Sall
Сказка про интеллектуальную собственность ( 2 фото )
Не знаю, писал ли я об этом. Во всяком случае, собирался написать. Возможно, писал, да забыл, но это неважно, потому что тема забавна и поучительна. Речь пойдёт о литературе, авторах, о компирайте, плагиаторах и фантастах.
Итак. У владельца киноконцерна «Мосфильм», господина Шахназарова Карена, автора потрясающего души блокбастера «Белый Тигр», был, как это обыконовенно случается, папа. Папу звали Георгий Хосроевич Шахназаров, родился он в столице Азербайджана славном городе Баку в 1924 году, но прожил жизнь в городе-герое Москве. По профессии он был коммунистом и выдвиженцем Юрия Владимировича Андропова в группе «консультантов» отдела ЦК КПСС, ответственном за сношения с странами социалистического лагеря. В «пражскую весну» 1968 года внёс посильный вклад, как вы понимаете.
При этом, он любил под псевдонимом «Георгий Шах» от души посочинять научно-фантастические рассказы. Почти все тексты «Шаха» прочно забыты, поскольку посредственны, но именно в этой посредственности, в неком неосознаваемом среднем уровне, скрыто кое-что интересное. Известно, что плохие писатели лучше, чётче описыывают свою эпоху, чем писатели талантливые и артистичные. Средние, неталантливые писатели просто в силу своей наивности проговаривают вещи, о которых таланты либо не догадываются, либо брезгуют писать.
Вот и Георгий Шах в 1972 году опубликовал рассказ «И деревья, как всадники».
Поскольку рассказ вряд ли кто читал, перескажу его своими словами. В далёком будущем некто Брокт, писатель, публикует под собственным именем такие книги, как "Хаджи-Мурат", "Фиеста", "Шагреневая кожа", "Кориолан", "Лиса и виноград", "Торжество Сида", "Мцыри" и так далее. Становится суперпопулярным писателем, типа Стивена Кинга и Тома Клэнси, но некто разоблачает его, потому что, дескать, строчка из поэмы «Черный человек» «И деревья, как всадники, съехались в нашем саду» могла родиться только один раз и она уже родилась под пером Сергея Есенина, совершенно случайно прочитанного разоблачителем когда-то давно. Разоблачитель оправдывает Брокта тем, что, дескать, люди всё равно старые книжки не читают, а старая книжка, выданная за новую, всё-таки вызывает интерес у читателей. И потому Брокт – хороший, благородный человек, взваливший на себя тяжкую миссию возвращения людям забытых шедевров.
Поразительно глупый рассказ, ценность которого заключается в замечательно точном отражении советского представления об интеллектуальной собственности и литературе в частности. То есть, дело не в копирайте и не в плагиате. Дело интересней: в советское время все советские культуртрегеры (за примечательным исключением Виктора Шкловского и Бориса Эйхенбаума) решительно, последовательно и бескомпромисно боролись с так называемым «биографическим методом» анализа искусства. То есть, произведение искусства категорически отделяли от личности того, кто это произведение создал. Ну, понимаете ли, неважно, написал ли малограмотный алкоголик Шолохов «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Они сражались за Родину», главное, что книжки хорошие. Точно также неважно, Брежнев ли автор «Автобиографической трилогии» и мог ли он вообще физически написать эти книги. Главное — приказано считать автором Брежнева или Шолохова. Поэтому и стихи отделялись от авторов, и иранская песня 1969 года «Миллион алых роз» звучала как бы написанная Раймондом Паулсом и Андреем Вознесенским в 1982 году.
Вот так и в рассказе, никого не удивляет, что исповедь Сергея Есенина, подчёркнуто принадлежащая Есенину и говорящая о фактах его биографии, вдруг переписана каким-то ломцом далёкой космической эпохи, приписавшим себе кучу чужих книг. Главное, стих красивый, а личность автора, стоящая за стихом, всем пофигу. И фраза «этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов» ни у кого не вызывает удивления. А чо такого?
То, что за каждым литературным шедевром стоит неповторимая индивидуальность гениального художника, имеющего мгновенно узнаваемый почерк, Шахназаров даже не осознаёт. Плагиатора в его рассказе разоблачает стилистический гэг, уникальная метафора, но никак не искажённое отчаянием лицо погибающего поэта. То есть, автор рассказа и его герои воспринимают всю литературу, без исключений, как набор взаимозаменяемых кирпичиков. Вот, «Идиота» написал Достоевский. А мог бы написать Пушкин. Или Герберт Уэллс. Или Проханов. Писатели, по мнению Шахназарова и его героев, все одинаковые. Только книжки у них разные. У одних хорошие, у других плохие.
И не надо приплетать сюда Борхеса. У Борхеса Пьер Менар присваивал подчёркнуто канонический текст, известный абсолютно всем. И одним из критериев выбора была именно принципиальная известность «Дон Кихота». Если бы Пьер Менар взял всеми забытую книгу и выдал бы её за свою — была бы совершенно другая история, намного более глупая и противная — вот такая, как в рассказе Шахназарова.
Таков идеологический фон новеллы. Что касается сюжета рассказа, то это просто чушь. Никакого выпадения классики из актуальной культуры не происходит. Апулей и Гомер это Апулей и Гомер. Те, кто читали Гомера двести лет назад, читают его и сейчас. А те, кто не читали, точно также не продолжают не читать. Диккенс остаётся Диккенсом навсегда. И «Анну Каренину» с «Хаджи Муратом» будут читать через тысячу лет, как сейчас читают увлекательные античные романы, например, «Дафнис и Хлоя» Лонга. Классика всегда будет с людьми, на то она и классика, и то, что её круг непрерывно расширяется, вовсе не приводит к забвенью старых авторов.
Какую же мораль можно вывести из всего этого? А такую, что уже к 1972 году советские писатели, по мнению влиятельных советских культуртрегеров, занимались исключительно версифицированием уже созданных текстов. У Войновича в его известном сатирическом романе это дано гротескно, однако за сатирическим преувеличением стояло складное мироощущение Повелителей Застоя, так интересно проявившееся в новелле Г.Шаха.
Из этой системы выпадали склонные к исповедальности чудаки, типа Венички Ерофеева, и выпадали они не потому что были антисоветчиками, а потому что авторство не приветствовалось. Авторы «хороших» книг, по мнению таких, как Шахназаров, должны были быть взаимозаменяемы. Именно это торжественное изгнание автора из процесса творчества привело к нынешнему жалкому состоянию русскоязычной культуры.
Итак. У владельца киноконцерна «Мосфильм», господина Шахназарова Карена, автора потрясающего души блокбастера «Белый Тигр», был, как это обыконовенно случается, папа. Папу звали Георгий Хосроевич Шахназаров, родился он в столице Азербайджана славном городе Баку в 1924 году, но прожил жизнь в городе-герое Москве. По профессии он был коммунистом и выдвиженцем Юрия Владимировича Андропова в группе «консультантов» отдела ЦК КПСС, ответственном за сношения с странами социалистического лагеря. В «пражскую весну» 1968 года внёс посильный вклад, как вы понимаете.
При этом, он любил под псевдонимом «Георгий Шах» от души посочинять научно-фантастические рассказы. Почти все тексты «Шаха» прочно забыты, поскольку посредственны, но именно в этой посредственности, в неком неосознаваемом среднем уровне, скрыто кое-что интересное. Известно, что плохие писатели лучше, чётче описыывают свою эпоху, чем писатели талантливые и артистичные. Средние, неталантливые писатели просто в силу своей наивности проговаривают вещи, о которых таланты либо не догадываются, либо брезгуют писать.
Вот и Георгий Шах в 1972 году опубликовал рассказ «И деревья, как всадники».
Поскольку рассказ вряд ли кто читал, перескажу его своими словами. В далёком будущем некто Брокт, писатель, публикует под собственным именем такие книги, как "Хаджи-Мурат", "Фиеста", "Шагреневая кожа", "Кориолан", "Лиса и виноград", "Торжество Сида", "Мцыри" и так далее. Становится суперпопулярным писателем, типа Стивена Кинга и Тома Клэнси, но некто разоблачает его, потому что, дескать, строчка из поэмы «Черный человек» «И деревья, как всадники, съехались в нашем саду» могла родиться только один раз и она уже родилась под пером Сергея Есенина, совершенно случайно прочитанного разоблачителем когда-то давно. Разоблачитель оправдывает Брокта тем, что, дескать, люди всё равно старые книжки не читают, а старая книжка, выданная за новую, всё-таки вызывает интерес у читателей. И потому Брокт – хороший, благородный человек, взваливший на себя тяжкую миссию возвращения людям забытых шедевров.
Поразительно глупый рассказ, ценность которого заключается в замечательно точном отражении советского представления об интеллектуальной собственности и литературе в частности. То есть, дело не в копирайте и не в плагиате. Дело интересней: в советское время все советские культуртрегеры (за примечательным исключением Виктора Шкловского и Бориса Эйхенбаума) решительно, последовательно и бескомпромисно боролись с так называемым «биографическим методом» анализа искусства. То есть, произведение искусства категорически отделяли от личности того, кто это произведение создал. Ну, понимаете ли, неважно, написал ли малограмотный алкоголик Шолохов «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Они сражались за Родину», главное, что книжки хорошие. Точно также неважно, Брежнев ли автор «Автобиографической трилогии» и мог ли он вообще физически написать эти книги. Главное — приказано считать автором Брежнева или Шолохова. Поэтому и стихи отделялись от авторов, и иранская песня 1969 года «Миллион алых роз» звучала как бы написанная Раймондом Паулсом и Андреем Вознесенским в 1982 году.
Вот так и в рассказе, никого не удивляет, что исповедь Сергея Есенина, подчёркнуто принадлежащая Есенину и говорящая о фактах его биографии, вдруг переписана каким-то ломцом далёкой космической эпохи, приписавшим себе кучу чужих книг. Главное, стих красивый, а личность автора, стоящая за стихом, всем пофигу. И фраза «этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов» ни у кого не вызывает удивления. А чо такого?
То, что за каждым литературным шедевром стоит неповторимая индивидуальность гениального художника, имеющего мгновенно узнаваемый почерк, Шахназаров даже не осознаёт. Плагиатора в его рассказе разоблачает стилистический гэг, уникальная метафора, но никак не искажённое отчаянием лицо погибающего поэта. То есть, автор рассказа и его герои воспринимают всю литературу, без исключений, как набор взаимозаменяемых кирпичиков. Вот, «Идиота» написал Достоевский. А мог бы написать Пушкин. Или Герберт Уэллс. Или Проханов. Писатели, по мнению Шахназарова и его героев, все одинаковые. Только книжки у них разные. У одних хорошие, у других плохие.
И не надо приплетать сюда Борхеса. У Борхеса Пьер Менар присваивал подчёркнуто канонический текст, известный абсолютно всем. И одним из критериев выбора была именно принципиальная известность «Дон Кихота». Если бы Пьер Менар взял всеми забытую книгу и выдал бы её за свою — была бы совершенно другая история, намного более глупая и противная — вот такая, как в рассказе Шахназарова.
Таков идеологический фон новеллы. Что касается сюжета рассказа, то это просто чушь. Никакого выпадения классики из актуальной культуры не происходит. Апулей и Гомер это Апулей и Гомер. Те, кто читали Гомера двести лет назад, читают его и сейчас. А те, кто не читали, точно также не продолжают не читать. Диккенс остаётся Диккенсом навсегда. И «Анну Каренину» с «Хаджи Муратом» будут читать через тысячу лет, как сейчас читают увлекательные античные романы, например, «Дафнис и Хлоя» Лонга. Классика всегда будет с людьми, на то она и классика, и то, что её круг непрерывно расширяется, вовсе не приводит к забвенью старых авторов.
Какую же мораль можно вывести из всего этого? А такую, что уже к 1972 году советские писатели, по мнению влиятельных советских культуртрегеров, занимались исключительно версифицированием уже созданных текстов. У Войновича в его известном сатирическом романе это дано гротескно, однако за сатирическим преувеличением стояло складное мироощущение Повелителей Застоя, так интересно проявившееся в новелле Г.Шаха.
Из этой системы выпадали склонные к исповедальности чудаки, типа Венички Ерофеева, и выпадали они не потому что были антисоветчиками, а потому что авторство не приветствовалось. Авторы «хороших» книг, по мнению таких, как Шахназаров, должны были быть взаимозаменяемы. Именно это торжественное изгнание автора из процесса творчества привело к нынешнему жалкому состоянию русскоязычной культуры.
Взято: Тут
541