Расизм и разгильдяйство. Как самая смертоносная эпидемия в истории планеты приобрела глобальный размах ( 7 фото )

Китайские рабочие моют танк (Тенёр, весна 1918 года)

Сводки с фронтов борьбы против коронавируса,  заставлют  вспомнить о самой смертоносной эпидемии в истории человечества — «испанском гриппе» 1918-1920 годов. «Испанкой» переболели 550 миллионов человек, погибли от нее от 50 до 100 миллионов, около пяти процентов населения Земли — больше, чем на фронтах только что закончившейся мировой войны. Вымирали целые деревни от Индии до Аляски. Были города, где в живых не оставалось ни врачей, ни могильщиков. Тела хоронили в братских могилах.

Первая волна болезни поразила Западную Европу весной 1918 года. К июню «испанка» добралась на торговых судах до Индии и скандинавских стран. Но вдруг недуг отступил, и мир вздохнул с облегчением. Однако вирус мутировал и осенью ударил с новой силой — количество смертельных исходов выросло в несколько раз. В Испании за три осенних месяца погибли 300 тысяч человек, в США и Германии — 600 тысяч, в Индии — 5 миллионов. К февралю 1919-го «испанка» достигла Австралии и островов Океании.

Никто достоверно не знал, где зародилась эпидемия и как распространялась. Даже само название («испанский грипп») случайно: военная цензура сражавшихся держав не пропускала сообщений об эпидемии, и мир впервые услышал о ней из газет нейтральной Испании. Извилистый путь «испанки» к мировому господству реконструировал канадский историк Марк Хамфрис (Mark Osborne Humphries). Это очень поучительный сюжет: смертельная пандемия была обусловлена не только глобальностью Первой мировой войны, когда многие прежде изолированные группы людей вошли в контакт друг с другом — на борту транспортных судов, в поездах и окопах.

Фатальную роль сыграл и расизм «белого человека»: военные врачи проглядели эпидемию во многом из-за своего пренебрежительного отношения к болезням китайских рабочих, трудившихся в Европе.


Больные «испанкой» в военном госпитале Форт-Райли (Канзас)

Вирус из глубин Поднебесной

В ноябре 1917 года из северных районов Китая поступили сообщения о непонятной и крайне опасной болезни. Врачи из провинции Шаньси говорили о легочной чуме — наиболее вирулентной форме заболевания. В отличие от бубонной, легочная чума переносится не блохами, а воздушно-капельным путем: от человека к человеку. Последняя вспышка эпидемии наблюдалась совсем недавно — в 1911 году.

Врачи европейских посольств в Пекине забили тревогу: если чума дойдет до портовых городов, эпидемия может перекинуться и на Запад. Доктора требовали от китайского правительства ввести карантин вдоль Великой Китайской стены и на железнодорожных станциях. И хотя власти были склонны больше доверять не паникующим иностранцам, а местным светочам медицины, по мнению которых китайцы заражались не чумой, а типичным для севера страны «зимним недомоганием», были снаряжены две независимые экспедиции — европейская и китайская. Однако из-за враждебности местного населения врачам не удалось добыть пригодные для анализа материалы, а в марте 1918 года эпидемия таинственным образом прекратилась. Китайские власти продолжали настаивать, что это не чума, так как процент смертности был ниже, чем в 1911-м.


Погибших от болезни хоронят на берегу реки Лабрадор (Канада)

В ноябре 1918 года таинственная болезнь ударила снова, с теми же симптомами, причем смертность значительно выросла: до 20-30 человек в день. На сей раз европейские дипломаты обратились напрямую к местному генералу Пао и его армейские врачи скоро определили болезнь как острый грипп. Тогда испанка уже бушевала в Европе и Азии, симптомы были знакомы медицинским работникам. В другом докладе китайский врач писал, что болезнь пришла из России.

Поразительно, но в густонаселенных и бедных китайских городах, даже в портах, смертность от «испанки» оказалась относительно низкой. Этот факт служит косвенным свидетельством, что у китайцев к моменту глобального распространения «испанки» уже выработался иммунитет к болезни.

Уже после второй, смертельной, волны «испанки» ученые начали искать источник пандемии. К началу нынешнего столетия осталось три основных гипотезы: британские военные лагеря на Западном фронте (1916-1917 годы), округ Хаскелл в Канзасе (март 1918 года) и Китай (зима 1917-1918 годов). Во всех этих случаях за некоторое время до первой волны пандемии были отмечены необычно вирулентные респираторные заболевания с высоким уровнем смертности. Наибольшей популярностью в последние годы пользуются работы британского вирусолога Джона Оксфорда. Он увязал эпидемию с долговременным соседством человека и животных в тесных окопах Западного фронта, из-за которого вирус птичьего гриппа пересек межвидовой барьер и заразил свиней, а затем и людей. Потом «испанку» разнесли по миру демобилизованные солдаты. Однако эта теория не выдерживает критики потому, что демобилизация началась лишь в начале 1919 года, когда прошли уже две глобальных волны эпидемии. «Канзасская гипотеза», которую продвигает популярный американский историк Джон Барри (John Barry), более убедительна (видимо, именно в Канзасе произошел один из первых случаев заражения испанкой гражданских лиц), однако она игнорирует отмеченные еще раньше случаи болезни в военных госпиталях США.

Все для фронта — а болеют только от лени

Но как же «зимнее недомогание» из кратковременного бедствия Богом забытых китайских деревень стало бичом всего мира, причиной смерти десятков миллионов человек? Как объяснить проникновение «испанки» в Европу, а также ранние вспышки в марте-апреле 1918 года в США? Ключ к разгадке — в засекреченной военной операции по транспортировке нескольких десятков тысяч китайских рабочих на Западный фронт.

В годы Первой мировой войны китайское правительство сохраняло нейтралитет и добровольцев нанимали частные агенты, переправлявшие их в Вэйхай — военно-морскую базу в провинции Шаньдун, приобретенную в 1898 году для «баланса сил» с расположенным на противоположном берегу Бохайского залива русским Порт-Артуром. Там рабочие-кули записывались в Китайскую трудовую армию (Chinese Labour Corps, CLC), созданную в 1916 году, чтобы освободить англо-французских солдат от тыловых работ и отправить новые резервы на передовую. Из-за дефицита транспортных судов всю зиму 1917-1918 годов кули из разных районов Китая теснились в вэйхайских казармах и временном жилье. Эти условия создали идеальную среду для распространения болезни.

На первых порах рабочих везли на Западный фронт через Суэцкий канал и Кейптаун. Но потребность в транспорте и сторожевых кораблях для защиты атлантического судоходства от атак немецкого флота заставило адмиралтейство организовать переброску кули через Канаду, по железной дороге. Правительство доминиона выступило против этого проекта: канадцы опасались, как бы китайцы не сбежали по пути и не создали угрозу «белым» на рынке труда. В итоге кули пропустили, как Ленина через Германию, в спецвагонах под охраной железнодорожных войск, в обстановке полной секретности. Из-за цензуры канадский Globe мог писать об эпидемии странной пневмонии в Северном Китае, но не о том, что по территории страны перемещается 25 тысяч рабочих из охваченных неизвестной болезнью районов.

Тем временем и власти Вэйхая задумались об остановке программы на время эпидемии. «Едва ли нужно специально указывать, что, если в пункте проживания кули разразится чума, последствия будут в высшей степени серьезными», — писал губернатор порта главному вербовщику. Тем не менее, несмотря на явные признаки болезни у многих китайцев, 2 марта 1918 года 1899 рабочих посадили на корабль «Конконада» и отправили в Ванкувер. В апреле под карантином в этом порту находились уже 3660 человек, 300 из которых проходили лечение. Лондон, наконец, распорядился приостановить экспорт кули в Европу — до окончания эпидемии. Однако, соблюдая условия контрактов с кули (или по иной причине), тех, кто уже добрался до Канады, решили не отправлять назад, а довезти до Западного фронта — вне зависимости от состояния их здоровья.


Китайские рабочие в танкоремонтных мастерских (Тенёр, 1918 год).

Смертоносную болезнь проморгали еще и потому, что британские и канадские врачи, осматривающие рабочих, не воспринимали их жалобы всерьез. Если китаец не умирал в муках, а указывал на привычные «европейские» симптомы (кашель, боль в горле), его объявляли лентяем и симулянтом, понапрасну досаждающим докторам. Канадский военный врач Ливингстон, работавший на тихоокеанских транспортных судах, так описал общение с азиатами в своем дневнике: «Заходит кули, мы спрашиваем его: “На что жалуешься?” Он отвечает (чаще всего): “Болит горло”. — "И давно?" Он скажет: 15, 20 дней или еще больше, чтобы убедить нас, какой он больной. Потом я посмотрю его язык и горло, дам таблетки Pat. Cholr. и велю принимать их раз в два часа. Если он продолжит жаловаться, мы вливаем в него две унции касторки и выпроваживаем со словами “если лучше не станет, приходи завтра”. Но воспоминания о касторке обычно заставляли их забыть дорогу в нашу каюту».

Из военных лагерей — во все порты планеты

По Канаде китайцы проследовали в пломбированных вагонах, не контактируя с местным населением. Однако ежедневные приказы по железнодорожным войскам, охранявшим эшелоны с китайцами, свидетельствуют, что число респираторных заболеваний росло с ноября по январь, в феврале упало до нуля, зато в марте-апреле 1918 года подскочило: апрельские показатели почти вдвое выше январских.


В Европе кули размещались прежде всего в районе британской военной базы в Этапле, на побережье Па-де-Кале. Больных рабочих отправляли в «Китайскую больницу», которой заведовал полковник медслужбы Грэй. Он вел журнал госпиталя. Судя по записям, больше всего Грэя занимала температура печки в его кабинете. В журнале подробно рассказывается о различных химических веществах, которые он пытался подмешивать к углю, об альтернативных видах топлива и других ухищрениях, помогающих печке давать больше тепла. Однако просочились туда и скудные данные о смертях от респираторных заболеваний: 9 в феврале 1918 года, 14 — в марте, 5 — в апреле, 25 — в мае. В мае Грэй официально сообщил об эпидемии гриппа. Врачи не утруждали себя точным диагнозом, указывая то пневмонию, то острый бронхит, то туберкулез, то «неизвестную болезнь». Смертность сохранялась на майском уровне до конца августа: но в сентябре, когда первая волна «испанки» выкашивала десятки тысяч человек по всему миру, впервые с декабря 1917 года в больнице китайского лагеря не было отмечено ни одного случая заболеваний органов дыхания. Скорее всего, к осени 1918 года все выжившие кули успели выработать иммунитет к гриппу.


Китайские рабочие грузят зерно (Булонь, 1917 год)

Но они же и заразили болезнью британских солдат, крупнейший лагерь которых находился в том же Этапле. Летом 1918 года вирус неожиданно мутировал: вспышки новой, более смертоносной «испанки» были зафиксированы одновременно в Бресте (Франция), Фритауне (Сьерра-Леоне) и Бостоне (США). Во все эти портовые города регулярно приходили британские суда из Плимута — крупного транспортного узла, куда китайцев привезли из Канады для дальнейшей отправки на восток Англии по железной дороге. Между Брестом и Плимутом также крейсировали транспортники с солдатами союзных армий. Наконец, именно из Плимута во Фритаун первого августа 1918 года отчалил вспомогательный крейсер «Мантуя»: за две недели плавания он ни разу не заходил в порт, и на борту вспыхнула эпидемия мутировавшего вируса гриппа. Из Фритауна болезнь проникла в глубь Африки и в другие порты южного полушария. Тогда же, в середине августа, еще один корабль из Плимута пришел в Бостон: «испанка» поразила сначала американских солдат, ожидавших отправки в Европу, следом — гражданское население города, затем весь штат и весь восток США. До конца года «испанка» убила более полумиллиона американцев. Ну, а потом сделали свое дело военно-экономические контакты и ослабленный годами конфликта иммунитет остального населения планеты.

Конечно, в самой смертоносной эпидемии в истории человечества виновата прежде всего мировая война: ведь именно из-за войны китайцы из забытых Богом провинций были собраны вместе и переброшены в эпицентр глобальных транспортных потоков. Но свою роль сыграло и отношение «белых» к «желтым»: если бы к болеющим кули относились с большей заботой и осторожностью, носители «испанки» не двинулись бы дальше Вэйхая — таков первый урок пандемии 1918 года.

Есть и второй: важна не исходная точка. Любая страшная болезнь может возникнуть где угодно и долго «тлеть», не попадая в поле зрения СМИ и властей, пока, наконец, также исподволь меняющиеся социально-экономические условия не позволят ей «полыхнуть» глобальной эпидемией.