Migera
Графические романы в России: неполный обзор, часть первая ( 16 фото )
Тренд графической литературы – рисованные автобиографии и репортажи. Такие книги, если они сделаны искренне, неизменно становятся культом.
Одним из первых и самых влиятельных графических романов такого типа был «Маус» Арта Шпигельмана, основанный на рассказах его отца о преследовании евреев в Польше во время оккупации (кстати, не так давно антисемитсвующие поляки пытались эту книгу запретить). Следующие шаги были сделаны журналистом Джо Сакко с циклом саркастических репортажей с Балкан и из Палестины и художницей иранского происхождения Марджан Сатрапи – про её «Персеполис» я тоже писал. Наконец, канон был завершён шестисотстраничными «Одеялами» Крейга Томпсона, которые не так давно изданы и в России.
Да, это сложившийся канон. Интересны и те графические романы, которые остаются в рамках канона, и те, которые каноном пренебрегают, но учитывают его существование, так или иначе оппонируя эталонным образцам.
Но в России, как водится, изобретают велосипед, поскольку об интернациональных тенденциях имеют, скажем так, смутное представление. Иногда чиста русский в натуре велосипед оказывается довольно интересным по конструкции.
Первым российским графическим романом в жанре автобиографии была книжка Аскольда Акишина «Моя комикс-биография». Примерно 144 страницы – не так уж мало. Тираж полностью распродан, я свой экземпляр смог получить только у главреда издательства Бумкнига (дай бог ему здоровья) во время личного общения в Ангулеме. А так – «Комикс-биогорафии» нет нигде. Акишин стоял у истоков русского комикса (я пару раз видел его живьём в «Студии КОМ», где безуспешно пытался напечататься в начале 90-х) и его «Комикс-биография», по сути, развитие его личной манеры повествования. То есть, пунктуальное перечисление комиксов, которые Акишин рисовал с раннего детства. Ну, а в промежутках между комиксами автор даёт биографический фон своей жизни, чтоб создать контекст. Что-то вроде расширенного альбома с фотографиями. «Я в школе», «Я на демонстрации Первого Мая», «Моя служба в армии»... Пространство между архивными комиксами и биографическими мелочами заполнено текстом (текстовик Акишин очень хороший), так что в целом получается что-то вроде иллюстрированного каталога ранних работ, каллиграфически прокомментированного.
Графический роман Алёны Камышевской «Мой секс» тоже не особо длиннён, те же самые 140 страниц. Но плотность рассказа в два-три-четыре раза большая, чем у Акишина. Я уже писал про «Мой секс» и могу лишь повторить – это замечательная книга о взрослении. Очень жёсткая, беспощадная к себе и окружающим, хлещущая сарказмом, как кислотой. Что это значит, быть девочкой-девушкой-женщиной под взглядом мучжин в мачистской России? Быть используемой, подвергаться манипуляциям, постоянно быть «человеком второго сорта». Алёна, боюсь, больше ничего не создаст в области графической литературы, поскольку для работы над романом ей пришлось отнестись к себе и своей жизни с максимальной аналитической остранённостью... Жестокость анализа не означает отсутствия юмора в «Моём сексе», но юмор этот довольно-таки черный. В общем, «Мой секс» Алёны Камышевской был прорывом вполне на международном уровне и странно, что он привлёк так мало внимания за пределами России. Например, в Вене был поставлен успешный и яркий спектакль по этому графическому роману, но сам роман не издан.
Третий же автобиографический (графический) роман, опубликованный в России, это меланхоличная «Полуночная земля» Юлии Никитиной. Художница рассказывает о себе, о своей матери, о клаустрофобии, о полярных ночах над мертвыми посёлками в постсоветской тундре и о толпах обезумевших эгоистов, наполняющих города в средней полосе России. Попытки стать художницей, найти свою линию в искусстве переплетены с личными обстоятельствами. Здесь нет едкого интеллектуального эксгибиционизма Алёны Камышевской, нет скрытой ярости «Моего секса», но, при всех различиях, «Полуночная земля» раскрывает ту же тему – искусство жизни в полном духовном одиночестве. Эта книга более привычна для графической литературы. Она относится как раз к тем графическим романам, которые движутся по руслу, прорытому «Одеялами» Томпсона. Но следование майнстриму ничуть не умаляет достоинств «Полуночной земли». Я склонен полагать, что работа Юлии Никитиной относится к тем книгами, которые обязательно должны быть на полке тех, кто интересуются современной российской культурой.
И то же самое следует сказать о творчестве Ольги Лаврентьевой... Кстати, вы заметили, что в моём посте речь идёт почти исключительно о женщинах? Аскольд Акишин суть представитель поколения «первооткрывателей», уже сходящего со сцены, а вот современные тенденции российской графической литературы оформляются именно женщинами. Мужчины-художники предпочитают размахивать государственными флагами и картонными мечами, повергая в пыль воображаемых супостатов. Да. О чём это я? А, об обязательности знакомства с творчеством Ольги Лаврентьевой, конечно.
Ну, до февраля этого года её опус-магнум был графический роман «ШУВ», не лишённый достоинств и показывавший знакомство с работами Edmond Baudoin (а может, это параллельная эволюция). Там давались девяностые годы глазами детей, играющими в чеченских террористов и семибанкирщину, воспринимаемую через тогдашную поп-культуру. Замысел очень смелый, яркий, но успешный, скжем так, процентов на восемьдесят. Книга читается и просматривается с большим интересом и немалым удовольствием, хотя понятно, что из этой темы можно было извлечь больше эффектов. Тем не менее, старт был прекрасный, а сейчас Ольга завершила вещь намного более замечательную и несравненно более совершенную – биографический роман о её бабушке, прошедшую и 1937 год и блокаду и многое другое. Называется этот графический роман «Сурвило» и, полагаю, ему суждена долгая жизнь. Не удивлюсь, е «Сурвило» станет классикой завтрашнего дня.
Одним из первых и самых влиятельных графических романов такого типа был «Маус» Арта Шпигельмана, основанный на рассказах его отца о преследовании евреев в Польше во время оккупации (кстати, не так давно антисемитсвующие поляки пытались эту книгу запретить). Следующие шаги были сделаны журналистом Джо Сакко с циклом саркастических репортажей с Балкан и из Палестины и художницей иранского происхождения Марджан Сатрапи – про её «Персеполис» я тоже писал. Наконец, канон был завершён шестисотстраничными «Одеялами» Крейга Томпсона, которые не так давно изданы и в России.
Да, это сложившийся канон. Интересны и те графические романы, которые остаются в рамках канона, и те, которые каноном пренебрегают, но учитывают его существование, так или иначе оппонируя эталонным образцам.
Но в России, как водится, изобретают велосипед, поскольку об интернациональных тенденциях имеют, скажем так, смутное представление. Иногда чиста русский в натуре велосипед оказывается довольно интересным по конструкции.
Первым российским графическим романом в жанре автобиографии была книжка Аскольда Акишина «Моя комикс-биография». Примерно 144 страницы – не так уж мало. Тираж полностью распродан, я свой экземпляр смог получить только у главреда издательства Бумкнига (дай бог ему здоровья) во время личного общения в Ангулеме. А так – «Комикс-биогорафии» нет нигде. Акишин стоял у истоков русского комикса (я пару раз видел его живьём в «Студии КОМ», где безуспешно пытался напечататься в начале 90-х) и его «Комикс-биография», по сути, развитие его личной манеры повествования. То есть, пунктуальное перечисление комиксов, которые Акишин рисовал с раннего детства. Ну, а в промежутках между комиксами автор даёт биографический фон своей жизни, чтоб создать контекст. Что-то вроде расширенного альбома с фотографиями. «Я в школе», «Я на демонстрации Первого Мая», «Моя служба в армии»... Пространство между архивными комиксами и биографическими мелочами заполнено текстом (текстовик Акишин очень хороший), так что в целом получается что-то вроде иллюстрированного каталога ранних работ, каллиграфически прокомментированного.
Графический роман Алёны Камышевской «Мой секс» тоже не особо длиннён, те же самые 140 страниц. Но плотность рассказа в два-три-четыре раза большая, чем у Акишина. Я уже писал про «Мой секс» и могу лишь повторить – это замечательная книга о взрослении. Очень жёсткая, беспощадная к себе и окружающим, хлещущая сарказмом, как кислотой. Что это значит, быть девочкой-девушкой-женщиной под взглядом мучжин в мачистской России? Быть используемой, подвергаться манипуляциям, постоянно быть «человеком второго сорта». Алёна, боюсь, больше ничего не создаст в области графической литературы, поскольку для работы над романом ей пришлось отнестись к себе и своей жизни с максимальной аналитической остранённостью... Жестокость анализа не означает отсутствия юмора в «Моём сексе», но юмор этот довольно-таки черный. В общем, «Мой секс» Алёны Камышевской был прорывом вполне на международном уровне и странно, что он привлёк так мало внимания за пределами России. Например, в Вене был поставлен успешный и яркий спектакль по этому графическому роману, но сам роман не издан.
Третий же автобиографический (графический) роман, опубликованный в России, это меланхоличная «Полуночная земля» Юлии Никитиной. Художница рассказывает о себе, о своей матери, о клаустрофобии, о полярных ночах над мертвыми посёлками в постсоветской тундре и о толпах обезумевших эгоистов, наполняющих города в средней полосе России. Попытки стать художницей, найти свою линию в искусстве переплетены с личными обстоятельствами. Здесь нет едкого интеллектуального эксгибиционизма Алёны Камышевской, нет скрытой ярости «Моего секса», но, при всех различиях, «Полуночная земля» раскрывает ту же тему – искусство жизни в полном духовном одиночестве. Эта книга более привычна для графической литературы. Она относится как раз к тем графическим романам, которые движутся по руслу, прорытому «Одеялами» Томпсона. Но следование майнстриму ничуть не умаляет достоинств «Полуночной земли». Я склонен полагать, что работа Юлии Никитиной относится к тем книгами, которые обязательно должны быть на полке тех, кто интересуются современной российской культурой.
И то же самое следует сказать о творчестве Ольги Лаврентьевой... Кстати, вы заметили, что в моём посте речь идёт почти исключительно о женщинах? Аскольд Акишин суть представитель поколения «первооткрывателей», уже сходящего со сцены, а вот современные тенденции российской графической литературы оформляются именно женщинами. Мужчины-художники предпочитают размахивать государственными флагами и картонными мечами, повергая в пыль воображаемых супостатов. Да. О чём это я? А, об обязательности знакомства с творчеством Ольги Лаврентьевой, конечно.
Ну, до февраля этого года её опус-магнум был графический роман «ШУВ», не лишённый достоинств и показывавший знакомство с работами Edmond Baudoin (а может, это параллельная эволюция). Там давались девяностые годы глазами детей, играющими в чеченских террористов и семибанкирщину, воспринимаемую через тогдашную поп-культуру. Замысел очень смелый, яркий, но успешный, скжем так, процентов на восемьдесят. Книга читается и просматривается с большим интересом и немалым удовольствием, хотя понятно, что из этой темы можно было извлечь больше эффектов. Тем не менее, старт был прекрасный, а сейчас Ольга завершила вещь намного более замечательную и несравненно более совершенную – биографический роман о её бабушке, прошедшую и 1937 год и блокаду и многое другое. Называется этот графический роман «Сурвило» и, полагаю, ему суждена долгая жизнь. Не удивлюсь, е «Сурвило» станет классикой завтрашнего дня.
Взято: Тут
0