NHOSHEV
Континуум Альтова ( 13 фото )
Среди прекрасных странностей советской литературы, среди россыпей советской научной фантастики шестидесятых годов прошлого века разбросано много настоящих жемчужин, повестей и рассказов очень выского литературного уровня с нетривиальным интеллектуальным посылом, оставшихся, впрочем, невостребованным массовым советским читателем (а зарубежным читателем - тем более). Я всегоджа это говорил и буду ещё много раз говорить об этом.
Разумеется, к концу шестидесятых поток этих текстов практически иссяк, сменившись памфлетами, юморесками и чисто коммерческими номерами, спекулировавшими на популярности «дефицитного» жанра НФ, столь нелюбимого советским официозом. Но всё же оставалось несколько мастодонтов ушедшей эпохи, упорно не желавших сдавать «шестидесятнические» позиции. Одним из таких реликтов был некто Александр Шалимов, писатель отнюдь не первого ряда, тем не менее, талантливый и крайне интересный.
Его конёк – разнообразные «тайны природы», бездны Тускарорры, но Шалимов отдал должное и традиционным темам советской НФ, от деловитых описаний экспедиций к иным планетам до антизападных памфлетов. Создаётся впечатление, что он специально стремился не высовываться и не рисковать, не ступать за уже очерченные рамки приемлемого в советской НФ. Только раз, в самой середине 70-х годов, в повести «Стена» Шалимов позволил себе резкую выходку. Там группы дикарей, приспособившиеся к страданиям в условиях погибшей цивилизации, понятия не имеют, что совсем рядом – руку протяни – процветает и наслаждается жизнью вполне благополучный социум. И всякий, кто захочет рискнуть, может выйти из выжженой дотла пустыни в цветущий сад. Эта небольшая повесть настолько недвусмысленна, что я честно не понимаю, как она смогла проскользнуть редакторские (цензурные) фильтры. Вероятно, кураторы просто растерялись от наглости Шалимова.
Но большая часть текстов Александра Шалимова всё же традиционна для советской НФ. Подчёркнуто традционна. И это не изысканное зубоскальство Ильи Варшавского или холодные рефлексии Севера Гансовского, а честно отрабатываемый номер. Разумеется, Шалимов делает всё добротно, крепко, и его «триллер близкого будущего» «Приобщение к большинству» ничуть не хуже, скажем, «Белого снадобья» Зиновия Юрьева, а «Планета туманов» прямо отсылает к «Стране Багровых Туч» братьев Стругацких. Но это всё, скажем так, неоригинально – хотя хорошо написано. Интересно здесь лишь то, что в шестидесятых так писали все, а в восьмидесятых уже никто, кроме Шалимова.
А ещё интересно, что Стругацкие почти не оказали влияния на Шалимова. Он ориентировался не на их книги, а на мир, созданный Генрихом Альтовым. Конечно, «Мусорщики планеты» конца 70-х очень живо напоминают «Полдень, 22 век», но это «Полдень», как бы переписанный техницистом и поэтом Альтовым, автором символистских НФ-новелл «Создан для бури» и «Клиника "Сапсан». Кстати, не один Шалимов был под влиянием Альтова. «Я иду встречать брата» молодого Владислава Крапивина тоже написан явно под впечатлением от «Легенд о звездных капитанах».
Однако лучше всего влияние Альтова заметно в прелестной зарисовке «Встреча на старой энергоцентрали», написаной на излёте хрущевского времени и представляющей собой прощание с годами «бури и натиска». У Генриха Альтова есть замечательный патетический рассказ «Богатырская симфония», о человеке, пережившем свою эпоху, свою славу, и приезжающем на заброшенный космодром встречать возвращение уже никому не нужного межзвёздного зонда. «Бородинская симфония» использует редкий в фантастике приём: о далёком (от нас) будущем рассказывается из ещё более удалённого будущего, превращающего футуристические достижения в архаику, по которой можно ностальгировать.
Это своеобразное стихотворение в прозе, патетическое и полное меланхолии. Люди, которые были воплощением динамики развития человечества, стареют, отступают в сторону, из творцов превращаются в наблюдателей, а человечество мчится всё дальше и дальше, ускоряя своё движение.
Шалимов взял похожую тему и отправил своего стареющего героя на «старую энергоцентраль» среди тайги. Вместо пафоса – элегия, очаровательная зарисовка. Шалимов не опровергает Альтова и не повторяет его. В интонации появляется грустная мягкая ирония, ибо технологии завтрашнего дня (для рассказчика это уже позавчерашний день) вписаны во вневременной пейзаж Дальнего Востока, который был и всегда будет, и своей эпической вечной сменой времён года оттеняет стремительное движение человеческой цивилизации. Мотив вроде бы тот же, что и в «Богатырской симфонии», но вывод иной: человечество ничего не изменит в этом мире сопок, покрытых бесконечным лесом.
Разумеется, к концу шестидесятых поток этих текстов практически иссяк, сменившись памфлетами, юморесками и чисто коммерческими номерами, спекулировавшими на популярности «дефицитного» жанра НФ, столь нелюбимого советским официозом. Но всё же оставалось несколько мастодонтов ушедшей эпохи, упорно не желавших сдавать «шестидесятнические» позиции. Одним из таких реликтов был некто Александр Шалимов, писатель отнюдь не первого ряда, тем не менее, талантливый и крайне интересный.
Его конёк – разнообразные «тайны природы», бездны Тускарорры, но Шалимов отдал должное и традиционным темам советской НФ, от деловитых описаний экспедиций к иным планетам до антизападных памфлетов. Создаётся впечатление, что он специально стремился не высовываться и не рисковать, не ступать за уже очерченные рамки приемлемого в советской НФ. Только раз, в самой середине 70-х годов, в повести «Стена» Шалимов позволил себе резкую выходку. Там группы дикарей, приспособившиеся к страданиям в условиях погибшей цивилизации, понятия не имеют, что совсем рядом – руку протяни – процветает и наслаждается жизнью вполне благополучный социум. И всякий, кто захочет рискнуть, может выйти из выжженой дотла пустыни в цветущий сад. Эта небольшая повесть настолько недвусмысленна, что я честно не понимаю, как она смогла проскользнуть редакторские (цензурные) фильтры. Вероятно, кураторы просто растерялись от наглости Шалимова.
Но большая часть текстов Александра Шалимова всё же традиционна для советской НФ. Подчёркнуто традционна. И это не изысканное зубоскальство Ильи Варшавского или холодные рефлексии Севера Гансовского, а честно отрабатываемый номер. Разумеется, Шалимов делает всё добротно, крепко, и его «триллер близкого будущего» «Приобщение к большинству» ничуть не хуже, скажем, «Белого снадобья» Зиновия Юрьева, а «Планета туманов» прямо отсылает к «Стране Багровых Туч» братьев Стругацких. Но это всё, скажем так, неоригинально – хотя хорошо написано. Интересно здесь лишь то, что в шестидесятых так писали все, а в восьмидесятых уже никто, кроме Шалимова.
А ещё интересно, что Стругацкие почти не оказали влияния на Шалимова. Он ориентировался не на их книги, а на мир, созданный Генрихом Альтовым. Конечно, «Мусорщики планеты» конца 70-х очень живо напоминают «Полдень, 22 век», но это «Полдень», как бы переписанный техницистом и поэтом Альтовым, автором символистских НФ-новелл «Создан для бури» и «Клиника "Сапсан». Кстати, не один Шалимов был под влиянием Альтова. «Я иду встречать брата» молодого Владислава Крапивина тоже написан явно под впечатлением от «Легенд о звездных капитанах».
Однако лучше всего влияние Альтова заметно в прелестной зарисовке «Встреча на старой энергоцентрали», написаной на излёте хрущевского времени и представляющей собой прощание с годами «бури и натиска». У Генриха Альтова есть замечательный патетический рассказ «Богатырская симфония», о человеке, пережившем свою эпоху, свою славу, и приезжающем на заброшенный космодром встречать возвращение уже никому не нужного межзвёздного зонда. «Бородинская симфония» использует редкий в фантастике приём: о далёком (от нас) будущем рассказывается из ещё более удалённого будущего, превращающего футуристические достижения в архаику, по которой можно ностальгировать.
Это своеобразное стихотворение в прозе, патетическое и полное меланхолии. Люди, которые были воплощением динамики развития человечества, стареют, отступают в сторону, из творцов превращаются в наблюдателей, а человечество мчится всё дальше и дальше, ускоряя своё движение.
Шалимов взял похожую тему и отправил своего стареющего героя на «старую энергоцентраль» среди тайги. Вместо пафоса – элегия, очаровательная зарисовка. Шалимов не опровергает Альтова и не повторяет его. В интонации появляется грустная мягкая ирония, ибо технологии завтрашнего дня (для рассказчика это уже позавчерашний день) вписаны во вневременной пейзаж Дальнего Востока, который был и всегда будет, и своей эпической вечной сменой времён года оттеняет стремительное движение человеческой цивилизации. Мотив вроде бы тот же, что и в «Богатырской симфонии», но вывод иной: человечество ничего не изменит в этом мире сопок, покрытых бесконечным лесом.
Взято: Тут
253