Папская правда: об обращении Франциска к российской молодежи ( 2 фото )

В традициях Ватикана

Намедни римский понтифик напомнил о себе, вызвав одобрение российского МИД и раздражение – украинского, хотя ничего критического в адрес киевского режима Франциск не произнес. Само же его заявление выдержано в многовековых традициях Ватикана, берущих свое начало с VI века, когда папы на руинах Западно-Римской империи и в окружении варварских королевств начали играть важную, в том числе и политическую роль, во многом обусловленную внешними обстоятельствами.

За столетия случалось всякое: и лавирование между исповедовавшими арианство укрепившимися на севере Италии лангобардскими королями и византийскими, контролировавшими ее юг, императорами-иконоборцами; и путь императора Генриха IV в Каноссу, что явило собой пусть и временное, но торжество папской власти над светской; и инициированный Римом Первый крестовый поход; и унизительное, хотя и весьма комфортное, Авиньонское пленение пап, и самокоронование не выдержавшего долгой церемонии Наполеона (впрочем, возможно, это была исполненная символизма часть ритуала, о которой папу изначально поставили в известность).

Пошатнувшееся, но не утраченное влияние

С веками, в особенности после Великой французской революции и последовавшей затем «Весны народов», политическая роль Ватикана в Европе все больше нивелировалась. Однако она не стала историей совсем, что нашло отражение в приписываемой (именно приписываемой) Сталину сентенции о количестве дивизий в распоряжении понтифика.
Иоанн Павел II несколько реанимировал престиж Ватикана (одним из первых его шагов на международной арене стала встреча с Громыко, причем по просьбе последнего), хотя о возвращении его былого влияния уже не может быть и речи.

О России и Риме: наступая на стереотипы

Теперь давайте поподробнее разберем слова Франциска относительно России. Я понимаю, что читатели уже в курсе им сказанного, но все же:

«Никогда не забывайте о наследии. Вы наследники великой России. Великой России святых, правителей. Большой России Петра I, Екатерины II, той империи – великой, просвещенной, страны большой культуры и большой человечности».

Начнем со святых.

Обычно русские святые и римский престол рассматриваются в качестве своего рода антитезы по отношению друг к другу: мол, наши подвижники только и делали, что осуждали латинскую ересь. Нет, были и таковые – скажем, епископ Игнатий Брянчанинов.

Александр Невский и папские буллы

Но в целом отношения не стоит рисовать только черно-белыми красками. Даже знаменитая переписка Александра Невского и папы Иннокентия IV не носит однозначный характер, поскольку на первое послание князь дал вполне благожелательный ответ, зафиксированный в словах самого понтифика:

«Ты со всяким рвением испросил, чтобы тебя приобщили как члена к единой главе церкви через истинное послушание, в знак коего ты предложил воздвигнуть в граде твоем Плескове (Пскове. – Прим. авт.) соборный храм для латинян».

Тут нужно понимать контекст: Александр получил первую буллу в крайне непростой политической ситуации: летом 1248 года, накануне своей поездки в Каракорум, результат которой трудно было предугадать. Поэтому в целом дружественный ответ Иннокентию укладывался в стремление князя сохранить за собой возможность маневра в диалоге с Римом и Каракорумом, в зависимости от складывающейся ситуации, и накануне путешествия в полной мере непредсказуемой.

И уже только на вторую буллу последовал отрицательный ответ, причем, возможно, по соображениям более военно-политическим, нежели религиозным. Ибо во время поездки по просторам (к слову, совершенно немыслимым для европейского правителя) Монгольской империи Александр увидел мощь ее военной силы, несопоставимую с раздробленными государствами от Оки до Гибралтара и их очень небольшими профессиональными армиями.

Да и в Каракоруме, и Сарае, выразившим лояльность завоевателям, русским князьям дали понять, что не собираются захватывать их земли, ограничив отношения форматом вассалитета и выплатой дани. С этой точки зрения диалог с Римом терял для Александра смысл и был им свернут.

А судьба галицкого князя Даниила, получившего из рук папы королевскую корону, но не военную помощь, подтверждает правоту сделанного Невским геополитического выбора: Рим не мог оказать действенную военную помощь кому бы то ни было из русских князей в противостоянии со сверхдержавой того времени.

Малороссийское духовенство и католическое образование

После присоединения во второй половине XVII века Малороссии влияние более образованного местного духовенства, в значительной степени воспринявшего католические богословские взгляды, стало весьма распространенным (у нас в среде духовенства не то что с богословским – с элементарным образованием были серьезные проблемы).

Достаточно вспомнить рожденного на Киевщине святителя Дмитрия Ростовского: составленные им Четьи Минеи (жития святых) были прохладно встречены значительно менее образованным патриархом Иоакимом (кстати, бывшим рейтарским поручиком и капитаном одного из солдатских полков Нового строя) именно из-за использования подвижником католических источников.

Петр I и его «парадиз»

Нелишне также вспомнить прокатолические симпатии сподвижника Петра I Стефана Яворского. А о связи Ватикана и новой столицы Российской империи свидетельствует сам герб Петербурга. И здесь я предоставлю слово выдающимся отечественным ученым Борису Андреевичу Успенскому и ныне уже покойному Юрию Михайловичу Лотману:

«Герб Петербурга содержит в себе трансформированные мотивы герба города Рима (или Ватикана как преемника Рима), и это, конечно, не могло быть случайным.

Так, перекрещенным ключам в гербе Ватикана соответствуют перекрещенные же якоря в гербе Петербурга, расположение якорей лапами вверх отчетливо выдает их происхождение – ключи в гербе римского папы также повернуты бородками вверх. Символика герба Петербурга расшифровывается именно в этой связи.

С одной стороны, якорь – символ спасения и веры и в этом значении прекрасно известен в эмблематике барокко, сопоставление его с ключом естественно и уместно. Но одновременно якорь метонимически обозначает флот – помещенный на место ключей апостола Петра, он знаменует то, что Петр (император, а не апостол) намерен отворить дверь своего «парадиза».

Таким образом, герб Петербурга семантически соответствует имени города: имя и герб предстают как словесное и визуальное выражение одной общей идеи.

Вместе с тем особое значение приобретает подчеркнутое насаждение в Петербурге культа апостолов Петра и Павла. Им посвящается собор в Петропавловской крепости, что должно было по первоначальному плану совпадать с центром города. В этом нельзя не видеть переклички с местом, которое занимает в семиотике городского планирования собор святого Петра в Риме.

В этой перспективе частое наименование Петербурга «парадизом», как самим Петром, так и людьми его окружения, могло означать не просто похвалу избранного и возлюбленного кусочка земли, а именно указание на святость этого места».

Согласитесь, в контексте данной цитаты приведенные слова Франциска приобретают уже более глубокий смысл.

Дальше: ликвидация Петром патриаршества и принятие им титула «Отца Отчества» свидетельствует о его стремлении соединить по примеру римских понтификов еще времен раннего Средневековья духовную и светскую власть.

Павел I и церковь: в традициях Рима

Подобное видение императорского служения будет воспринято и потомками второго (первым, строго говоря, был Лжедмитрий I) императора – Павлом I прежде всего. В Акте о престолонаследии от 1797 года, он подчеркивал, что «государи российские (являются) суть главою Церкви».

Успенский пишет о желании Павла I «сразу же после коронации «в качестве главы Церкви» служить Литургию; равным образом, Павел хотел стать духовником своей семьи и министров. Однако Синод отговорил его, возразив, что «канон православной церкви запрещает совершать таинства священнику, который женился во второй раз». А однажды «Павел выразил желание служить обедню на Пасху, сославшись на то, что он глава Русской церкви и следовательно правомочен делать то, что делают подчиненные ему священнослужители».

Не сказать, чтобы в Риме подобное отношение русских самодержцев к собственной власти встретило одобрение, но понимание – точно. Да, касательно упомянутой Франциском Екатерины II: в переписке с австрийским императором Иосифом II она называет себя главою греческой церкви, по сути ставит себя выше Вселенского, то есть Константинопольского, патриарха, а Иосифа именует главою церкви западноевропейской.

За что Екатерина II не любила патриарха Никона

Кстати, с императрицей связана интересная деталь: в допетровскую эпоху существовал обряд шествия на осляти: в Вербное воскресенье стилизованного под осла коня с восседавшим на нем и символизировавшим Христа патриархом вел под уздцы царь. Петр I обряд отменил как несоответствующий достоинству царской власти.

И об этом же писала Екатерина II в своем сочинении «Антидот», упрекая нелюбимого ею патриарха Никона в «безмерных притязаниях» и приводя в пример упомянутое шествие.

Цезарепапизм по-русски: последний царь, желавший стать патриархом

Стремление сочетать в себе и власть духовную нашло отражение и в желании Николая II принять на себя патриаршество, когда в 1905 году всерьез заговорили о его восстановлении.

В общем, если папы стремились возвыситься над светскими королями и даже императорами, беря на себя прерогативы не только собственно религиозной власти, то русские императоры шли тем же путем, только с перестановкой слагаемых. И это не может не быть известно блестяще – иезуит же – образованному Франциску.

О почитании католиками русских святых

И под занавес вернемся к тому, с чего начали – призыву папы к российской католической молодежи почитать русских святых. Основан он не на пустом месте.

В католицизме весьма почтительное отношение к преподобным: Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому, а также долгое время жившему в Париже Иоанну Шанхайскому (католики-парижане называли его Иоанн Босой и при встрече брали благословение), а святые Евфросиния Полоцкая и Никита Столпник канонизированы и католической церковью.

Так что возмущения Киева взвешенным и выдержанным в рамках исторического контекста обращением папы безосновательны.

А о том, что Франциск прав относительно свойственной русским человечности, полагаю, и говорить не надо – очевидно же.

Автор:Игорь Ходаков, кандидат исторических наукИспользованы фотографии: