BAHO
Антонио Гауди — безумец, который доказал, что он был прав ( 12 фото )
Да, секрет успеха заключается в том, чтобы свято верить в правильность своего дела. Но в учебниках маркетинга не пишут, что этот успех чаще всего бывает посмертным. При жизни же, не исключено, над тобой будет смеяться весь мир. Как над Антонио Гауди.
Для того чтобы быть гением, недостаточно мыслить не как все. Есть много людей, которые мыслят не как все, и они не гении, а обычные пациенты, усердно клеящие коробочки в специальных заведениях. Настоящий гений — это тот, кто заставляет миллионы людских мозгов сняться с насиженных мест и полететь вслед за собой в прекрасное далеко, чтобы отныне и навсегда его персональное, глубоко личное безумие превратилось в общечеловеческую норму. Антонио Гауди застроил всю Барселону черт знает чем. Сейчас его монстры, вызывавшие ужас в барселонцах, охраняются ЮНЕСКО, а его самого собираются причислить к лику святых.
САГРАДА ФАМИЛИЯ
Собор Святого семейства (Саграда Фамилия) стал кульминацией творчества Гауди. Архитектор посвятил ему 45 лет жизни. Оплаты труда не требовал, все добытые деньги вкладывал в строительство. Пять поколений барселонцев наблюдают неспешное рождение шедевра.
Работа продвигается медленно: во-первых, потому, что чертежи, оставшиеся после Гауди, были сожжены франкистами в 1936 году; во-вторых, потому, что осуществляется на пожертвования (около 6 000 000 долларов ежегодно). Но даже при стабильном притоке средств работа продлится еще лет тридцать — шестьдесят. Скептики сомневаются, что строительство вообще когда-нибудь будет завершено. Они считают, что тайный замысел Гауди заключался в том, чтобы сделать строительство вечным.
НА КАЖДОГО ГАУДИ НАЙДЕТСЯ СВОЙ ТРАМВАЙ
«В понедельник 7 июня 1926 года ровно в пять часов тридцать минут пополудни Гауди покинул стройплощадку собора Саграда Фамилия и, как обычно, отправился на вечернюю исповедь в церковь Сан Фелипе Нери... Водитель трамвая № 30 потом говорил, что сбил пьяного бродягу. Документов при нем не было. В карманах нашли лишь Евангелие и горсть орехов, кальсоны держались на английских булавках. Случайные прохожие пытались поймать машину и отвезти его в больницу, но никто из таксистов не хотел связываться с нищим стариком. Наконец с помощью солдат Национальной гвардии раненого все же доставили в бесплатную амбулаторию для бедняков, а затем в средневековый госпиталь де Санта-Крус. Через три дня он там и скончался».
Почти все жизнеописания Антонио Гауди начинаются с финального эпизода – пожалуй, единственного достоверного факта в биографии великого архитектора. Прочие трактуются произвольно: к примеру, в канун 150-летней годовщины со дня его рождения восторженным каталонцам показалось мало одной мемориальной доски — они установили сразу три, будучи не совсем уверены в том, где именно родился их кумир.
Эта неразбериха происходит отчасти потому, что все личные и рабочие архивы Гауди были сожжены во время гражданской войны в Испании, а отчасти потому, что последние годы жизни он был отъявленным мизантропом. Как бы то ни было, биографам в наследство достались лишь пара сильно отретушированных фотографий да несколько изречений, записанных со слов архитектора.
А НАУТРО ОН НЕ ПРОСНУЛСЯ ЗНАМЕНИТЫМ
Сегодня никому не надо доказывать величие Гауди. Тысячи туристов ежедневно атакуют его здания, стремясь унести в своих щелкающих вспышками «мыльницах» кусочек души великого безумца. Ему поклоняются, его боготворят, называют «тореадором архитектуры», крупнейшим мастером ар-нуво, сильно опередившим свое время, «поэтом камня», «рыцарем», «Данте архитектуры»... Но так было не всегда. Мягко говоря.
После пышной траурной церемонии погребения Гауди, в которой участвовал весь город, после распоряжения папы похоронить архитектора в часовне собора Саграда Фамилия о нем почти сразу же забыли. Прошло несколько долгих десятилетий остракизма, в течение которых считалось хорошим тоном поносить «барселонского отшельника», называя его «динозавром, застрявшим в средневековье», а «порождения его больного воображения» — «каменными монстрами» и «непристойными луковицами».
Вплоть до 60-х годов XX века имя Гауди даже не упоминалось на страницах изданий по истории архитектуры. Но постепенно, благодаря развитию авангардистских течений и защите Ле Корбюзье, оно всплыло из небытия, а в 1984 году список всемирного наследия ЮНЕСКО пополнился тремя творениями Гауди. Оказалось, что его каменные чудища — прекрасны.
Антонио Гауди с папским нунцием, 1926 г.
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Антонио Гауди-и-Корнет появился на свет 25 июня 1852 года в городке Реус, что в часе езды от Барселоны, в семье потомственного котельщика Франсиско Гауди-и-Серра и Антонии Корнет-и-Бертран. Роды были тяжелыми, младенца торопились окрестить, чтобы спасти его душу (боялись, не выживет).
Одно из детских воспоминаний Антонио — подслушанные слова врача, предвещавшего ему раннюю смерть. Ревматоидный артрит, которым Гауди страдал с детства, наложил серьезный отпечаток на формирование его личности: подвижные игры со сверстниками были Антонио недоступны, он даже не мог носить нормальную обувь (до самой смерти ее либо специально разнашивали, либо размягчали кувалдой). Иногда его так скрючивало, что передвигаться он мог только верхом на ослике.
Зато болезнь сделала Гауди внимательным и вдумчивым наблюдателем. Он проводил много времени на ферме в окружении олив и виноградников, под кудахтанье кур и стрекот цикад.
Однажды на уроке естественной истории он поставил в тупик святого отца, который привычно объяснял своим 10-летним ученикам: «Крылья даны птицам, чтобы летать!» Вдруг маленький Гауди неожиданно выпалил: «У нас на ферме тоже есть цыплята, но им крылья помогают быстрее бегать!»
Окрепнув физически, Антонио стал предпринимать походы за город, где они с друзьями облазили все окрестные руины, издавать школьный еженедельник и расписывать декорации для театральных постановок.
Мастерская отца его тоже манила. Там Гауди-старший делал котлы-дистилляторы для перегонки самогона. Антонио любил смотреть, как из плоских медных листов без всяких чертежей получаются объемные блестящие сосуды. Он считал, что именно ремеслу предков обязан своему чувству объема. «Я сын, внук и правнук котельщика, а это люди пространства и расположения», — объяснял Гауди свое поразительное умение мыслить и чувствовать в трех измерениях.
Переехав в 16 лет в Барселону, Гауди поступил в Высшую архитектурную школу, впоследствии ставшую отделением Барселонского университета. Правда, учился он там только тому, что считал нужным, и делал только то, что хотел. Вместо проекта кладбищенских ворот он мог представить на экзамене подробное изображение катафалка. При этом рисунок был выполнен безукоризненно, и оценить его поневоле пришлось высшим баллом.
Он ненавидел аналитическую геометрию, считая ее слишком абстрактной наукой, зато уже тогда интересовался параболическими кривыми. На защите его дипломного проекта председатель комиссии сказал: «Сеньоры, перед нами либо гений, либо сумасшедший». «Похоже, теперь я архитектор», — подвел черту студент, известный своей заносчивостью и упрямством.
Круг студенческого общения Гауди составляла барселонская элита. Разумеется, сын провинциального ремесленника слегка привирал о своем происхождении, иногда порядком с этим перебарщивая. Орнамент его первой визитной карточки напоминал фамильный герб Бурбонов. Восемь своих первых стипендий он потратил на покупку золотых часов, которые впоследствии выдавал за семейную реликвию.
НЕ ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ
О личной жизни Гауди известно только то, что он терпеть не мог женщин, особенно декольтированных, и навсегда остался холостяком. Существует множество версий, почему он дал обет безбрачия. Например, такая: не желая слушать никаких объяснений, ревнивый и деспотичный Гауди в одну секунду отверг свою первую любовь и невесту, стоило ему узнать о ее случайной встрече в поезде с другом детства.
Предание гласит, что он потом всю жизнь мрачнел при виде целующихся. Они вызывали в нем прилив бешенства.
По другой версии избранницей Гауди стала молодая американка, встреченная им на стройплощадке Саграда Фамилия. Но вскоре она вернулась к себе на родину, и безутешный Гауди стал закоренелым женоненавистником.
В третьей версии участвовала разведенная учительница Жозефа Мореу по прозвищу Пепета. Преподавала она в рабочем кооперативе ткачей, для которого Гауди много чего сделал, начиная с разработки канцелярских скрепок и заканчивая строительством целого цеха.
Кстати, на стенах после Гауди остались, например, такие изречения: «Хочешь быть умным? Будь добрым!» и «Излишняя вежливость является признаком плохого воспитания!» Но это так, к слову. Неопытный и робкий архитектор долго ухаживал за Пепетой, не решаясь признаться в своих чувствах. Когда же наконец он, мучась и краснея, сделал ей предложение, то понял, что медлил зря: она уже успела обручиться с каким-то более удачливым торговцем лесом.
Четвертая и самая драматичная история повествует о том, как юная и прекрасная девушка, в которую был влюблен Гауди, в последний момент ушла от него в монастырь. Архитектор пережил жестокое разочарование, но потом решил, что это знак свыше, что с него хватит искушений, что плоть надо усмирять, только тогда дух сможет воспарить. Отныне его единственной возлюбленной стала архитектура.
Фабричный цех, заказанный рабочим кооперативом Obrera Mataronense, стал первым большим проектом Гауди. Получив диплом и открыв собственное бюро, он представил этот проект на Всемирной выставке в Париже. Там произошла главная встреча его жизни — нет, не с женщиной, а с заказчиком, ведь каждому архитектору как воздух нужен заказчик...
Они были созданы друг для друга — новоиспеченный граф, промышленник, эстет и меценат Эусебио Гуэль-и-Басигалупи и молодой архитектор Антонио Гауди. Без Гуэля Гауди не стал бы Гауди, без Гауди никто не вспомнил бы Гуэля. Только с ним он мог творить свою архитектуру и фантазировать на тему города-сада и страны-рая. Тридцать пять лет, вплоть до самой смерти дона Эусебио, Гауди был его семейным архитектором.
«КИРПИЧЕЙ НА ДВА МАЛЕНЬКИХ ДОМИКА»
Но это удовольствие нельзя было назвать дешевым. Бухгалтер Гуэля жаловался: «Я наполняю карманы дона Эусебио, а Гауди их опустошает». Услышав как-то, что после сооружения церкви Сакре-Кер на Монмартре остались неизрасходованные средства, архитектор усмехнулся: «Чего-чего, а этого со мной точно не случится!» Дело было в творческом методе Гауди. «Органичное конструирование» предполагало естественный рост здания, при котором «одна идея прибавляется к другой, иногда сильно изменяясь в процессе».
Гауди словно лепил свои дома из глины, постоянно в них что-то переделывая. Мог забраковать почти готовое здание и безжалостно его искромсать, как будто речь шла о картонном макете. В своей работе архитектор был совершенно непреклонен. Однажды, когда власти города потребовали от него усечь слишком сильно выдвинутый в сторону улицы фасад, Гауди согласился, но пообещал написать на фасаде: «Изуродовано по распоряжению городского совета Барселоны».
Подрядчик вспоминал, как в парке Гуэль появилась знаменитая скамья в форме змеи. Чтобы получить совершенную форму ее сиденья, Гауди заставил рабочих снять штаны и усесться как можно удобнее на свежий цемент, таким образом использовав эргономику задолго до того, как эта наука появилась на свет. То же самое было с осколками черепицы, глиняной посуды, детскими игрушками, старыми иглами с текстильных фабрик, которыми он любил украшать стены своих домов. Много лет спустя эту технику назовут «ready-made».
ПРОСТИМ УГРЮМСТВО?
Гауди было очень разным. В нем сочетались в престранных комбинациях неуемная гордыня и мелочность, щедрость и скупость, романтизм и прагматизм. В юности Гауди был франтом: ходил к лучшему барселонскому парикмахеру, обожал черные шелковые цилиндры, с 18 лет был помешан на шейных платках. Не был чужд таким радостям жизни, как вкусная еда, хорошее вино, театры, прогулки верхом...
В зрелости превратился в неряшливого старика в болтающемся на худых плечах костюме, часто забывающего про нижнее белье. Прохожие принимали его за нищего и подавали милостыню, которую Гауди спокойно принимал. Он стал угрюмцем, отшельником и страстным богомольцем. Постился с такой истовостью, что порой не мог встать с постели от слабости. Вне поста ел только салат латук (окуная его в молоко) и орехи, да и то держал желудок полупустым, дабы «оставить место для Бога». Всем видам транспорта он предпочитал собственные ноги, вплоть до последнего дня совершая многокилометровые прогулки к морю.
НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ
Но ярче всего двойственность натуры Гауди проявляется в его работах. Странные, бесформенные творения, похожие на замки, сделанные из песка огромным расшалившимся ребенком, на самом деле являются результатом тяжелейшего труда.
Глядя на многоцветную архитектуру Гауди, трудно поверить, что пряничные домики с башенками-эскимо — итог многолетней разработки теории цвета и света, что для создания этих несерьезных сооружений была на полную мощность пущена инженерная машина. Гауди считал, что архитектор должен быть живописцем, скульптором и декоратором в одном лице. Он не верил в импровизацию и терпеть не мог абстрактное искусство (хотя без Гауди не было бы ни Пикассо, ни Миро). Его цветные коллажи возникли из многолетних наблюдений за природой, а в природе нет места монохромности, она обожает яркие краски.
Что еще его подпитывало? История Каталонии, которая представляла собой громадный котел, в котором три тысячи лет кипело пряное варево из самых разных культур: карфагеняне, иберы, римляне, вестготы, арабы, кастильцы... И Гауди спокойно переженил античные, готические и мавританские формы.
КАСА МИЛА
Этот дом больше известен под именем Ла Педрера (каменоломня). Одна из самых знаковых работ Гауди. Поэтажный план постройки напоминает группу свободно плавающих пузырей, каждый представляет собой комнату, случайным образом прилепленную к другой. Гауди сказал про свое произведение так: «Исчезнут углы, и материя щедро предстанет в своих астральных округлостях: солнце проникнет сюда со всех четырех сторон и возникнет образ рая... так мой дворец станет светлее света». В процессе строительства Гауди рассорился с заказчиком, и дом остался недостроенным, лишившись статуи Мадонны с ангелом на крыше.
Фишки Гауди
1. В любой конструкции всегда есть опорные элементы и есть покоящиеся на них перекрытия. Гауди отказался от этого ключевого принципа, а заодно и от прямого угла. Его элементы соединяют в себе обе функции, распределяя нагрузку равномерно. Отсюда плавность и текучесть форм. Из этих опытов выросла современная биоморфная и зооморфная архитектура.
2. Гауди использовал технику коллажа, затем получившую распространение у дадаистов. Его мозаики из осколков битых тарелок, чашек, ваз и бутылок хорошо отражают свет и дают возможность играть цветом. Чтобы подобрать нужное сочетание, Гауди строил рабочих перед фасадом и заставлял их прикладывать фрагменты мозаики к стене.
3. Изобрел параболическую арку (с наклонными сторонами). Использовал ее во всех своих проектах.
4. Первым соединил готику со стилем мудехар. Получилась гремучая смесь.
5. Возродил наклонные колонны. Делал их предельно натуралистичными. Столбы часовни в Колонии Гуэль с фактурой «под кору пинии» не отличить от настоящих пиний.
6. Гауди доказал, что можно строить здания без чертежей. Он не доверял плоским изображениям. Вместо них использовал модели из веревок с грузами и гипсовые макеты. Он не проектировал, а выращивал свои дома, как живые организмы. У него в голове сидел образ того, что должно получиться в конце. Все, что не соответствовало этому образу, — отсекалось.
7. В Каса Мила Гауди спроектировал пандусы, по которым жильцы могли подъехать на автомобилях непосредственно к своим квартирам (даже на пятый этаж). Идею зарубили, и она трансформировалась в первый подземный гараж.
8. Возвел жилой дом по технологии, которую до этого использовали при строительстве железнодорожных вокзалов. Получилось первое здание свободной планировки. Там же применил армированный бетон для опорных конструкций.
БЕЗ ПЯТИ МИНУТ СВЯТОЙ
Летом 1998 года епископ Барселоны начал процедуру причисления Антонио Гауди к лику святых. Предполагается, что он станет покровителем архитекторов и художников. В связи с новым статусом Гауди споры о дальнейшей участи недостроенного собора Саграда Фамилия перешли в новую плоскость. Ведь завершать без чертежей творение святого Антонио — все равно что дописывать священные книги за отцов церкви: грех немалый.
Может, оно и к лучшему. Ведь известно: чтобы творение оставалось совершенным, не стоит доводить его до конца. Так что и эту статью о великом каталонском архитекторе мы решили оставить незако
Для того чтобы быть гением, недостаточно мыслить не как все. Есть много людей, которые мыслят не как все, и они не гении, а обычные пациенты, усердно клеящие коробочки в специальных заведениях. Настоящий гений — это тот, кто заставляет миллионы людских мозгов сняться с насиженных мест и полететь вслед за собой в прекрасное далеко, чтобы отныне и навсегда его персональное, глубоко личное безумие превратилось в общечеловеческую норму. Антонио Гауди застроил всю Барселону черт знает чем. Сейчас его монстры, вызывавшие ужас в барселонцах, охраняются ЮНЕСКО, а его самого собираются причислить к лику святых.
САГРАДА ФАМИЛИЯ
Собор Святого семейства (Саграда Фамилия) стал кульминацией творчества Гауди. Архитектор посвятил ему 45 лет жизни. Оплаты труда не требовал, все добытые деньги вкладывал в строительство. Пять поколений барселонцев наблюдают неспешное рождение шедевра.
Работа продвигается медленно: во-первых, потому, что чертежи, оставшиеся после Гауди, были сожжены франкистами в 1936 году; во-вторых, потому, что осуществляется на пожертвования (около 6 000 000 долларов ежегодно). Но даже при стабильном притоке средств работа продлится еще лет тридцать — шестьдесят. Скептики сомневаются, что строительство вообще когда-нибудь будет завершено. Они считают, что тайный замысел Гауди заключался в том, чтобы сделать строительство вечным.
НА КАЖДОГО ГАУДИ НАЙДЕТСЯ СВОЙ ТРАМВАЙ
«В понедельник 7 июня 1926 года ровно в пять часов тридцать минут пополудни Гауди покинул стройплощадку собора Саграда Фамилия и, как обычно, отправился на вечернюю исповедь в церковь Сан Фелипе Нери... Водитель трамвая № 30 потом говорил, что сбил пьяного бродягу. Документов при нем не было. В карманах нашли лишь Евангелие и горсть орехов, кальсоны держались на английских булавках. Случайные прохожие пытались поймать машину и отвезти его в больницу, но никто из таксистов не хотел связываться с нищим стариком. Наконец с помощью солдат Национальной гвардии раненого все же доставили в бесплатную амбулаторию для бедняков, а затем в средневековый госпиталь де Санта-Крус. Через три дня он там и скончался».
Почти все жизнеописания Антонио Гауди начинаются с финального эпизода – пожалуй, единственного достоверного факта в биографии великого архитектора. Прочие трактуются произвольно: к примеру, в канун 150-летней годовщины со дня его рождения восторженным каталонцам показалось мало одной мемориальной доски — они установили сразу три, будучи не совсем уверены в том, где именно родился их кумир.
Эта неразбериха происходит отчасти потому, что все личные и рабочие архивы Гауди были сожжены во время гражданской войны в Испании, а отчасти потому, что последние годы жизни он был отъявленным мизантропом. Как бы то ни было, биографам в наследство достались лишь пара сильно отретушированных фотографий да несколько изречений, записанных со слов архитектора.
А НАУТРО ОН НЕ ПРОСНУЛСЯ ЗНАМЕНИТЫМ
Сегодня никому не надо доказывать величие Гауди. Тысячи туристов ежедневно атакуют его здания, стремясь унести в своих щелкающих вспышками «мыльницах» кусочек души великого безумца. Ему поклоняются, его боготворят, называют «тореадором архитектуры», крупнейшим мастером ар-нуво, сильно опередившим свое время, «поэтом камня», «рыцарем», «Данте архитектуры»... Но так было не всегда. Мягко говоря.
После пышной траурной церемонии погребения Гауди, в которой участвовал весь город, после распоряжения папы похоронить архитектора в часовне собора Саграда Фамилия о нем почти сразу же забыли. Прошло несколько долгих десятилетий остракизма, в течение которых считалось хорошим тоном поносить «барселонского отшельника», называя его «динозавром, застрявшим в средневековье», а «порождения его больного воображения» — «каменными монстрами» и «непристойными луковицами».
Вплоть до 60-х годов XX века имя Гауди даже не упоминалось на страницах изданий по истории архитектуры. Но постепенно, благодаря развитию авангардистских течений и защите Ле Корбюзье, оно всплыло из небытия, а в 1984 году список всемирного наследия ЮНЕСКО пополнился тремя творениями Гауди. Оказалось, что его каменные чудища — прекрасны.
Антонио Гауди с папским нунцием, 1926 г.
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Антонио Гауди-и-Корнет появился на свет 25 июня 1852 года в городке Реус, что в часе езды от Барселоны, в семье потомственного котельщика Франсиско Гауди-и-Серра и Антонии Корнет-и-Бертран. Роды были тяжелыми, младенца торопились окрестить, чтобы спасти его душу (боялись, не выживет).
Одно из детских воспоминаний Антонио — подслушанные слова врача, предвещавшего ему раннюю смерть. Ревматоидный артрит, которым Гауди страдал с детства, наложил серьезный отпечаток на формирование его личности: подвижные игры со сверстниками были Антонио недоступны, он даже не мог носить нормальную обувь (до самой смерти ее либо специально разнашивали, либо размягчали кувалдой). Иногда его так скрючивало, что передвигаться он мог только верхом на ослике.
Зато болезнь сделала Гауди внимательным и вдумчивым наблюдателем. Он проводил много времени на ферме в окружении олив и виноградников, под кудахтанье кур и стрекот цикад.
Однажды на уроке естественной истории он поставил в тупик святого отца, который привычно объяснял своим 10-летним ученикам: «Крылья даны птицам, чтобы летать!» Вдруг маленький Гауди неожиданно выпалил: «У нас на ферме тоже есть цыплята, но им крылья помогают быстрее бегать!»
Окрепнув физически, Антонио стал предпринимать походы за город, где они с друзьями облазили все окрестные руины, издавать школьный еженедельник и расписывать декорации для театральных постановок.
Мастерская отца его тоже манила. Там Гауди-старший делал котлы-дистилляторы для перегонки самогона. Антонио любил смотреть, как из плоских медных листов без всяких чертежей получаются объемные блестящие сосуды. Он считал, что именно ремеслу предков обязан своему чувству объема. «Я сын, внук и правнук котельщика, а это люди пространства и расположения», — объяснял Гауди свое поразительное умение мыслить и чувствовать в трех измерениях.
Переехав в 16 лет в Барселону, Гауди поступил в Высшую архитектурную школу, впоследствии ставшую отделением Барселонского университета. Правда, учился он там только тому, что считал нужным, и делал только то, что хотел. Вместо проекта кладбищенских ворот он мог представить на экзамене подробное изображение катафалка. При этом рисунок был выполнен безукоризненно, и оценить его поневоле пришлось высшим баллом.
Он ненавидел аналитическую геометрию, считая ее слишком абстрактной наукой, зато уже тогда интересовался параболическими кривыми. На защите его дипломного проекта председатель комиссии сказал: «Сеньоры, перед нами либо гений, либо сумасшедший». «Похоже, теперь я архитектор», — подвел черту студент, известный своей заносчивостью и упрямством.
Круг студенческого общения Гауди составляла барселонская элита. Разумеется, сын провинциального ремесленника слегка привирал о своем происхождении, иногда порядком с этим перебарщивая. Орнамент его первой визитной карточки напоминал фамильный герб Бурбонов. Восемь своих первых стипендий он потратил на покупку золотых часов, которые впоследствии выдавал за семейную реликвию.
НЕ ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ
О личной жизни Гауди известно только то, что он терпеть не мог женщин, особенно декольтированных, и навсегда остался холостяком. Существует множество версий, почему он дал обет безбрачия. Например, такая: не желая слушать никаких объяснений, ревнивый и деспотичный Гауди в одну секунду отверг свою первую любовь и невесту, стоило ему узнать о ее случайной встрече в поезде с другом детства.
Предание гласит, что он потом всю жизнь мрачнел при виде целующихся. Они вызывали в нем прилив бешенства.
По другой версии избранницей Гауди стала молодая американка, встреченная им на стройплощадке Саграда Фамилия. Но вскоре она вернулась к себе на родину, и безутешный Гауди стал закоренелым женоненавистником.
В третьей версии участвовала разведенная учительница Жозефа Мореу по прозвищу Пепета. Преподавала она в рабочем кооперативе ткачей, для которого Гауди много чего сделал, начиная с разработки канцелярских скрепок и заканчивая строительством целого цеха.
Кстати, на стенах после Гауди остались, например, такие изречения: «Хочешь быть умным? Будь добрым!» и «Излишняя вежливость является признаком плохого воспитания!» Но это так, к слову. Неопытный и робкий архитектор долго ухаживал за Пепетой, не решаясь признаться в своих чувствах. Когда же наконец он, мучась и краснея, сделал ей предложение, то понял, что медлил зря: она уже успела обручиться с каким-то более удачливым торговцем лесом.
Четвертая и самая драматичная история повествует о том, как юная и прекрасная девушка, в которую был влюблен Гауди, в последний момент ушла от него в монастырь. Архитектор пережил жестокое разочарование, но потом решил, что это знак свыше, что с него хватит искушений, что плоть надо усмирять, только тогда дух сможет воспарить. Отныне его единственной возлюбленной стала архитектура.
Фабричный цех, заказанный рабочим кооперативом Obrera Mataronense, стал первым большим проектом Гауди. Получив диплом и открыв собственное бюро, он представил этот проект на Всемирной выставке в Париже. Там произошла главная встреча его жизни — нет, не с женщиной, а с заказчиком, ведь каждому архитектору как воздух нужен заказчик...
Они были созданы друг для друга — новоиспеченный граф, промышленник, эстет и меценат Эусебио Гуэль-и-Басигалупи и молодой архитектор Антонио Гауди. Без Гуэля Гауди не стал бы Гауди, без Гауди никто не вспомнил бы Гуэля. Только с ним он мог творить свою архитектуру и фантазировать на тему города-сада и страны-рая. Тридцать пять лет, вплоть до самой смерти дона Эусебио, Гауди был его семейным архитектором.
«КИРПИЧЕЙ НА ДВА МАЛЕНЬКИХ ДОМИКА»
Но это удовольствие нельзя было назвать дешевым. Бухгалтер Гуэля жаловался: «Я наполняю карманы дона Эусебио, а Гауди их опустошает». Услышав как-то, что после сооружения церкви Сакре-Кер на Монмартре остались неизрасходованные средства, архитектор усмехнулся: «Чего-чего, а этого со мной точно не случится!» Дело было в творческом методе Гауди. «Органичное конструирование» предполагало естественный рост здания, при котором «одна идея прибавляется к другой, иногда сильно изменяясь в процессе».
Гауди словно лепил свои дома из глины, постоянно в них что-то переделывая. Мог забраковать почти готовое здание и безжалостно его искромсать, как будто речь шла о картонном макете. В своей работе архитектор был совершенно непреклонен. Однажды, когда власти города потребовали от него усечь слишком сильно выдвинутый в сторону улицы фасад, Гауди согласился, но пообещал написать на фасаде: «Изуродовано по распоряжению городского совета Барселоны».
Подрядчик вспоминал, как в парке Гуэль появилась знаменитая скамья в форме змеи. Чтобы получить совершенную форму ее сиденья, Гауди заставил рабочих снять штаны и усесться как можно удобнее на свежий цемент, таким образом использовав эргономику задолго до того, как эта наука появилась на свет. То же самое было с осколками черепицы, глиняной посуды, детскими игрушками, старыми иглами с текстильных фабрик, которыми он любил украшать стены своих домов. Много лет спустя эту технику назовут «ready-made».
ПРОСТИМ УГРЮМСТВО?
Гауди было очень разным. В нем сочетались в престранных комбинациях неуемная гордыня и мелочность, щедрость и скупость, романтизм и прагматизм. В юности Гауди был франтом: ходил к лучшему барселонскому парикмахеру, обожал черные шелковые цилиндры, с 18 лет был помешан на шейных платках. Не был чужд таким радостям жизни, как вкусная еда, хорошее вино, театры, прогулки верхом...
В зрелости превратился в неряшливого старика в болтающемся на худых плечах костюме, часто забывающего про нижнее белье. Прохожие принимали его за нищего и подавали милостыню, которую Гауди спокойно принимал. Он стал угрюмцем, отшельником и страстным богомольцем. Постился с такой истовостью, что порой не мог встать с постели от слабости. Вне поста ел только салат латук (окуная его в молоко) и орехи, да и то держал желудок полупустым, дабы «оставить место для Бога». Всем видам транспорта он предпочитал собственные ноги, вплоть до последнего дня совершая многокилометровые прогулки к морю.
НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ
Но ярче всего двойственность натуры Гауди проявляется в его работах. Странные, бесформенные творения, похожие на замки, сделанные из песка огромным расшалившимся ребенком, на самом деле являются результатом тяжелейшего труда.
Глядя на многоцветную архитектуру Гауди, трудно поверить, что пряничные домики с башенками-эскимо — итог многолетней разработки теории цвета и света, что для создания этих несерьезных сооружений была на полную мощность пущена инженерная машина. Гауди считал, что архитектор должен быть живописцем, скульптором и декоратором в одном лице. Он не верил в импровизацию и терпеть не мог абстрактное искусство (хотя без Гауди не было бы ни Пикассо, ни Миро). Его цветные коллажи возникли из многолетних наблюдений за природой, а в природе нет места монохромности, она обожает яркие краски.
Что еще его подпитывало? История Каталонии, которая представляла собой громадный котел, в котором три тысячи лет кипело пряное варево из самых разных культур: карфагеняне, иберы, римляне, вестготы, арабы, кастильцы... И Гауди спокойно переженил античные, готические и мавританские формы.
КАСА МИЛА
Этот дом больше известен под именем Ла Педрера (каменоломня). Одна из самых знаковых работ Гауди. Поэтажный план постройки напоминает группу свободно плавающих пузырей, каждый представляет собой комнату, случайным образом прилепленную к другой. Гауди сказал про свое произведение так: «Исчезнут углы, и материя щедро предстанет в своих астральных округлостях: солнце проникнет сюда со всех четырех сторон и возникнет образ рая... так мой дворец станет светлее света». В процессе строительства Гауди рассорился с заказчиком, и дом остался недостроенным, лишившись статуи Мадонны с ангелом на крыше.
Фишки Гауди
1. В любой конструкции всегда есть опорные элементы и есть покоящиеся на них перекрытия. Гауди отказался от этого ключевого принципа, а заодно и от прямого угла. Его элементы соединяют в себе обе функции, распределяя нагрузку равномерно. Отсюда плавность и текучесть форм. Из этих опытов выросла современная биоморфная и зооморфная архитектура.
2. Гауди использовал технику коллажа, затем получившую распространение у дадаистов. Его мозаики из осколков битых тарелок, чашек, ваз и бутылок хорошо отражают свет и дают возможность играть цветом. Чтобы подобрать нужное сочетание, Гауди строил рабочих перед фасадом и заставлял их прикладывать фрагменты мозаики к стене.
3. Изобрел параболическую арку (с наклонными сторонами). Использовал ее во всех своих проектах.
4. Первым соединил готику со стилем мудехар. Получилась гремучая смесь.
5. Возродил наклонные колонны. Делал их предельно натуралистичными. Столбы часовни в Колонии Гуэль с фактурой «под кору пинии» не отличить от настоящих пиний.
6. Гауди доказал, что можно строить здания без чертежей. Он не доверял плоским изображениям. Вместо них использовал модели из веревок с грузами и гипсовые макеты. Он не проектировал, а выращивал свои дома, как живые организмы. У него в голове сидел образ того, что должно получиться в конце. Все, что не соответствовало этому образу, — отсекалось.
7. В Каса Мила Гауди спроектировал пандусы, по которым жильцы могли подъехать на автомобилях непосредственно к своим квартирам (даже на пятый этаж). Идею зарубили, и она трансформировалась в первый подземный гараж.
8. Возвел жилой дом по технологии, которую до этого использовали при строительстве железнодорожных вокзалов. Получилось первое здание свободной планировки. Там же применил армированный бетон для опорных конструкций.
БЕЗ ПЯТИ МИНУТ СВЯТОЙ
Летом 1998 года епископ Барселоны начал процедуру причисления Антонио Гауди к лику святых. Предполагается, что он станет покровителем архитекторов и художников. В связи с новым статусом Гауди споры о дальнейшей участи недостроенного собора Саграда Фамилия перешли в новую плоскость. Ведь завершать без чертежей творение святого Антонио — все равно что дописывать священные книги за отцов церкви: грех немалый.
Может, оно и к лучшему. Ведь известно: чтобы творение оставалось совершенным, не стоит доводить его до конца. Так что и эту статью о великом каталонском архитекторе мы решили оставить незако
Взято: Тут
1