Владимир Ленин: Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать ( 11 фото )
- 28.05.2020
- 3 971
В.И.Ленин на Центральном вокзале в Стокгольме по пути из Швейцарии в Россию. 31 марта 1917 года.
Статистика знает: больше, чем о Ленине, написано только о Христе. Но вот что меня постоянно угнетало в чтении о Владимире Ильиче. Живого Ленина там почти нет. Понятно только, что фигура невероятного размаха и необъяснимых масштабов как бы скрыта завесой, мутным стеклом. Даже те, кто знал Ленина очень близко (ведь были же у него жена, сестры, брат), вспоминая о нем, не отважились опуститься до житейской мелочи. А сам он в этом смысле поразил меня лишь однажды. Как-то, рассуждая о диалектическом идеале полезности и красоты, идеалом таким назвал Владимир Ильич женскую грудь.
На такого, живого Ленина мне захотелось посмотреть...
Откровения вчерашних соратников
При чтении разного рода сочинений о вожде не раз приходилось поражаться характеристике "примитивный". Бердяеву представлялась примитивной его духовная суть. Богданов именно этим словом определил суть философских изысканий Ильича. Плеханов так выразился о его социализме. Куприн назвал примитивным человеческое содержание. Петр Струве вообще считал, что Ленин - это не более чем "мыслящая гильотина"...
В этой статье будут и другие свидетельства недругов Ленина. Может показаться, что их мнения не слишком убедительны для объективного исследования. Но ведь друзей у него не было. Об этом свидетельствуют близко стоявшие к Ленину люди. Вот что пишет, например, Георгий Соломон, видный участник социал-демократического движения в России и один из первых (1923 г.) советских невозвращенцев:
"У Ленина не было близких, закадычных, интимных друзей. У него были товарищи, были поклонники - их была масса, боготворившие его чуть не по-институтски и все ему прощавшие. Их кадры состояли из людей, главным образом духовно и умственно слабых, заражавшихся "ленинским" духом до потери своего собственного лица".
"Вернуть Ленина Вильгельму". Манифестация инвалидов в Петрограде 16 апреля 1917 года.
"Ленину нужны были соучастники, а не соратники и друзья, - свидетельствует Анжелика Балабанова, участница российского и итальянского социалистического движения, активный член партии большевиков. - Верность означала для него абсолютную уверенность в том, что человек выполнит все приказы, даже те, которые находятся в противоречии с человеческой совестью..."
"Ленин был жестоко упрям во всех случаях жизни, - дополнит ее известная революционная деятельница Т.И. Алексинская, хорошо знавшая заграничную жизнь вождя, - не переносил чужих мнений, по поводу чего бы они ни высказывались, а не в одной политике. Завистливый до исступления, он не мог допустить, чтобы кто-нибудь, кроме него, остался победителем. Жестокое и злое проступало в нем как в любом споре, так и в игре в крокет или в шахматы, когда он проигрывал. Проявить независимость, поспорить с ним о чем угодно или обыграть его в крокет - значило раз и навсегда приобрести себе врага в лице Ленина..."
Яростные недруги лжесвидетельствуют? Но все эти люди - одного с ним лагеря и даже одних убеждений, только отшатнувшиеся. Их записки и появились только потому, что вчерашние соратники пытаются понять: как попали они под обаяние Ильича. Как прельстились безжалостными видениями...
А первым предостерегающую фразу о Ленине произнес его "крестный отец" в марксизме Георгий Плеханов. Когда ленинцы победили в жестоком споре в Лондоне относительно структуры и смысла партии, Плеханов оторопело сказал о только что выпеченном вожде большевизма: "Из того же теста, что и Робеспьер".
Счастье по-ленински - это власть
Никто при жизни Ленина не задал ему главного вопроса, ответ на который избавил бы исследователей от многих трудов.
Что ему нужно было для полного счастья?
Сам он громогласно заявил об этом в апреле 1917 года.
Вот группа отчаянных эмигрантов уже подъезжает к Финляндскому вокзалу, а Ленин все паникует - не прямо ли в Петропавловскую крепость ведет этот путь. Страшно волнуясь, он спрашивает ежеминутно попутчиков: "Не арестуют ли нас сразу же по приезде?"
В одиннадцать часов десять минут вечера он неуверенно ступит на питерский перрон. А уже полчаса спустя понесется на броневике через весь Петроград, ошарашивая встречных неслыханным: "Да здравствует мировая социалистическая революция!"
Броский лозунг политика? Или выстраданная мечта?
"Лозунг мировой революции, брошенный им тогда, буквально ошпарил делегатов Исполнительного комитета и другие соглашательские элементы", - выразится будущий нарком труда в первом Советском правительстве Александр Шляпников. А Плеханов назовет эту речь бредовой. Она показалась таковой и многим куда менее политически подкованным слушателям.
Никто не понял тогда, что говорил он о новой революции, которая даст беспримерную, неслыханную власть именно ему. Та, уже случившаяся революция, была ему чужой, при ней он бы всегда чувствовал себя бедным родственником, прихлебателем. Ленин говорил о революции, которая не закончится, пока не даст результата, нужного именно ему.
Да, идею бессрочной (перманентной) революции придумал не он. Но высказал с такой страстью именно Ленин. Вчитайтесь в эту умопомрачительную смесь фантазий, иллюзий, сладострастных амбиций и вожделений:
"Грабительская империалистская война есть начало войны гражданской во всей Европе... Недалек час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов... Заря всемирной социалистической революции уже занялась... В Германии все кипит... Не нынче завтра, каждый день может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершенная вами, положила ему начало и открыла новую эпоху. Но надо идти дальше и до конца. Да здравствует всемирная социалистическая революция!.."
И это то, чего не хватало Ленину для полного счастья. Такого счастья, о котором говорил Куприн: "Люди без воображения не могут не только представить себе, но и поверить на слово, что есть другой соблазн, сильнейший, чем все вещественные соблазны мира, - соблазн власти. Ради власти совершались самые ужасные преступления, и это о власти сказано, что она подобна морской воде: чем больше ее пить, тем больше хочется пить. Вот приманка, достойная Ленина".
"Ну, хорошо, - спрашивали Ленина, - а каким же станет в этом непрерывном переустройстве мира окончательное место России?" Об этом - его разговор с уже цитировавшимся Георгием Соломоном:
" - Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, - сказал я, - что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров "Утопия", только в колоссальном размере? Я ничего не понимаю...
- Никакого острова "Утопия" здесь нет, - резко ответил он тоном очень властным. - Дело идет о создании социалистического государства... Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней социалистическим строем... А... вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, - это только этап, через который мы проходим к мировой революции..."
Обладание Россией было ничтожной частью того, что ему грезилось. Его представление о счастье было гораздо обширнее...
Д. Кардовский. Заседание Совета народных комиссаров под председательством Ленина. 1917 год.
"Смотрели как на полубога..."
Можно предположить, что короткое время Ленин был счастлив. Вот портрет человека, достигшего вожделенной власти. Оставил его старый большевик А.Д. Нагловский, отлично изучивший Ленина, много работавший с ним. Именно Нагловскому в первом своем правительстве Ильич доверил должность торгпреда в Италии.
"У стены, смежной с кабинетом Ленина, стоял простой канцелярский стол, за которым сидел Ленин... На скамейках, стоявших перед столом Ленина, как ученики за партами, сидели народные комиссары и вызванные на заседание видные партийцы. Такие же скамейки стояли у стен... На них так же тихо и скромно сидели наркомы. Замнаркомы... В общем, это был класс с учителем довольно-таки нетерпимым и подчас свирепым, осаждавшим "учеников" невероятными по грубости окриками... Ни по одному серьезному вопросу никто никогда не осмеливался выступить "против Ильича"... Самодержавие Ленина было абсолютным...
Обычно во время общих прений Ленин вел себя в достаточной степени бесцеремонно. Прений никогда не слушал. Во время прений ходил. Уходил. Приходил. Подсаживался к кому-нибудь и, не стесняясь, громко разговаривал. И только к концу прений занимал свое обычное место и коротко говорил: "Стало быть, товарищи, я полагаю, что этот вопрос надо решить так!" Далее следовало часто совершенно не связанное с прениями "ленинское" решение вопроса. Оно всегда тут же без возражений принималось. "Свободы мнений" в Совнаркоме у Ленина было не больше, чем в совете министров у Муссолини и Гитлера".
О том же - английский дипломат и журналист Брюс Роберт Г. Локкарт, с 1918 года возглавлявший британскую специальную миссию при Советском правительстве:
"...Не было комиссара, который не смотрел бы на Ленина как на полубога, решения которого принимаются без возражений. Ссоры, нередко происходившие между комиссарами, никогда не касались Ленина. Я вспоминаю, как Чичерин описывал мне заседание Совета комиссаров. Троцкий выдвигает предложение. Другие комиссары горячо оспаривают его. Следует бесконечная дискуссия, во время которой Ленин делает заметки у себя на колене, сосредоточивая все внимание на какой-нибудь своей работе. Наконец кто-нибудь говорит: "Пусть решает Владимир Ильич". Ленин подымает глаза от работы, дает в одной фразе свое решение, и все успокаиваются".
И вот что любопытно. Только очень немногим такое поведение большевистского вождя казалось неестественным или отталкивающим. Высокопоставленный эсер Виктор Чернов, у которого не было ни малейшего повода испытывать симпатию к Ленину, писал об этих проявлениях его натуры едва ли не с восхищением:
"Ленина охотно считали честолюбцем и властолюбцем; но он был лишь естественно, органично властен, он не мог не навязать своей воли, потому что был сам "заряжен двойным зарядом" ее и потому что подчинять себе других для него было столь же естественно, как центральному светилу естественно притягивать в свою орбиту и заставлять вращаться вокруг себя меньшие по размеру планеты - и, как им, естественно светить не своим светом, а отраженным солнечным".
Сразу после смерти Ленина один из вдумчивых его неприятелей выразился так: "Я думаю, что в лице Ленина сошел в могилу самый крупный характер из выдвинутых русской революцией". Великая драма Ленина заключается в том, что он, достигши почти всего, не смог, не успел этим воспользоваться. Его жестокая неудача заключается в том, что он в единый момент выронил из рук все, что с великим упорством и тяжкими стараниями собирал долгие годы.
Пафос советских плакатов 1960-х (слева) и 1920-х годов мало чем отличался.
Постскриптум от Джека Лондона
За три дня до смерти, 18 января 1924 года, Ленин попросил Крупскую прочитать ему рассказ Джека Лондона "Любовь к жизни". Содержание рассказа известно всем. Через снежную пустыню, куда нога человеческая еще не ступала, ползет к берегам спасительной реки обессилевший, умирающий от голода человек. А по следам его ползет тоже почти убитый голодом волк. Между человеком и злобным зверем идет борьба не на жизнь, а на смерть. Человек побеждает, полумертвый, обезумевший, он доползает до цели.
Ленин все еще думал о победе...
Евгений Гусляров
Материал взят: Тут