Коллекционный жар ( 1 фото )

— Что ты здесь делаешь, человек?

— Это длинная история.

— Прекрасно, я люблю длинные истории. Садись и рассказывай. Нет — только не на меня!

— Извини. Так вот, я здесь из-за своего дядюшки — он сказочно богатый.

— Погоди. Что означает «богатый»?

— Ну, очень состоятельный

— Хм-м? А состоятельный?

— Ну, у него куча денег.

— Что такое «деньги»?

— Ты, кажется, хотел услышать мою историю?

— Да, но я хотел бы понимать, что ты говоришь.

— Извини, булыжник, но я и сам тут не все понимаю.

— Меня зовут Камень.

— Ладно, пускай будет Камень. Предполагалось, что мой дядюшка, весьма весомый в обществе человек, пошлет меня учиться в Космическую Академию, но он этого не сделал. Ему больше по вкусу гуманитарное образование. И он отправил меня в университет, в эту допотопную альма-матер, изучать негуманоидные цивилизации. Улавливаешь мою мысль?

— Не совсем, но, чтобы оценить, не обязательно понимать.

— Вот и я говорю то же самое. Мне никогда не понять дядю Сиднея, но я вполне оценил его возмутительные вкусы, сорочьи наклонности и страсть вечно вмешиваться в чужие дела. До того оценил, что даже тошно от этого. А больше мне ничего не остается. Дядюшка — плотоядный идол всего нашего семейства и обожает настаивать на своем. К несчастью, он еще и единственный денежный мешок в нашей семье, а отсюда следует так же неукоснительно, как икс за четом, что он настаивает на своем всегда, во всех случаях, без исключения.

— Эти ваши деньги, как видно, очень важное вещество?

— Настолько важное, что загнало меня за десять тысяч световых лет на безымянную планету… кстати, я как раз подобрал для нее имя. Сквернида.

— Затт невысокого полета — жадина из жадин. Потому-то у него и полет невысок…

— Да, я заметил. Хотя ведь затт — это какой-то мох, так ведь?

— Так.

— Отлично, значит, с упаковкой будет проще.

— Что такое «упаковка»?

— Это когда что-нибудь кладут в ящик, чтобы переправить куда-нибудь в другое место.

— То есть передвинуть?

— Примерно.

— А что ты собираешься упаковывать?

— Тебя, Камень.

— Но я не из тех, которые скользят.

— Послушай, мои дядюшка коллекционирует камни, понял? А вы тут — разумные минералы, единственные на всю Галактику. И притом, ты — самый большой, другого такой величины я еще не встречал. Улавливаешь мою мысль?

— Да. Но я никуда не хочу перемещаться.

— А почему? Ты будешь самым главным в дядюшкиной коллекции. Вроде как в стране слепых и кривой — король… да простится мне столь вольное сравнение!

— Пожалуйста, не надо сравнений. Это звучит отвратительно. А откуда ваш дядюшка узнал про нашу планету?

— Один мой наставник вычитал про нее в бортовом журнале старинного космического корабля. Наставник, видишь ли, собирал коллекцию старых бортжурналов. А журнал этот вел некий капитан Фэйрхилл, он совершил тут у вас посадку несколько веков назад и подолгу беседовал с вашим братом.

— Как же, как же, славный ворчун Фэйрхилл! Что-то он поделывает? Передай ему привет и…

— Он умер

— Что ты сказал?

— Умер. Скончался. Загнулся. Вздиблился.

— Да неужели?! Когда же это случилось? Я уверен, это было прекрасное зрелище, просто великолепное…

— Право, не знаю. Но я сообщил о вас дядюшке, и он решил, что ты ему необходим. Поэтому я и прилетел. Он послал меня за тобой.

— Это очень лестно, но я никак не могу с тобой полететь. Мне уже скоро наступит срок диблиться…

— Знаю, я все прочитал про дибление в журнале капитана Фэйрхилла, только дяде Сиднею не показал. Загодя выдрал эти страницы. Пускай он будет поблизости, когда ты вздиблишься. Тогда я получу в наследство его деньги и уж сумею щедро вознаградить себя за то, что не попал в Космическою Академию. Во-первых, заделаюсь горьким пьяницей; во-вторых, стану распутничать вовсю,.. а может, что— то другое в этом роде.

— Но я хочу диблиться здесь, среди всего, с чем я нераздельно сросся!

— Вот лом. Я тебя от всего этого отделю.

— Только попробуй, я сию же минуту вздиблюсь.

— Ну уж нет. Прежде чем завести этот разговор, я высчитал твою массу. В земных условиях пройдет по меньшей мере восемь месяцев, пока ты достигнешь требуемой для дибления величины.

— Да, верно… я хотел тебя обмануть. Но неужели ты не знаешь жалости? Я провел здесь столько веков с тех пор, как был совсем маленьким камешком. Здесь жили мои предки. Я так старательно собирал свою коллекцию атомов: ни у кого в окрестностях нет лучшей молекулярной структуры. И вот, вдруг… вырвать меня отсюда, когда вот-вот настанет время диблиться… с твоей стороны это просто бескаменно!

— Все не так уж страшно. Уверяю тебя, на Земле ты сможешь пополнить свою коллекцию самыми прекрасными атомами. И ты увидишь такие места, где еще не бывал ни один камень с твоей планеты.

— Слабое утешение. Я хочу, чтобы мои друзья видели, как я диблюсь.

— Боюсь, что об этом не может быть и речи.

— Ты очень жестокий человек. Надеюсь, ты будешь поблизости, когда я вздиблюсь.

— Когда настанет час этого события, уж я постараюсь оказаться подальше, ведь впереди у меня шикарные кутежи.

На Скверниде сила тяжести гораздо меньше земной, так что Камень без труда удалось покатить к планетоходу, упаковать и с помощью лебедки водворить внутрь, по соседству с атомным двигателем. Но планетолет был легким, спортивным; чтобы приспособить его для скоростных пробегов, владелец снял часть защитной брони; вот почему Камень вдруг ощутил жар вулканического опьянения, почти мгновенно прибавил к своей коллекции самые что ни на есть отборные образчики атомов — и тут же вздиблился.

Огромным грибом он взметнулся ввысь, а потом мощными волнами разнесся над равнинами Скверниды. Несколько юных Камней низринулись с пыльных небес, отчаянным воплем на общей всем в этих краях волне, возвещая о муках своего рождения.

— Вздиблился, — промолвил сквозь треск разрядов один из соседей, — даже раньше, чем я думал. А каким жаром обдает — одно удовольствие.

— Великолепное дибление, — согласился второй. — Что ж, если ты усердный собиратель, твои труды всегда увенчаются успехом

.Roger Joseph Zelazny; 13 мая 1937, Юклид, Огайо, США — 14 июня 1995, Санта-Фе, Нью-Мексико