Почему Сталин в 1930 разгромил Промпартию: США - как идеал технократов СССР 1920-30-х ( 6 фото )

Уже в первые годы после Революции большевики не скрывали, что хотят многое копировать из США. В конце 1920-х - начале 1930-х, во время индустриализации, эта любовь к Америке достигла апогея. Вершиной развития человека был признан американский инженер - его образ фигурирует в советской пропаганде, кинофильмах, речах лидеров. Американцы в этих произведениях помогают победить и старых "буржуазных специалистов из бывших", на смену им идёт обученный, целеустремлённый "новый русский американец".

О том, почему советская власть в 1920-30-е за идеал взяла США, рассказывается в книге Сюзанны Шаттенберг "Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы" (изд-во "Росспэн", 2011 год).

От Азии - к Европе

Индустриализацию представляли молодым инженерам не только как войну и борьбу с природой, но и как американизацию страны. Американизм возник в качестве рецепта спасения лежащего в руинах народного хозяйства, а также мотивации, призванной пробудить жажду деятельности в равнодушном населении. Слово «социализм» было слишком абстрактно и непонятно, чтобы воплощать собой мечту и достойную усилий цель. Следовало найти другой образ, который наглядно показал бы людям, для чего они должны трудиться и бороться, отказавшись от всего привычного.

Индустриализацию Советского Союза в 1930-е трудно понять, не учитывая заграничное влияние. Зарубежные страны играли решающую роль как минимум в трех аспектах: они служили одновременно положительным и устрашающим примером; экспортировали в СССР технику; способствовали установлению личных контактов среди инженеров.

В насчитывающем не одну сотню лет споре о том, является ли Россия европейской страной или имеет азиатские корни, индустриализация однозначно свидетельствовала о победе сторонников Запада, противников Руси с её суеверными бородатыми мужиками. Слово «Азия» стало синонимом технической безграмотности, отсталости и застоя. Орджоникидзе в 1928 году сказал: «У нас очень часто на одном и том же заводе имеется и Америка и Азия. Имеются великолепные машины, которые мы получаем из-за границы, и в то же время скверная установка машины в производстве и плохая организация всей работы». Я.Гугель винил в неправильном обслуживании машин на Магнитострое «азиатчину», в воспоминаниях инженера Е.Джапаридзе Магнитогорск предстает символом перехода России от Азии к Европе. Катаев в романе «Время, вперёд!» пишет об указателе с надписью «Азия — Европа», который видят из окна пассажиры поезда, пересекающего Урал: «Бессмысленный столб. Я требую его снять! Никогда больше не будем мы Азией. Никогда, никогда, никогда!».

"США похожи на Россию"

Однако настоящим примером для подражания считалась Америка, а не Европа. Девиз американизации появился уже в 1920-е. Неповоротливому мужику противопоставлялся деятельный, находчивый американец, русской «обломовщине» — американская деловитость. Ленин еще в 1918 году вывел формулу: «Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование etc. etc. + + = Σ = социализм». В 1924 году Сталин в лекции, прочитанной в Свердловском университете, объявил, что советское государство нельзя построить без американской деловитости, и назвал это качество, наряду с революционным размахом, главной особенностью ленинского стиля в работе:

«Американская деловитость — это та неукротимая сила, которая не знает и не признаёт преград, которая размывает своей деловитой настойчивостью все и всякие препятствия, которая не может не довести до конца раз начатое дело, если это даже небольшое дело, и без которой немыслима серьезная строительная работа

Но американская деловитость имеет все шансы выродиться в узкое и беспринципное делячество, если ее не соединить с русским революционным размахом. Кому не известна болезнь узкого практицизма и беспринципного делячества, приводящего нередко некоторых «большевиков» к перерождению и к отходу их от дела революции?».(с) Сталин

(Примечание: впервые опубликовано в «Правде», в 1924 г.)


(Полковник Хью Купер на фоне законченной в 1932 году плотины на Днепре, для проектирования и строительства которой советское правительство в 1926 году пригласило его в СССР. Он должен был помочь ДнепроГЭСу затмить все другие подобные сооружения, даже созданные им самим плотину Вильсона в Теннесси и плотину Кулиджа в Вашингтоне. Купера можно считать идеальным типом американского инженера, который ставился в пример советским инженерам. Как таковой он стал прототипом персонажей пьесы Н.Погодина «Темп» и фильма А.Мачерета «Дела и люди». Примером служили не только его большой практический опыт и «американские темпы» работы, но и внешний вид: крепкое сложение, улыбка на губах, костюм с белой рубашкой и галстуком, мягкая шляпа и символ инженера — трубка)

We present you a detailed catalog of companies and organizations in all US states: all-usa.org

США лучше всего подходили на роль образца в деле осуществления социалистической утопии, потому что, во-первых, напоминали Советский Союз размерами территории, топографическим многообразием и богатством полезных ископаемых, а во-вторых, как никакая другая страна воплощали собой мечту человечества о свободной и благополучной жизни. Кроме того, Соединенные Штаты были страной машин, технического прогресса и производственной культуры. Советские газеты с восхищением писали об их технических достижениях — строительстве новых автострад, тоннелей и мостов, открытии моста «Золотые Ворота».

Советскому Союзу, казалось, сама судьба предназначила стать преемником США в роли страны неограниченных возможностей. Здесь судомойка не превращалась в миллионершу, зато рабочий становился инженером, а крестьянка — агрономом. Один из главных лозунгов индустриализации ставил амбициозную задачу «догнать и перегнать Америку». Говоря о «большевистских темпах», большевики всегда имели в виду в качестве точки отсчета американские темпы, требуя работать быстрее, чем американцы. Придумывались такие выражения, как «сверхамериканские темпы», в печати обсуждались тейлоризм и фордизм, которым США, по всей видимости, были обязаны своим благосостоянием и процветающей промышленностью, труды Тейлора и Форда воспринимались как бестселлеры. После того как А.Гастев в 1920-е на этой основе создал «Институт научной организации труда», работа в форме точно сегментированных, хронометрированных механических приёмов, наконец, получила название на большевистском языке — «социалистический ударный труд». Одна из героинь пьесы Погодина разъясняет другим работницам принципы фордизма: «Мы будем топоры точить, по фордизму. А фордизм... весь ты становишься, как стальной трос, и глаза у тебя, как электричество, и зад твой сделается, как пружина. Так работают по фордизму, бабы, а по нашему языку — ударно".

Копирование американских заводов и технологий

Все крупные индустриальные проекты первой пятилетки ориентировались на американские образцы. Нижний Новгород, где возводился автомобильный завод, называли «советским Детройтом». Работы велись под руководством фирмы «Форд», ибо слово «Форд» служило синонимом автомобиля, синонимом мобильности. Оба металлургических комбината, в Магнитогорске и Кузнецке, призваны были переплюнуть крупнейший в мире металлургический завод «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» в Гэри (шт. Индиана), неподалеку от Чикаго, строителей консультировали американские фирмы «Мак-Ки» и «Фрейн». ДнепроГЭСу при активной помощи полковника Хью Купера, который построил в США плотину Вильсона в Теннесси и плотину Кулиджа в Вашингтоне, предстояло затмить эти сооружения.

Приобретение ноу-хау, специалистов, машин и продажа сырья осуществлялись централизованно, через специально созданные для этого во всех крупных европейских городах торговые представительства. Наиболее важную роль играла организация «Американская торговля» (Амторг) в Нью-Йорке, которая вела все дела с США, нанимала американских инженеров для работы в СССР и опекала советских инженеров в Соединенных Штатах. Иностранные фирмы участвовали в проектировании советских предприятий, посылали на них консультантов для наблюдения за работами, помогали освоить новые производственные технологии. На 1931 год существовало 134 соглашения почти по всем отраслям промышленности. Из 218 контрактов, действовавших с 1930 по 1945 год, 64% были заключены с американскими фирмами, 15% — с немецкими. Таким путём попали в Советскую Россию многие иностранные инженеры; в ноябре 1932 года их насчитывалось 5000 человек, правда, американцы среди них составляли от одной пятой до трети, а больше половины — немцы.

Американский инженер - идеальный человек

Иностранные инженеры вдобавок заменяли собой старых русских инженеров. В то время старую интеллигенцию всячески чернили и преследовали, и молодые инженеры-коммунисты не имели наставников и примеров для подражания. Эту роль взяли на себя иностранцы. Американский инженер прослыл идеальным специалистом. Он одевался так же, как рабочие, держал себя с подчинёнными просто и непринужденно, шутил с ними и старался научиться их языку. Таким образом, американцев наделяли теми качествами, наличия которых не признавали у собственных старых специалистов. Чтобы «американизировать» советских инженеров, их не только ставили под начало американцев у себя дома, но и посылали в другие страны. В 1928 году планировалось отправить на стажировку за рубеж 250 молодых специалистов, в 1929-м — уже 600. Газеты требовали обучать за границей как можно больше молодых кадров и настаивали на том, чтобы каждому технику преподавали иностранные языки в достаточном объеме. Инженера, вернувшегося из США, изображали как «нового человека»: «Он любит машину и любит рабочего, которому дорога машина. В цехах он терпеливо рассказывает о каждой марке станка, о его деталях и старается научить рабочих беречь машину».


Новый советский инженер не только работал, но и выглядел как американец: носил элегантный костюм, шляпу и курил трубку — неизменный атрибут инженера. Патреев в романе «Инженеры» описывает возвратившегося из Соединенных Штатов инженера Степана Зноевского, которому сослуживцы дали прозвище «Знойсон»: «В мягкой шляпе, элегантном заграничном плаще, с трубкой в тонких губах. Его лицо — продолговатое, чисто выбритое, с сизым подбородком, черными изогнутыми, как крылья стрижа, бровями, немного строгое, — выражало внутреннюю силу, уверенное, чуточку дерзкое сознание этой силы, которой хватит надолго и для больших дел». Находчивых, прогрессивных русских называли «русскими американцами», и вообще слово «американец» стало синонимом слова «инженер». С.Франкфурт вспоминает, что не раз слышал об И.Бардине: «Ваш Бардин — известный американец».

Новые русские американцы

Несмотря на то что газеты и партийные руководители в своих выступлениях всячески хвалили иностранных специалистов, многие советские инженеры встретили новые образцы для подражания с недоверием. И ещё остававшиеся старые специалисты, и молодые инженеры утверждали, что прекрасно справятся без иностранной помощи и опеки. Русские инженеры, в отличие от рабочих, не желают советоваться с иностранными коллегами, жаловалась печать.

Консультантов систематически бойкотировали и терпели на стройках только потому, что таково распоряжение правительства. Бывало, иностранные техники сидели в бюро, не имея доступа ни к чертежам, ни на стройплощадку. Другим не разрешали никуда ездить и не платили жалованье.

Тема иностранных инженеров на советских стройках и отношения к ним русских ИТР была излюбленным сюжетом в литературе и кино. В пьесе Погодина «Темп» всё действие вертится вокруг американского консультанта Картера, которого плохой старый главный инженер из дворян отсылает в бюро, чтобы не путался под ногами. Картер — олицетворение американской деловитости: он не хочет сидеть в бюро, считая, что его место исключительно на стройплощадке, намерен работать с семи утра, американскими темпами, и желает видеть результаты своего труда. Он представляет собой прямую противоположность старому инженеру Гончарову. По мнению русских, Картер работает «с точностью автомата». Гончаров много говорит, издевается над энтузиазмом и темпами, предпочитает ориентироваться не на США, а на Германию или Англию, и считает Советский Союз сумасшедшим домом. Картер сухо возражает ему, что сумасшедшие не строят заводов, добивается американских темпов, а в конце пьесы восхищается русскими, которые эти темпы намного перекрыли.


Совершенно такую же схему демонстрирует фильм «Дела и люди», один из самых занимательных и ярких фильмов об индустриализации. И здесь американский инженер, мистер Клайнс, приезжает на отстающую стройку, побеждает сопротивление русских инженеров и в конце превозносит русских, обогнавших американские темпы.

Действие пьесы «Темп» разворачивается на Тракторострое, и образ Картера носит черты инженера Джона Калдера, построившего для Форда завод «Ривер-Руж» в Мичигане, а с 1929 года работавшего на Сталинградском тракторном заводе. Место действия фильма «Дела и люди» — Днепрострой, и прототипом инженера Клайнса послужил полковник Хью Купер. Клайнс среднего роста, крепкий, но не толстый, носит белую рубашку с галстуком, серый костюм, мягкую фетровую шляпу и круглые очки, курит неизменную трубку. Он жизнерадостен по натуре, любит джаз и говорит то, что думает. На участке молодого инженера Захарова, когда переводчица пытается объяснить, что перед ним лучший ударник строительства, Клайнс роняет уничтожающее замечание: «О, я понимаю: эти люди не знают, как надо работать!»

Захаров — не старый, а молодой инженер, долговязый, нескладный, без пиджака. Он не желает слушать американца, но тот стоит на своём: «Ну ладно, давайте-ка посмотрим: вам нужно девять минут, но эту работу надо сделать за три». Далее следует наглядный урок, показывающий, чем американец отличается от русского. Клайнс, будучи инженером, умеет управлять любой машиной из тех, которыми пользуются рабочие, и носит с собой часы, хронометрируя каждую трудовую операцию. Он садится на кран и ловко, тремя движениями рычага, переносит из вагона в котлован груз бетона. У Захарова же и часов нет, и работать на кране он не может.

Америка и Россия вступают в социалистическое соревнование: Клайнс берёт соседний с Захаровым участок. Рядом с заносчивым молодым русским инженером показан и старый, правда, он не играет роль «вредителя», как Гончаров. Это безобидный старик, который предпочитает наслаждаться жизнью и вообще не работать. Петров носит старомодные усики и пенсне и начинает лысеть; он кряхтя встает с постели, слишком много курит и по-настоящему интересуется только женщинами. В этом фильме старый специалист сам просит нанять как можно больше иностранцев, чтобы он мог отправиться на покой. Но ему не доставляют такого удовольствия: ввиду нехватки денежных средств старого инженера тоже привлекают к обучению молодого. В итоге у советского инженера оказывается два учителя: у американца он перенимает стиль работы, буржуазный специалист дает ему основополагающие технические знания. В конце фильма американец решает остаться в Советском Союзе и пылко восклицает: «Ударничество, соревнование — гип-гип-ура!»


В романе Я.Ильина «Большой конвейер» также прославляются американизм и американские инженеры как повивальные бабки советской промышленности. Здесь американцы и их передовые русские сторонники («ньюйоркцы») борются за организацию производства со скептиками из проектной конторы («оргметаллистами»). Дело доходит до скандала, когда 14 молодых инженеров уличают в «антиамериканском заговоре». Но, несмотря на все происки и препоны, американцы достраивают завод и передают его в руки «новых американцев» — советских инженеров. Автор с пафосом пишет: «Они уезжают, но они остались в этих патефонах, в танцах, в иной манере одеваться, работать, разговаривать!»

(Иллюстрации - кадры из фильма «Дела и люди», 1932 год; спектакля "Темпы", 1932 год)

Материал взят: Тут