Fenrilar
Борис ( 1 фото )
- и его "друг Руди". Переписка русского царя и римского цезаря, 1604 - 1605 гг.
За два года до демократического, панимаешь, выдвижения Бориса на трон. Кликабельно.
Сперва в который раз предлагаю всем адептам вероучения о том, что до 1721 г. никто Московское царство Россией не звал, ознакомиться с картой повнимательнее, после чего приглашаю к переписке двух государей - нездорового физически, но сильного духом Бориса I и крепкого телом, но слабого умом Рудольфа II.
Борис - человек сделавший себя сам, а делать ему приходилось во времена Ивана Грозного, который был редкой сволочью безотносительно всякой "государственной необходимости". Проще говоря, первый русский царь был садистом, то есть человеком получавшим удовольствие от страданий других, для чего на монаршем поприще открывалась масса возможностей. Опричнивший в те годы Борис жестокостями не увлекался, но очень хорошо усвоил жестокие правила выживания на Руси и всю жизнь болезненно стремился "контролировать ситуацию", то бишь наносить удар первым.
Информированность - залог выживания. Так бы мог сказать Годунов, но не сказал.
Зато он был одним из двух людей, лично присутствовавших при смерти "Ивана Васильевича" (сам-то "русский царь" за такое себя поименование залил бы кипятком по самые мочки ушей - не холоп же он из местных, в самом деле, а потомок "немца Рюрика") - и, по мнению некоторых, в частности английского посла, имел к ней самое непосредственное отношение. Так или иначе, но в правление слабоумного царя Федора Годунов уже был фактическим правителем государства, а когда счел себя укрепившимся, когда в Угличе помер "полунаследник" Дмитрий, то и сам царь очень удачно тут же сошел со сцены.
Нужен был государь, чтоб его именем давить соперников Бориса - был государь. А как не нужен стал - так и не надо.
Однако, судьба человеческая - не роман, сюжету которого автор волен придавать любую форму и направление. Достиг Борис высшей власти, изведя всех претендентов - а счастья не стало. Прямо как с Андроповым, еще одним "интеллигентом-гэбэшником" на всероссийском престоле - только избрали, только пересидел стариков из ЦК, ан время уходить и пришло. С Борисом вышла такая же штука - он был не первым, кому довелось на личном опыте узнать, что восхождение к власти и удержание ее, это не вполне одинаковые вещи.
К тому же новому царю не хватало уверенности в своем новом царском положении - отсюда и комедия с выдвижением, и сложносоставленные присяги, и прочая шекспировщина. И, конечно, голод на Руси, вызванный рядом объективных и необъективных факторов. А ведь Борис был неплох, совсем неплох - особенно на фоне своих предшественников. Он даже выиграл со шведами войну, но...
Когда на границах московского государства началась знаменитая лжедмитриевская замятня, царь-"западник" стал апеллировать к Европе, начав с письма в Краков, а чуть позже - в Прагу, где уже много лет затворником жил император Рудольф II. Полякам Борис написал туманно, не обвиняя прямо в пособничестве Лжедмитрию-Отрепьеву, а просто указывая на то, что "вор Гришка" - человек очень нехороший и верить ему не стоит.
С императором Годунов разговаривал на совсем другом языке (немецком), а главное - достаточно доверительно. Это можно было бы даже назвать излияниями души - интересовавшийся Европой царь все же не представлял себе действительного положения вещей в мире, хотя и питал к "цесарю" уважение, тем более, что со времен Ивана Грозного Священная Римская империя выступала для Руси в качестве источника наиболее ценных кадров, изрядно потеснив в этом деле татар.
Рудольфу Борис писал не только о том, что самозванец "был в холопех у дворянина нашего, у Михаила Романова, и, будучи у нево, у чал воровати, и Михайло за его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырех, а назвали его в чернецех Григорием", но и про польскую поддержку этой интриги. В этом царь обвинял не украинских магнатов, а непосредственно короля Сигизмунда - остается загадкой, считал ли Борис так на самом деле или хотел лишь "усугубить вину" Кракова.
Увы! Неловкие попытки Бориса указать на единые стратегические проблемы Габсбургов и Годуновых разбивались о жестокую реальность: во-первых, Рудольф II давно уже не пользовался в империи большим влиянием, поскольку о его психических проблемах, выражавшихся в депрессиях и бездеятельности, было достаточно хорошо известно еще с начала восьмидесятых годов, а во-вторых, московское царство никоим образом не могло считаться надежным союзником в войне с османами, о чем австрийцы были информированы куда лучше русских, с трудом представляющих себе внутреннее устройство Священной Римской империи.
Сам уровень тогдашней коммуникации между Москвой и Веной говорил о сложности предполагаемого союза - письмо Рудольфа царю, отправленное из Праги летом 1605 года, уже никак не могло рассеять сомнений Бориса, поскольку основатель новой царской династии умер еще весной.
Впрочем, вряд ли бы более оперативная работа дипломатической почты изменила бы многое - ответ императора был крайне вежлив по форме, но не слишком содержателен по сути. Питавший надежду вернуть себе прежнее положение в империи организацией войны с турками Рудольф совершенно не собирался затевать войну с поляками из-за какого-то династического конфликта (забавно то, что в своем письме Борис походя рассуждает о гипотетическом варианте того, что Лжедмитрий тот самый царевич - возможность, за сами разговоры о которой в его державе ждала самая суровая кара) в далекой Московии, а главное - не мог даже помешать вербовать в "германских землях" наемников, участие которых сыграло такую значительную роль в последующих событиях Смутного времени.
И все же, переписка двух правителей не стала напрасной - переведенная на немецкий, она сохранилась в истории и теперь может служить одним из тех порталов, что позволяют нам заглянуть в далекое прошлое... Итак, прошу под кат.
Царь Борис, ноябрь 1604 г. -
Извещаем вас, любезнейшего и великого государя, брата нашего, что в 109 году, по малому летосчислению, прислал к нашему величеству король польский и великий князь литовский своих послов, Великого княжества Литовского канцлера Льва Caпегу с состоящими при нем лицами, желая, чтобы и в наше, великого государя, царствование мир, заключенный еще между великим государем, царем и великим князем Федором Ивановичем, всея Руси самодержцем, и им, королем Сигизмундом, был сохраняем в продолжение условленного времени и, затем, ради спокойствия христианства, был продолжен на 30 или более лет.
Посему мы, великий государь, царь и великий князь Борис Федорович, всея Руси самодержец, по просьбе и желанию короля Сигизмунда не только приказали, уже заключенный на определенный срок, мир сохранять, но повелели нашим боярам договориться и о дальнейшем мире сроком на 20 лет, и оный, согласно заключающимся в нашем договоре постановлениям, во всем соблюдать. Равным образом, в присутствии нашего царского величества, и посол короля Сигизмунда, Лев Caпега, вместе с прочими состоящими при нем лицами, вместо самого короля принес присягу и целовал крест в том, что мир, в продолжение означенного определенного числа лет, должен быть соблюдаем согласно постановлениям заключенного договора.
По отъезде же посла и мы, с своей стороны, отправили большое посольство к королю Сигизмунду, состоявшее из боярина и суздальского воеводы Михаила Глебовича Салтыкова, Морозова и многих других, и король Сигизмунд, в свою очередь, относительно тех же статей мирного договора, в присутствии нашего посольства принес присягу и, при крестном целовании, подтвердил, что он в течение определенного времени, будет во всем соблюдать постановления заключенного договора.
Между тем ныне, среди мирного времени, король Сигизмунд, по совету чинов страны, затевает столь не христианские ссоры, каковые, не только будучи неслыханными среди христианских великих государей, не приличествуют даже и мусульманам, в забвение своей присяги и крестного целования и в нарушение заключенного с нами мира, начинает проливать христианскую кровь вопреки всем христианским обычаям. С этою целью пользуются они неким беглым, богоотступническим злодеем и негодяем из нашей земли, чернокнижником, бывшим прежде в монахах, по имени Григорий Отрепьев, и согласно с своими замыслами, подучили они его назваться сыном блаженной памяти великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси, князем Димитрием Углицким.
Между тем всем и каждому из соседних государей, в особенности же у них в Польше и на Литве, известно, что у великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, Димитрий родился от седьмой жены, взятой по склонности, но вопреки всем законным правилам церкви; по кончине же великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича ему, вместе с его матерью, дан был для их местопребывания город Углич. А в 7099 году, при блаженной памяти великом государе, царе и великом князе Федоре Ивановиче, оный Димитрий скончался в Угличе, четырнадцать лет тому назад: а его мать Mapия и ныне еще в живых, как и ее близкие родственники, Haгиe, продолжают служить при дворе.
Вышеупомянутый же негодный и распутный монах есть сын нашего боярина Богдана Отрепьева, в монашеском чине названный Георгием, и состоял прежде на службе у одного из наших придворных, Михаила Романова; а так как он стал у него мошенничать, то названный Михаил за его проделки его от себя прогнал, он же, тем не менее, продолжал совершать еще большие беззакония, так что ему предстояло быть повешенным, и он, избегая и страшась смерти, бежал, отправясь в один отдаленный монастырь, где был известен у монахов под именем Григория. После того он объявился в нашем царственном граде Москве, где в Чудовом монастыре был рукоположен в священники, а оттуда его взял к себе наш богомолец, служитель Божий, патриарх Иов для писания русских книг.
Но оный мошенник, поддавшись дьявольскому наваждению, не отстал от своего прежнего негодяйства, мошенничества и злой природы, согласно с которыми он действовал прежде в своем миpском звании, и отринув Господа, впал в ересь чернокнижия, и начал вызывать злых духов, и после того как он отступился от Бога, у него были найдены и отобраны писания, так что когда богомольцу нашему патриарху Иову стало известно о его злодейственности, негодяйстве и чернокнижничестве, то по приговору патриарха со всем освященным собором, по правилам святых отцов, его, вместе с единомышленниками, решено было сослать на Белоозеро в пожизненное заточение.
Но негодяй, наравне с своими сообщниками, такими же негодными монахами, предвидя свою погибель, бежал с ними сам-третий из Москвы к Литовской границе, и перейдя в Литву, в Киев, в Печерском монастыре был поставлен в диаконы, а потом и в священники, после чего он прибыл к Вишневецкому и у него открыто совершал свои мошенничества и упражнялся в безбожном чернокнижии, причем забыв о данных им обетах и взятых на себя обязательствах, принял иной вид и наружность, сбросил монашеское одеяние и, по дьявольскому наваждению, стал вызывать нечистых духов и заниматься всяческой чертовщиной.
И наш богомолец, московский и всея Руси патриарх Иов, узнав о безбожных его делах, обратился к чинам польской короны, к воеводе Киевскому князю Василию Острожскому и иным, с надлежащим посланием, в котором увещевал и просил их задержать оного мошенника, еретика и чернокнижника Григория, обязав его вести себя согласно с данными им прежде обетами и присвоенным ему наружным видом, и затем прислать его к нему, с тем, чтобы принятый им духовный чин и ангельский образ более им не оскорблялись и не позорились. Чины же и Киевский воевода, князь Василий Острожский, не захотели прислать оного мошенника к нашему патриарху и богомольцу Иову.
Между тем нам, великому государю, крымский и перекопский татарский царь Казигирей через своего посла Ахмета Целебея писал, поручив и повелев ему подтвердить на словах, что король Сигизмунд того татарского царя Казигирея пытался подкупить, уговаривая его восстать на наше царство и все государства в нем, и что в виду этого они пересылались друг с другом, причем он чрез нарочного своего Антония Черкешенина писал ему, приказав подтвердить на словах, также и относительно бездельника монаха Григория Отрепьева, а именно, что в его литовских землях и областях находится князь Димитрий, сын великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, и что ныне он, король Сигизмунд готов пропустить его в наши земли для покорения их и отправить свое войско к нему на помощь, с тем чтобы крымский и татарский царь также вступил в наши земли при поддержке польских войск, почему он и намерен заключить с ним тесный дружественный союз, предлагая как от себя, так и от государства, большие дары и сокровища, сколько их пожелает сам татарский царь.
Также известно и ведомо нам, что королю Сигизмунду не любо, что мы, великий государь, с вашим величеством, нашим братом и великим государем, императором Рудольфом, состоим в доброй переписке, братской дружбе, любви, взаимоотношении и доверии, и что нам, ради вашей любви, удалось побудить персидского шаха Аббаса, чтобы он решил вступить в сношения и дружбу с вами, нашим возлюбленным братом, и за одно с вашим величеством воевать против турок. Посему польский король опасается, чтобы мы, великий государь, вступив с вами, нашим возлюбленным братом, в сношения, не заключили союза против него и не напали с двух сторон на владения польской короны и Великого княжества Литовского, почему он и не дает проезда чрез свои земли и области как гонцам и послам от вас, возлюбленного брата нашего, к нам, так и к вам от нас.
Вот отчего он так несочувственно смотрит на взаимно поддерживаемые нами сношения, и мы, великий государь, не можем не удивляться, каким образом польский король Сигизмунд называет себя христианским государем и в тоже время совершает не христианские дела: нарушает данные им присягу и крестное целование, нарушает и разрывает заключенный мир, и зная, что упомянутый мошенник есть прямой негодяй, богоотступник и чернокнижник именует его сыном великого государя, возбуждает и подкупает неверных мусульман против христиан, проявляя желание пролить христианскую кровь, и с неудовольствием смотрит, как между нами поддерживаются и крепнут взаимные отношения, любовь и дружба.
Между тем поступать таким образом отнюдь не приличествует христианскому государю, и не только великому государю, но не подобает и частным лицам; а было бы многим полезнее, если бы все мы, христианские государи, стояли за одно против неверных мусульман, и о том заботились и старались, чтобы христианство из-под руки и власти мусульман избавить, и самим жить в мире и спокойствии и пролития христианской крови не искать, и неверных против христиан не возбуждать и не подкупать, и мошенников и плутов не подучать и им не помогать. Кому же отныне должно верить и можно ли христианским государям вступать во взаимное единение и союз, когда, после того как король Сигизмунд нарушил и пренебрег свою клятву и крестное целование, всех и каждого должно поразить, что он, христианский государь, сделался клятвопреступником пред Христом, чем и обнаружил пред всем христианством непостоянство своих истинных чувств и совести?
И так мы, великий государь, в виду разных еще не улаженных между нами, обоими великим государями, и нашими государствами дел, отправили к королю Сигизмунду от себя послом Постника-Огарева, с тем чтобы он между прочим упомянул и о негодном плуте, произвольно именующем себя сыном великого государя. После же отъезда нашего посла, неизвестно по какому поводу и вопреки христианским обычаям, но с ведома и по приказу короля Сигизмунда, Сандомирский воевода Георгий и иные многие знатные лица, с приставшими к ним литовскими людьми, вместе с негодным плутом Григорием, безо всякого предуведомления, а как воры и разбойники, вторглись в нашу Северскую землю; между тем как в то время, по причине заключенного между нашими государствами мира, у нас там не было расположено никаких войск, ибо мы, памятуя о нашей присяге и крестном целовании, отнюдь не думали нарушать заключенного мира.
И нашу правду видит и ведает Бог! Мы же желаем оправдать себя как перед вами, великим христианским государем, так и пред целым светом, и даже допустив, что у них пребывает оказавшийся в живых истинный князь Димитрий Углицкий, а не злостный мошенник Григорий, именующий себя князем Димитрием, все же ради него не подобало бы им нарушать заключенного на известное число лет мира и начинать кровопролитную войну, а следовало бы по поводу всего этого предварительно снестись с нами.
А ныне мы молим у Бога милости и будем надеяться, как ради соблюденной нами по всей правде присяги, так и ради нашего царского и державнейшего имени, на счастье и честь великих государей, великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, и великого государя, царя и великого князя Феодора Ивановича, всея Руси самодержца, и постоим за наше царство и все владения наши, сколько милосердный Бог подаст нам силы и помощи: в Литву же отправим много разного войска из русских, татар и литовцев, и что от того произойдет пролития крови в христианстве, то ведает Бог, и должно оставаться на совести короля Сигизмунда и его чинов, — а мы оного не искали и не желали.
И так, мы объявляем настоящим нашим письмом, да будут ведомы вам, любезнейшему брату нашему и великому государю как наша правда, так и короля Сигизмунда несправедливость и клятвопреступничество, а равно и нарушение им заключенного между нами мира. А пролитию крови в христианстве начало положено королем Сигизмундом, а не нами. Мы же отнюдь более не хотим и не можем доверять польскому королю, ради того, что он поступил не по христиански, присягу свою и крестное целование преступил и нарушил.
Вместе с сим приготовили мы также и к Клименту VIII, папе римскому, письмо, а вы, возлюбленный брат наш и великий государь, благоволите его безотлагательно отправить с собственным своим нарочным, а на письмо нашего величества, по получении оного, прислать скорый ответ и отзыв.
Писано в нашем государевом дворце, в царствующем граде Москве, в лето от сотворения миpa семь тысяч сто тринадцатое, в ноябре месяца.
Император Рудольф, 16 июня 1605 г. -
Светлейший, державнейший, приязненный и возлюбленный государь и брат!
Мы получили ваше любезное письмо от прошлого ноября месяца, отправленное вами к нам с слугой вашим Ганушем Лангером, и из сообщенного в нем узнали, что к вашему величеству в истекшие годы польский король Сигизмунд присылал большое посольство с тем, чтобы прежде с вашим возлюбленным предшественником, блаженной памяти Федором Ивановичем, всея Руси государем, заключенный мир возобновить ради спокойствия христианства и продолжить на тридцать, или более, лет; затем ваше величество не только приказали соблюдать прежде на определенный срок заключенный мир, но и предписали договориться о новом, в течение дальнейших лет долженствующем во всем соблюдаться мире, причем равным образом, и посол короля Сигизмунда, за место своего государя, принес присягу с крестным целованием; по отъезде же его посланника ваше величество и от себя отправили к упомянутому королю Сигизмунду большое посольство, в присутствии коего он, король Сигизмунд, также с крестным целованием принес присягу и подтвердил, что он твердо намерен во всем, согласно условиям договора, соблюдать мир в течение определенного времени.
И, однако ж, упомянутый король Сигизмунд, еще до истечения мирного времени, мир нарушил и некоему беглому отступнику Григорию Отрепьеву, ложно выдающему себя за сына великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и придающему себе титул князя Димитрия Углицкого, как то вашим величеством подробно изложено, выразил одобрение и ему против страны вашего величества оказывает помощь и поддержку, при содействии татар и турок, так что ваше величество решились против этого принять меры, с тем чтобы за могущее из-за того последовать во всем христианстве кровопролитие вас не обвиняли, на что неоднократно и указывается в вышеупомянутом вашем письме.
Как мы ваше величество за таковое, исполненное доверия, предуведомление дружески благодарим, с особенным удовольствием из оного заключая о вашего величества неизменной дружбе и братском расположении к нам, так и ваше величество соизвольте в отношении к нам питать несомненную уверенность, что для нас особенно дорого преуспеяние и благополучие вашего величества и ваших земель и подданных. После того как мы ныне, с крайним неудовольствием и сожалением осведомились о вышеупомянутом неблагоприятном положении вашего величества, о чем до сего времени нам было известно только из общих неопределенных слухов, ваше величество можете вполне быть уверены, что мы и впредь сохраним к вам добрую, искреннюю и неизменную дружбу, и не окажем одобрения противникам вашим, а, напротив, будем содействовать, как должно обдумав, всему, что могло бы оказаться выгодным и способствующим поддержанию мирного и счастливого благосостояния вашего величества и его государства.
А так как мы полагаем, что в настоящие прискорбные и трудные времена, когда чем дальше, тем больше распространяется турецкое могущество и тирания, военные столкновения между христианскими монархами не только для них самих, но и для всего христианства опасны и пагубны, давая его наследственному врагу повод и подготовляя путь для того, чтобы овладевать одним царством за другим, подчиняя его своему тиранскому игу, то тем приятнее нам было бы видеть, что возникшее между вашим величеством и упомянутым польским королем Сигизмундом недоразумение будет должными мерами и средствами доброжелательно улажено и, таким образом, дальнейшие неприязненные действия избегнуты.
Мы же, пользуясь нашей властью, в чаянии, что то не будет противно вашему желанию, так как вы сами сообщили нам ваш взгляд на положение дела, охотно желали бы сделать все возможное с нашей стороны, почему и намерены обратиться к польскому королю с письмом, каковую дружескую и братскую услугу ваше величество признаете не иначе, как внушенною искренним чувством сердечной преданности, и за сим нас уведомите, одобряете ли вы таковой избранный нами путь; с другой стороны, мы не сомневаемся, что и польский король, по нашей, друга и шурина его, просьбе, также оный одобрит и, таким образом будет возможно привести вышеупомянутое дело к добросовестному решению.
Пересланное нам вашим величесвтом письмо к его святейшеству римскому папе мы немедленно отправили с собственным нарочным, причем нашему пребывающему в Риме оратору предписали ходатайствовать о неотложном ответе на оное. Из полученного нами затем предварительного уведомления от него видно, что он, вследствие случившейся между тем смерти папы Льва XI, представил его в коллегиум кардиналов, от нашего имени прося их немедленно приказать пребывающему в Польше папскому нунцию, от лица всех кардиналов, уговорить короля воздержаться от дальнейших враждебных действий впредь до избрания нового папы, достигнуть чего он также высказывает надежду. А что дальше на счет этого будет нами получено из Рима, мы не преминем ваше величеством о том немедленно известить.
Теперь же мы не откладывая отвечаем вашему величеству на вышеупомянутое ваше письмо к нам, пребывая всегда вполне преданным вам с искренней и верной дружбой и братским расположением.
За два года до демократического, панимаешь, выдвижения Бориса на трон. Кликабельно.
Сперва в который раз предлагаю всем адептам вероучения о том, что до 1721 г. никто Московское царство Россией не звал, ознакомиться с картой повнимательнее, после чего приглашаю к переписке двух государей - нездорового физически, но сильного духом Бориса I и крепкого телом, но слабого умом Рудольфа II.
Борис - человек сделавший себя сам, а делать ему приходилось во времена Ивана Грозного, который был редкой сволочью безотносительно всякой "государственной необходимости". Проще говоря, первый русский царь был садистом, то есть человеком получавшим удовольствие от страданий других, для чего на монаршем поприще открывалась масса возможностей. Опричнивший в те годы Борис жестокостями не увлекался, но очень хорошо усвоил жестокие правила выживания на Руси и всю жизнь болезненно стремился "контролировать ситуацию", то бишь наносить удар первым.
Информированность - залог выживания. Так бы мог сказать Годунов, но не сказал.
Зато он был одним из двух людей, лично присутствовавших при смерти "Ивана Васильевича" (сам-то "русский царь" за такое себя поименование залил бы кипятком по самые мочки ушей - не холоп же он из местных, в самом деле, а потомок "немца Рюрика") - и, по мнению некоторых, в частности английского посла, имел к ней самое непосредственное отношение. Так или иначе, но в правление слабоумного царя Федора Годунов уже был фактическим правителем государства, а когда счел себя укрепившимся, когда в Угличе помер "полунаследник" Дмитрий, то и сам царь очень удачно тут же сошел со сцены.
Нужен был государь, чтоб его именем давить соперников Бориса - был государь. А как не нужен стал - так и не надо.
Однако, судьба человеческая - не роман, сюжету которого автор волен придавать любую форму и направление. Достиг Борис высшей власти, изведя всех претендентов - а счастья не стало. Прямо как с Андроповым, еще одним "интеллигентом-гэбэшником" на всероссийском престоле - только избрали, только пересидел стариков из ЦК, ан время уходить и пришло. С Борисом вышла такая же штука - он был не первым, кому довелось на личном опыте узнать, что восхождение к власти и удержание ее, это не вполне одинаковые вещи.
К тому же новому царю не хватало уверенности в своем новом царском положении - отсюда и комедия с выдвижением, и сложносоставленные присяги, и прочая шекспировщина. И, конечно, голод на Руси, вызванный рядом объективных и необъективных факторов. А ведь Борис был неплох, совсем неплох - особенно на фоне своих предшественников. Он даже выиграл со шведами войну, но...
Когда на границах московского государства началась знаменитая лжедмитриевская замятня, царь-"западник" стал апеллировать к Европе, начав с письма в Краков, а чуть позже - в Прагу, где уже много лет затворником жил император Рудольф II. Полякам Борис написал туманно, не обвиняя прямо в пособничестве Лжедмитрию-Отрепьеву, а просто указывая на то, что "вор Гришка" - человек очень нехороший и верить ему не стоит.
С императором Годунов разговаривал на совсем другом языке (немецком), а главное - достаточно доверительно. Это можно было бы даже назвать излияниями души - интересовавшийся Европой царь все же не представлял себе действительного положения вещей в мире, хотя и питал к "цесарю" уважение, тем более, что со времен Ивана Грозного Священная Римская империя выступала для Руси в качестве источника наиболее ценных кадров, изрядно потеснив в этом деле татар.
Рудольфу Борис писал не только о том, что самозванец "был в холопех у дворянина нашего, у Михаила Романова, и, будучи у нево, у чал воровати, и Михайло за его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырех, а назвали его в чернецех Григорием", но и про польскую поддержку этой интриги. В этом царь обвинял не украинских магнатов, а непосредственно короля Сигизмунда - остается загадкой, считал ли Борис так на самом деле или хотел лишь "усугубить вину" Кракова.
Увы! Неловкие попытки Бориса указать на единые стратегические проблемы Габсбургов и Годуновых разбивались о жестокую реальность: во-первых, Рудольф II давно уже не пользовался в империи большим влиянием, поскольку о его психических проблемах, выражавшихся в депрессиях и бездеятельности, было достаточно хорошо известно еще с начала восьмидесятых годов, а во-вторых, московское царство никоим образом не могло считаться надежным союзником в войне с османами, о чем австрийцы были информированы куда лучше русских, с трудом представляющих себе внутреннее устройство Священной Римской империи.
Сам уровень тогдашней коммуникации между Москвой и Веной говорил о сложности предполагаемого союза - письмо Рудольфа царю, отправленное из Праги летом 1605 года, уже никак не могло рассеять сомнений Бориса, поскольку основатель новой царской династии умер еще весной.
Впрочем, вряд ли бы более оперативная работа дипломатической почты изменила бы многое - ответ императора был крайне вежлив по форме, но не слишком содержателен по сути. Питавший надежду вернуть себе прежнее положение в империи организацией войны с турками Рудольф совершенно не собирался затевать войну с поляками из-за какого-то династического конфликта (забавно то, что в своем письме Борис походя рассуждает о гипотетическом варианте того, что Лжедмитрий тот самый царевич - возможность, за сами разговоры о которой в его державе ждала самая суровая кара) в далекой Московии, а главное - не мог даже помешать вербовать в "германских землях" наемников, участие которых сыграло такую значительную роль в последующих событиях Смутного времени.
И все же, переписка двух правителей не стала напрасной - переведенная на немецкий, она сохранилась в истории и теперь может служить одним из тех порталов, что позволяют нам заглянуть в далекое прошлое... Итак, прошу под кат.
Царь Борис, ноябрь 1604 г. -
Извещаем вас, любезнейшего и великого государя, брата нашего, что в 109 году, по малому летосчислению, прислал к нашему величеству король польский и великий князь литовский своих послов, Великого княжества Литовского канцлера Льва Caпегу с состоящими при нем лицами, желая, чтобы и в наше, великого государя, царствование мир, заключенный еще между великим государем, царем и великим князем Федором Ивановичем, всея Руси самодержцем, и им, королем Сигизмундом, был сохраняем в продолжение условленного времени и, затем, ради спокойствия христианства, был продолжен на 30 или более лет.
Посему мы, великий государь, царь и великий князь Борис Федорович, всея Руси самодержец, по просьбе и желанию короля Сигизмунда не только приказали, уже заключенный на определенный срок, мир сохранять, но повелели нашим боярам договориться и о дальнейшем мире сроком на 20 лет, и оный, согласно заключающимся в нашем договоре постановлениям, во всем соблюдать. Равным образом, в присутствии нашего царского величества, и посол короля Сигизмунда, Лев Caпега, вместе с прочими состоящими при нем лицами, вместо самого короля принес присягу и целовал крест в том, что мир, в продолжение означенного определенного числа лет, должен быть соблюдаем согласно постановлениям заключенного договора.
По отъезде же посла и мы, с своей стороны, отправили большое посольство к королю Сигизмунду, состоявшее из боярина и суздальского воеводы Михаила Глебовича Салтыкова, Морозова и многих других, и король Сигизмунд, в свою очередь, относительно тех же статей мирного договора, в присутствии нашего посольства принес присягу и, при крестном целовании, подтвердил, что он в течение определенного времени, будет во всем соблюдать постановления заключенного договора.
Между тем ныне, среди мирного времени, король Сигизмунд, по совету чинов страны, затевает столь не христианские ссоры, каковые, не только будучи неслыханными среди христианских великих государей, не приличествуют даже и мусульманам, в забвение своей присяги и крестного целования и в нарушение заключенного с нами мира, начинает проливать христианскую кровь вопреки всем христианским обычаям. С этою целью пользуются они неким беглым, богоотступническим злодеем и негодяем из нашей земли, чернокнижником, бывшим прежде в монахах, по имени Григорий Отрепьев, и согласно с своими замыслами, подучили они его назваться сыном блаженной памяти великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси, князем Димитрием Углицким.
Между тем всем и каждому из соседних государей, в особенности же у них в Польше и на Литве, известно, что у великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, Димитрий родился от седьмой жены, взятой по склонности, но вопреки всем законным правилам церкви; по кончине же великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича ему, вместе с его матерью, дан был для их местопребывания город Углич. А в 7099 году, при блаженной памяти великом государе, царе и великом князе Федоре Ивановиче, оный Димитрий скончался в Угличе, четырнадцать лет тому назад: а его мать Mapия и ныне еще в живых, как и ее близкие родственники, Haгиe, продолжают служить при дворе.
Вышеупомянутый же негодный и распутный монах есть сын нашего боярина Богдана Отрепьева, в монашеском чине названный Георгием, и состоял прежде на службе у одного из наших придворных, Михаила Романова; а так как он стал у него мошенничать, то названный Михаил за его проделки его от себя прогнал, он же, тем не менее, продолжал совершать еще большие беззакония, так что ему предстояло быть повешенным, и он, избегая и страшась смерти, бежал, отправясь в один отдаленный монастырь, где был известен у монахов под именем Григория. После того он объявился в нашем царственном граде Москве, где в Чудовом монастыре был рукоположен в священники, а оттуда его взял к себе наш богомолец, служитель Божий, патриарх Иов для писания русских книг.
Но оный мошенник, поддавшись дьявольскому наваждению, не отстал от своего прежнего негодяйства, мошенничества и злой природы, согласно с которыми он действовал прежде в своем миpском звании, и отринув Господа, впал в ересь чернокнижия, и начал вызывать злых духов, и после того как он отступился от Бога, у него были найдены и отобраны писания, так что когда богомольцу нашему патриарху Иову стало известно о его злодейственности, негодяйстве и чернокнижничестве, то по приговору патриарха со всем освященным собором, по правилам святых отцов, его, вместе с единомышленниками, решено было сослать на Белоозеро в пожизненное заточение.
Но негодяй, наравне с своими сообщниками, такими же негодными монахами, предвидя свою погибель, бежал с ними сам-третий из Москвы к Литовской границе, и перейдя в Литву, в Киев, в Печерском монастыре был поставлен в диаконы, а потом и в священники, после чего он прибыл к Вишневецкому и у него открыто совершал свои мошенничества и упражнялся в безбожном чернокнижии, причем забыв о данных им обетах и взятых на себя обязательствах, принял иной вид и наружность, сбросил монашеское одеяние и, по дьявольскому наваждению, стал вызывать нечистых духов и заниматься всяческой чертовщиной.
И наш богомолец, московский и всея Руси патриарх Иов, узнав о безбожных его делах, обратился к чинам польской короны, к воеводе Киевскому князю Василию Острожскому и иным, с надлежащим посланием, в котором увещевал и просил их задержать оного мошенника, еретика и чернокнижника Григория, обязав его вести себя согласно с данными им прежде обетами и присвоенным ему наружным видом, и затем прислать его к нему, с тем, чтобы принятый им духовный чин и ангельский образ более им не оскорблялись и не позорились. Чины же и Киевский воевода, князь Василий Острожский, не захотели прислать оного мошенника к нашему патриарху и богомольцу Иову.
Между тем нам, великому государю, крымский и перекопский татарский царь Казигирей через своего посла Ахмета Целебея писал, поручив и повелев ему подтвердить на словах, что король Сигизмунд того татарского царя Казигирея пытался подкупить, уговаривая его восстать на наше царство и все государства в нем, и что в виду этого они пересылались друг с другом, причем он чрез нарочного своего Антония Черкешенина писал ему, приказав подтвердить на словах, также и относительно бездельника монаха Григория Отрепьева, а именно, что в его литовских землях и областях находится князь Димитрий, сын великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, и что ныне он, король Сигизмунд готов пропустить его в наши земли для покорения их и отправить свое войско к нему на помощь, с тем чтобы крымский и татарский царь также вступил в наши земли при поддержке польских войск, почему он и намерен заключить с ним тесный дружественный союз, предлагая как от себя, так и от государства, большие дары и сокровища, сколько их пожелает сам татарский царь.
Также известно и ведомо нам, что королю Сигизмунду не любо, что мы, великий государь, с вашим величеством, нашим братом и великим государем, императором Рудольфом, состоим в доброй переписке, братской дружбе, любви, взаимоотношении и доверии, и что нам, ради вашей любви, удалось побудить персидского шаха Аббаса, чтобы он решил вступить в сношения и дружбу с вами, нашим возлюбленным братом, и за одно с вашим величеством воевать против турок. Посему польский король опасается, чтобы мы, великий государь, вступив с вами, нашим возлюбленным братом, в сношения, не заключили союза против него и не напали с двух сторон на владения польской короны и Великого княжества Литовского, почему он и не дает проезда чрез свои земли и области как гонцам и послам от вас, возлюбленного брата нашего, к нам, так и к вам от нас.
Вот отчего он так несочувственно смотрит на взаимно поддерживаемые нами сношения, и мы, великий государь, не можем не удивляться, каким образом польский король Сигизмунд называет себя христианским государем и в тоже время совершает не христианские дела: нарушает данные им присягу и крестное целование, нарушает и разрывает заключенный мир, и зная, что упомянутый мошенник есть прямой негодяй, богоотступник и чернокнижник именует его сыном великого государя, возбуждает и подкупает неверных мусульман против христиан, проявляя желание пролить христианскую кровь, и с неудовольствием смотрит, как между нами поддерживаются и крепнут взаимные отношения, любовь и дружба.
Между тем поступать таким образом отнюдь не приличествует христианскому государю, и не только великому государю, но не подобает и частным лицам; а было бы многим полезнее, если бы все мы, христианские государи, стояли за одно против неверных мусульман, и о том заботились и старались, чтобы христианство из-под руки и власти мусульман избавить, и самим жить в мире и спокойствии и пролития христианской крови не искать, и неверных против христиан не возбуждать и не подкупать, и мошенников и плутов не подучать и им не помогать. Кому же отныне должно верить и можно ли христианским государям вступать во взаимное единение и союз, когда, после того как король Сигизмунд нарушил и пренебрег свою клятву и крестное целование, всех и каждого должно поразить, что он, христианский государь, сделался клятвопреступником пред Христом, чем и обнаружил пред всем христианством непостоянство своих истинных чувств и совести?
И так мы, великий государь, в виду разных еще не улаженных между нами, обоими великим государями, и нашими государствами дел, отправили к королю Сигизмунду от себя послом Постника-Огарева, с тем чтобы он между прочим упомянул и о негодном плуте, произвольно именующем себя сыном великого государя. После же отъезда нашего посла, неизвестно по какому поводу и вопреки христианским обычаям, но с ведома и по приказу короля Сигизмунда, Сандомирский воевода Георгий и иные многие знатные лица, с приставшими к ним литовскими людьми, вместе с негодным плутом Григорием, безо всякого предуведомления, а как воры и разбойники, вторглись в нашу Северскую землю; между тем как в то время, по причине заключенного между нашими государствами мира, у нас там не было расположено никаких войск, ибо мы, памятуя о нашей присяге и крестном целовании, отнюдь не думали нарушать заключенного мира.
И нашу правду видит и ведает Бог! Мы же желаем оправдать себя как перед вами, великим христианским государем, так и пред целым светом, и даже допустив, что у них пребывает оказавшийся в живых истинный князь Димитрий Углицкий, а не злостный мошенник Григорий, именующий себя князем Димитрием, все же ради него не подобало бы им нарушать заключенного на известное число лет мира и начинать кровопролитную войну, а следовало бы по поводу всего этого предварительно снестись с нами.
А ныне мы молим у Бога милости и будем надеяться, как ради соблюденной нами по всей правде присяги, так и ради нашего царского и державнейшего имени, на счастье и честь великих государей, великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, и великого государя, царя и великого князя Феодора Ивановича, всея Руси самодержца, и постоим за наше царство и все владения наши, сколько милосердный Бог подаст нам силы и помощи: в Литву же отправим много разного войска из русских, татар и литовцев, и что от того произойдет пролития крови в христианстве, то ведает Бог, и должно оставаться на совести короля Сигизмунда и его чинов, — а мы оного не искали и не желали.
И так, мы объявляем настоящим нашим письмом, да будут ведомы вам, любезнейшему брату нашему и великому государю как наша правда, так и короля Сигизмунда несправедливость и клятвопреступничество, а равно и нарушение им заключенного между нами мира. А пролитию крови в христианстве начало положено королем Сигизмундом, а не нами. Мы же отнюдь более не хотим и не можем доверять польскому королю, ради того, что он поступил не по христиански, присягу свою и крестное целование преступил и нарушил.
Вместе с сим приготовили мы также и к Клименту VIII, папе римскому, письмо, а вы, возлюбленный брат наш и великий государь, благоволите его безотлагательно отправить с собственным своим нарочным, а на письмо нашего величества, по получении оного, прислать скорый ответ и отзыв.
Писано в нашем государевом дворце, в царствующем граде Москве, в лето от сотворения миpa семь тысяч сто тринадцатое, в ноябре месяца.
Император Рудольф, 16 июня 1605 г. -
Светлейший, державнейший, приязненный и возлюбленный государь и брат!
Мы получили ваше любезное письмо от прошлого ноября месяца, отправленное вами к нам с слугой вашим Ганушем Лангером, и из сообщенного в нем узнали, что к вашему величеству в истекшие годы польский король Сигизмунд присылал большое посольство с тем, чтобы прежде с вашим возлюбленным предшественником, блаженной памяти Федором Ивановичем, всея Руси государем, заключенный мир возобновить ради спокойствия христианства и продолжить на тридцать, или более, лет; затем ваше величество не только приказали соблюдать прежде на определенный срок заключенный мир, но и предписали договориться о новом, в течение дальнейших лет долженствующем во всем соблюдаться мире, причем равным образом, и посол короля Сигизмунда, за место своего государя, принес присягу с крестным целованием; по отъезде же его посланника ваше величество и от себя отправили к упомянутому королю Сигизмунду большое посольство, в присутствии коего он, король Сигизмунд, также с крестным целованием принес присягу и подтвердил, что он твердо намерен во всем, согласно условиям договора, соблюдать мир в течение определенного времени.
И, однако ж, упомянутый король Сигизмунд, еще до истечения мирного времени, мир нарушил и некоему беглому отступнику Григорию Отрепьеву, ложно выдающему себя за сына великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и придающему себе титул князя Димитрия Углицкого, как то вашим величеством подробно изложено, выразил одобрение и ему против страны вашего величества оказывает помощь и поддержку, при содействии татар и турок, так что ваше величество решились против этого принять меры, с тем чтобы за могущее из-за того последовать во всем христианстве кровопролитие вас не обвиняли, на что неоднократно и указывается в вышеупомянутом вашем письме.
Как мы ваше величество за таковое, исполненное доверия, предуведомление дружески благодарим, с особенным удовольствием из оного заключая о вашего величества неизменной дружбе и братском расположении к нам, так и ваше величество соизвольте в отношении к нам питать несомненную уверенность, что для нас особенно дорого преуспеяние и благополучие вашего величества и ваших земель и подданных. После того как мы ныне, с крайним неудовольствием и сожалением осведомились о вышеупомянутом неблагоприятном положении вашего величества, о чем до сего времени нам было известно только из общих неопределенных слухов, ваше величество можете вполне быть уверены, что мы и впредь сохраним к вам добрую, искреннюю и неизменную дружбу, и не окажем одобрения противникам вашим, а, напротив, будем содействовать, как должно обдумав, всему, что могло бы оказаться выгодным и способствующим поддержанию мирного и счастливого благосостояния вашего величества и его государства.
А так как мы полагаем, что в настоящие прискорбные и трудные времена, когда чем дальше, тем больше распространяется турецкое могущество и тирания, военные столкновения между христианскими монархами не только для них самих, но и для всего христианства опасны и пагубны, давая его наследственному врагу повод и подготовляя путь для того, чтобы овладевать одним царством за другим, подчиняя его своему тиранскому игу, то тем приятнее нам было бы видеть, что возникшее между вашим величеством и упомянутым польским королем Сигизмундом недоразумение будет должными мерами и средствами доброжелательно улажено и, таким образом, дальнейшие неприязненные действия избегнуты.
Мы же, пользуясь нашей властью, в чаянии, что то не будет противно вашему желанию, так как вы сами сообщили нам ваш взгляд на положение дела, охотно желали бы сделать все возможное с нашей стороны, почему и намерены обратиться к польскому королю с письмом, каковую дружескую и братскую услугу ваше величество признаете не иначе, как внушенною искренним чувством сердечной преданности, и за сим нас уведомите, одобряете ли вы таковой избранный нами путь; с другой стороны, мы не сомневаемся, что и польский король, по нашей, друга и шурина его, просьбе, также оный одобрит и, таким образом будет возможно привести вышеупомянутое дело к добросовестному решению.
Пересланное нам вашим величесвтом письмо к его святейшеству римскому папе мы немедленно отправили с собственным нарочным, причем нашему пребывающему в Риме оратору предписали ходатайствовать о неотложном ответе на оное. Из полученного нами затем предварительного уведомления от него видно, что он, вследствие случившейся между тем смерти папы Льва XI, представил его в коллегиум кардиналов, от нашего имени прося их немедленно приказать пребывающему в Польше папскому нунцию, от лица всех кардиналов, уговорить короля воздержаться от дальнейших враждебных действий впредь до избрания нового папы, достигнуть чего он также высказывает надежду. А что дальше на счет этого будет нами получено из Рима, мы не преминем ваше величеством о том немедленно известить.
Теперь же мы не откладывая отвечаем вашему величеству на вышеупомянутое ваше письмо к нам, пребывая всегда вполне преданным вам с искренней и верной дружбой и братским расположением.
Взято: Тут
475