гуго, он был французский монах, что дослужился до епископа Линкольна.

— Не заплачу, — сказал Гуго и действительно не заплатил. Причём не самолично, а от имени и по поручению всего местного клира.

Ричард, узнав об этом, реагировал в своей обыкновенной манере: конфискацией и опалой. Но и Гуго оказался непрост — вместо того чтобы бежать в Шотландию или отправить королю денежный подарок (с Ричардом этот метод действовал безотказно), он собрался и поехал в Нормандию.

Найдя Ричарда в его новом замке Шато-Гайар, опальный епископ попёрся на мессу. Увидев Гуго, король оценил смелость и подошёл расцеловаться, а вечером прислал монаху большую щуку. Опалу отменили, но если Ричард думал, что Гуго вернётся в Линкольн и начнёт собирать для него деньги, то зря.

Более того, епископ стал мешать делать это другим.

— Ничего не знаю, — кричал Гуго. — Где война, а где Англия? Наши рыцари обещали защищать королевские земли, а за свою Нормандию пусть герцог воюет. Ни рыцарей не дам, ни денег — точка. Полыхаев Авалонский!

Услышав, чем ему отплатили за щуку, Ричард приказал вернуть опалу на место и отсечь Гуго всю недвижимость. Покуда местные власти гадали, как подступиться к будущему святому, епископ снова сел на корабль и на исходе лета 1198 года явился во всё тот же замок.

Завидев Гуго, Ричард сделал кислое лицо и отвернулся. Не испугавшись, тот подошёл к королю и настойчиво потребовал положенный ему поцелуй.

— Хуй тебе! Ты не заслужил поцелуя, — сказал Ричард и страшно свёл брови. Но Гуго схватил его за тунику и начал трясти:

— Нет, я заслужил! Я долго ехал, много плыл, сильно устал! Поцелуй же меня, поцелуй! Поцелуй!

Не выдержав, король заржал, как немецкий конь, а потом поцеловал и простил епископа — и денег ни от него, ни от клира больше не требовал, а на следующий год вообще умер.

Так пусть же — и т. д.