Советское ( 1 фото )
- 12.10.2025
- 27 788
То, что я последние месяцы пишу в ЖЖ намного меньше, чем раньше, не значит, что у меня иссякли мысли. Дело в другом – очень много времени занимает работа над большим проектом графического романа о жизни обычного советского подростка (позже – молодого человека) в 70-80-х годах. Ситуация усложняется тем, что это подготовка материала для «настоящего» сценария – то есть, из той кучи материала, которую мне предстоит вывалить на стол, профессиональный писатель должен будет сделать что-то удобопонятное.
И вот, выясняется, что французы вообще ничего не знают о жизни в СССР в 70-80-е годы. Времена Сталина хорошо освещены и осмыслены, Перестройка тоже, в общем, известна. Но что было между тем и этим? Белое пятно.
Например, возникает вопрос – что такое «советская литература» как культурное явление? Что на это можно ответить? Как на это можно ответить, не перечисляя имена, которые французам всё равно ничего не скажут. Какова структура советской литературы 70-х годов, если из неё убрать немногочисленных индивидуалистов, требующих отдельного разговора?
Результат попыток объять необъятное оказался интересным.
Во-первых, советская литература 60-70-х - это большой блок шаблонных романов «про войну». Все они написаны «под Льва Толстого», точнее, под «Войну и мир». Эпический размах, включеющий в себя и быструю перемену точки зрения, от панорам с птичьеего полёта до взгляда на уровне одного человека, философские размышлизмы и непременные, невероятно фальшивые патриотические чувства. Эталоном тут является, конечно, проза Юрия Бондарева, эволюционировавшего от автора замечательных антисталинских романов к бездарному оголтелому сталинисту. Но и другие авторы не подкачали. Интересно здесь то, что почти во всех романах в центре стоят лейтенанты-артиллеристы, танкисты, миномётчики, то есть, те, кто убивает врагов на большом расстоянии, без тактильного контакта. То есть, героические персонажи этих романов как бы и не убийцы вовсе, поскольку между ними и теми, кому они кишки выпускают, дистанция и технические гаджеты. Если же в таких книгах возникают пехотинцы, то они всегда воюют против танков, самолётов или кротко гибнут под артеллерийскими обстрелами или ураганным пулемётным огнём, не встречая врага лицом к лицу. В самом начале 60-х ещё бывали сцены, когда советский солдат убивал немецкого солдата, но к 70-м годам они исчезли. Другими словами, советский идеологический запрет на прямое изображение насилия был действеннен также и в отношениии «книжек про войну». Любопытно также появление в 70-х годах большого количества романов про «партизанское движение» (под неуклонным контролем «ковпаков», разумеется), почти полностью вытеснившие всякие «бательные полотна», типа «Горячий снег». Вероятно, советские культуртрегеры решили, что память об оккупации уже достаточно выветрилась, чтобы можно было начать окончательное закрепление официозных паттернов патриотизма.
Другой большой блок книг советской литературы представляли собой деревенщики, произошедшие из «Матрёнина двора» Александра Солженицына. В этих романах бодрый балагур сталинской литературы, непременный дед щукарь, был заменён на трагическую несгибаемую старушку с почерневшей иконой в углу закопчёной избы, плюс, разливалась самая откровенная антисоветская пропаданда, поощрявшаяся, как ни странно на первый взгляд, с самого верха советского государства. Про эти книги я много говорить не хочу, поскольку уже писал о них. Совокупное сожительство под одной обложкой Шолохова и Солженицына, так скзать. Поскольку стареющие властители Советского Союза ненавители левую идеологию не меньше, чем диссиденты вроде Валерии Ильиничны Новодворской, «социально-критические» гротески, такие, как, например, «Деньги для Марии» Распутина, настоятельно навязывались советскому читателю.
Третий большой блок состоял из «национальной» литературы – литераторы из братских республик почти непрерывно описывали перепетии «становления советской власти» в пухлых романах, охотно издаваемых, например, в Роман-Газете миллионными тиражами. Это дополнялось сотнями бесцветных мемуаров разнообразных деятелей, начавших свою карьеру в послевоенном СССР – они, как правило, суконным языком описывали «восстановление советского хозяйства».
На этом монументальном фоне влачила жалкое существование так называемая «городская проза», существовавшая по принципу «пусть будет» и выродившаяся уже к началу 70-х. Тут идеалом почитался Юрий Трифонов, прославленный, помимо прочего, тем, что ввёл в большую литературу некоего Александра Проханова, но реально «городская проза» ориентировалась в большей степени на образцы, представленные Кочетовым и Шевцовым. Крайности стиля этих литераторов были смягчены, но, по сути, «городская проза» оставалась «кочетов-лайт» и интересовала обычных читателей не больше, чем тяжкие кирпичи «деревенщиков».
Те писатели, которые не имели желания вписываться в эти жёсткие клише, были вынуждены скрываться в гетто «детской и юношеской» литературы, которая интересовала функционеров Союза Писателей в минимальной мере, не имела толстых журналов, практически не рецензировалась и воспринималась как нечто предельно маргинальное. Поэтому живой и интересной оставалась только эта часть советской литературы. Любопытно, что научную фантастику секретари Союза Писателей также приписали к детской литературе.
Но и здесь мы имеет своеобразную драму. Дети и подростки не могли, в силу возраста и недостаточного интеллектуального опыта, по достоинству оценить и правильно понять книги Валерия Алексеева, Владислава Крапивина, Радия Погодина, Виктора Голявкина, Сергея Вольфа, Константина Сергиенко и других мастеров. А взрослые читатели эти книги принципиально не читали – не, ну это для детей... В результате, прекрасные повести и рассказы оставались фактически не прочитанными.
Другими словами, «самая читающая нация в мире» - советский народ – читала почти исключительно переводную литературу, плюс, несколько китчевых трешмейкеров, типа Пикуля, а отечественная литература состояла из романов «провойну», романов «продеревню» и из подростковой литературы. Да, и Юрий Трифонов «прообмен».
Самое интересное, что, когда я решил проверить эти соображения взглядом со стороны, я обнаружил, что википедия предлагает такую же схему. Но, конечно, с иначе переставленными акцентами.
Я понимаю, что существовали ещё и «настоящие» писатели, типа Маканина, Ибрагимбекова, Ветемаа, Айтматова, Давыдова и ещё пары-тройки имён. Но это капли в море.
И вот, выясняется, что французы вообще ничего не знают о жизни в СССР в 70-80-е годы. Времена Сталина хорошо освещены и осмыслены, Перестройка тоже, в общем, известна. Но что было между тем и этим? Белое пятно.
Например, возникает вопрос – что такое «советская литература» как культурное явление? Что на это можно ответить? Как на это можно ответить, не перечисляя имена, которые французам всё равно ничего не скажут. Какова структура советской литературы 70-х годов, если из неё убрать немногочисленных индивидуалистов, требующих отдельного разговора?
Результат попыток объять необъятное оказался интересным.
Во-первых, советская литература 60-70-х - это большой блок шаблонных романов «про войну». Все они написаны «под Льва Толстого», точнее, под «Войну и мир». Эпический размах, включеющий в себя и быструю перемену точки зрения, от панорам с птичьеего полёта до взгляда на уровне одного человека, философские размышлизмы и непременные, невероятно фальшивые патриотические чувства. Эталоном тут является, конечно, проза Юрия Бондарева, эволюционировавшего от автора замечательных антисталинских романов к бездарному оголтелому сталинисту. Но и другие авторы не подкачали. Интересно здесь то, что почти во всех романах в центре стоят лейтенанты-артиллеристы, танкисты, миномётчики, то есть, те, кто убивает врагов на большом расстоянии, без тактильного контакта. То есть, героические персонажи этих романов как бы и не убийцы вовсе, поскольку между ними и теми, кому они кишки выпускают, дистанция и технические гаджеты. Если же в таких книгах возникают пехотинцы, то они всегда воюют против танков, самолётов или кротко гибнут под артеллерийскими обстрелами или ураганным пулемётным огнём, не встречая врага лицом к лицу. В самом начале 60-х ещё бывали сцены, когда советский солдат убивал немецкого солдата, но к 70-м годам они исчезли. Другими словами, советский идеологический запрет на прямое изображение насилия был действеннен также и в отношениии «книжек про войну». Любопытно также появление в 70-х годах большого количества романов про «партизанское движение» (под неуклонным контролем «ковпаков», разумеется), почти полностью вытеснившие всякие «бательные полотна», типа «Горячий снег». Вероятно, советские культуртрегеры решили, что память об оккупации уже достаточно выветрилась, чтобы можно было начать окончательное закрепление официозных паттернов патриотизма.
Другой большой блок книг советской литературы представляли собой деревенщики, произошедшие из «Матрёнина двора» Александра Солженицына. В этих романах бодрый балагур сталинской литературы, непременный дед щукарь, был заменён на трагическую несгибаемую старушку с почерневшей иконой в углу закопчёной избы, плюс, разливалась самая откровенная антисоветская пропаданда, поощрявшаяся, как ни странно на первый взгляд, с самого верха советского государства. Про эти книги я много говорить не хочу, поскольку уже писал о них. Совокупное сожительство под одной обложкой Шолохова и Солженицына, так скзать. Поскольку стареющие властители Советского Союза ненавители левую идеологию не меньше, чем диссиденты вроде Валерии Ильиничны Новодворской, «социально-критические» гротески, такие, как, например, «Деньги для Марии» Распутина, настоятельно навязывались советскому читателю.
Третий большой блок состоял из «национальной» литературы – литераторы из братских республик почти непрерывно описывали перепетии «становления советской власти» в пухлых романах, охотно издаваемых, например, в Роман-Газете миллионными тиражами. Это дополнялось сотнями бесцветных мемуаров разнообразных деятелей, начавших свою карьеру в послевоенном СССР – они, как правило, суконным языком описывали «восстановление советского хозяйства».
На этом монументальном фоне влачила жалкое существование так называемая «городская проза», существовавшая по принципу «пусть будет» и выродившаяся уже к началу 70-х. Тут идеалом почитался Юрий Трифонов, прославленный, помимо прочего, тем, что ввёл в большую литературу некоего Александра Проханова, но реально «городская проза» ориентировалась в большей степени на образцы, представленные Кочетовым и Шевцовым. Крайности стиля этих литераторов были смягчены, но, по сути, «городская проза» оставалась «кочетов-лайт» и интересовала обычных читателей не больше, чем тяжкие кирпичи «деревенщиков».
Те писатели, которые не имели желания вписываться в эти жёсткие клише, были вынуждены скрываться в гетто «детской и юношеской» литературы, которая интересовала функционеров Союза Писателей в минимальной мере, не имела толстых журналов, практически не рецензировалась и воспринималась как нечто предельно маргинальное. Поэтому живой и интересной оставалась только эта часть советской литературы. Любопытно, что научную фантастику секретари Союза Писателей также приписали к детской литературе.
Но и здесь мы имеет своеобразную драму. Дети и подростки не могли, в силу возраста и недостаточного интеллектуального опыта, по достоинству оценить и правильно понять книги Валерия Алексеева, Владислава Крапивина, Радия Погодина, Виктора Голявкина, Сергея Вольфа, Константина Сергиенко и других мастеров. А взрослые читатели эти книги принципиально не читали – не, ну это для детей... В результате, прекрасные повести и рассказы оставались фактически не прочитанными.
Другими словами, «самая читающая нация в мире» - советский народ – читала почти исключительно переводную литературу, плюс, несколько китчевых трешмейкеров, типа Пикуля, а отечественная литература состояла из романов «провойну», романов «продеревню» и из подростковой литературы. Да, и Юрий Трифонов «прообмен».
Самое интересное, что, когда я решил проверить эти соображения взглядом со стороны, я обнаружил, что википедия предлагает такую же схему. Но, конечно, с иначе переставленными акцентами.
Я понимаю, что существовали ещё и «настоящие» писатели, типа Маканина, Ибрагимбекова, Ветемаа, Айтматова, Давыдова и ещё пары-тройки имён. Но это капли в море.
Материал взят: Тут