sanderkelevra
Кем был господин Милюков? ( 11 фото )
В первые месяцы революции 1917 года огромную роль в ней играли тогдашние либералы — кадеты. Лидер партии, Павел Милюков стал первым министром иностранных дел во Временном правительстве, а иногда его мнение было и вовсе решающим. Но всего за несколько месяцев инициативу перехватили левые — эсеры, а затем и большевики. Милюкову пришлось уехать из России, в 1943 году он скончался в оккупированной немцами Франции.
В первые дни после Февральской революции в обществе и среди политиков, считавших себя «победителями», царила некоторая растерянность. «Мы были победителями, - писал Милюков. – Но кто «мы»? Масса не разбиралась. Государственная Дума была символом победы и сделалась объектом общего паломничества. Дума как помещение – или Дума как учреждение? Родзянко хотел понимать это, конечно, в последнем смысле и уже чувствовал себя главой и вождем совершившегося».
Соратники по партии не всегда понимали логику его действий. В частности, Милюков пытался добиться сохранения в России монархии до момента созыва Учредительного собрания в целях обеспечения легитимности и преемственности власти. А ведь крах самодержавной власти вызвал в среде либералов массовое ликование, и вопрос легитимности решался очень просто – по закону революционной целесообразности.
Вопрос о монархии не случайно представлялся Милюкову столь принципиальным… Павел Николаевич не видел никаких источников легитимности власти Временного правительства после отречения великого князя Михаила. Государственную Думу таковым источником, по мнению Милюкова, признать было нельзя… Признавать же источником власти «революцию» Милюков не хотел, так как это означало для него «власть улицы», «власть толпы»…
И все же, не считая Временное правительство полностью легитимным, Милюков участвовал в его формировании и принял портфель министра иностранных дел. Состав Временного правительства (а изначально – правительства «народного доверия») гипотетически обсуждался либеральными кругами задолго до падения самодержавия, и в качестве руководителя внешнеполитического ведомства неизменно фигурировал Милюков. И он сам полагал, что получил это назначение по праву и лучше, чем кто бы то ни было, сумеет справиться с возложенными задачами.
«… я получил во Временном правительстве первого состава пост министра иностранных дел, давно намеченный для меня общественным мнением и мнением моих товарищей. Мое положение казалось очень прочным, да оно таковым и было – вначале. Про меня говорили, что я был единственным министром, которому не пришлось учиться на лету и который сел на свое кресло в министерском кабинете на Дворцовой площади как полный хозяин своего дела. Я, кажется, был также единственным, который не уволил никого из служащих. Я ценил заведенную машину с точки зрения техники и традиции. Я знал, что в составе служащих есть люди, не разделяющие моих взглядов на очередные вопросы внешней политики, но не боялся их влияния на меня и полагался на их служебную добросовестность. Я собрал всех служащих при вступлении в министерство и указал им на единство нашей цели и на необходимость считаться с духом нового режима».
В первые дни Февральской революции личный авторитет Милюкова был очень высок. Однако он стал в буквальном смысле слова «калифом на час».
Павел Милюков с лидером анархистов князем Петром Кропоткиным
Уже 2 марта в своей речи новый министр иностранных дел публично объявил, что считает необходимым сохранение в стране монархии (конечно, в обновленной, конституционной форме). Эти слова положили конец его популярности – либеральная общественность таких установок принять в то время не могла. В результате вскоре Милюков оказался полностью обескуражен тем фактом, что центральной фигурой во Временном правительстве стал А.Ф. Керенский.
Однако, к 3 марта Временное правительство было у кормила власти не одиноко. Революционная улица уже имела свой стихийно созданный «полномочный» орган – Совет депутатов. И Милюков фактически признал право Совета на участие в решении важнейших политических вопросов и таким образом явился одним из творцов «двоевластия». Со стороны Павла Николаевича это был, по его собственному признанию, вынужденный шаг, он надеялся, что Временное правительство сумеет выйти из сложной ситуации с минимальными потерями…
На VII съезде кадетской партии Милюков указывал, что своим успехом революция обязана не только Думе и ее Прогрессивному блоку, но и социалистам из Совета, и выражал надежду на то, что это сотрудничество продолжится…
Однако заявление о сотрудничестве не помешало Милюкову в этот период начать борьбу с Советом по вопросу о внешней политике. Милюков в принципе не считал для себя возможным делить свое суверенное «министерское право» с советскими лидерами, что и привело к первому правительственному кризису…
Принцип «суверенности» правительства Милюков обосновывал тем, что Временное правительство является «наследником» власти царя и «хранителем» власти Учредительного Собрания – двух правовых «суверенов». А «воля народа» должна проявляться только в «правильных формах», то есть через законно избранные представительные органы – Учредительное Собрание, органы местного самоуправления…
Вторым принципиальным вопрос тех дней был вопрос об отношении к войне. Взятый Милюковым курс на продолжение войны до победного конца сделал его имя одиозным в народном восприятии. А среди политиков многие как раз разделяли взгляды Милюкова. Барон Б. Нольде вспоминал уже в эмиграции:
«Сознание связи между войной и революцией, необходимости выбрать между «борьбой до победного конца» и организацией нормальной государственной жизни в новых формах, было в те месяцы далеко не всеобщим. Напротив того, оно казалось тогда скорее греховной и запретной политической ересью. Царствовала концепция Милюкова: революция была сделана, чтобы успешно завершить войну − один из наивнейших самообманов этой богатой всякими фикциями эпохи».
Оппозиционерам в составе ЦК кадетской партии не удалось добиться пересмотра отношения к войне, диктуемого Милюковым. Бывшие соратники, мнение которых принципиально расходилось с позицией лидера, считали, что Павел Николаевич воспроизводил стиль «старого режима», - авторитарность и нетерпимость по отношению к другим политическим взглядам.
«Когда Набоков, Аджемов, Винавер и я в первый раз попытались доказывать в недрах кадетского центрального комитета на Французской набережной, 8, что надо свернуть с путей нашего классического империализма, мы столкнулись с самым упорным сопротивлением. Милюков со свойственной ему холодной отчетливостью доказывал, что цели войны должны быть достигнуты, что нельзя говорить о мире, пока не будет создана Югославия и т.д.», - говорил Нольде.
А.Ф. Керенский, выдвинувшийся в то время на лидирующую роль среди политической элиты, тоже не одобрял отношение Милюкова к войне, считая, что тот при формировании внешнеполитической линии правительства был не в силах отказаться от книжных догм и исторических экскурсов в ущерб реальному положению дел.
Шарж на Милюкова
«Вследствие своей прирожденной склонности ко всему относиться с исторической точки зрения, Милюков и исторические события склонен был рассматривать в плане перспективы, глядя на них с точки зрения книжных знаний и исторических документов, - говорил Керенский. - Такое отсутствие реальной политической интуиции при более стабильных условиях не имело бы большого значения, но в тот критический момент истории нации, который мы переживали в те дни, оно могло иметь почти катастрофические последствия… Вскоре между Милюковым и остальными членами Временного правительства обнаружились резкие противоречия во взглядах на цели войны».
Это привело к стремительной потере политического авторитета как кадетской партией в целом, так и лично П.Н. Милюковым, а также и кабинетом министров, в состав которого он входил..
Публичные выступления Милюкова с изложением его личных взглядов были восприняты во всех революционных кругах как свидетельство вероломства Временного правительства», - писал Кренский.
Чувство взаимного непонимания и недовольства между Керенским и Милюковым продолжало расти. Милюков горько жалел, что сам пригласил Керенского войти в состав Временного правительства:
«Мы, члены Думы, знали Керенского давно и были знакомы с приемами его самовозвеличения, - в свою очередь писал Милюков в «Воспоминаниях». - Он умел себя навязать вовремя. Мы не знали только, что из привычки это стало системой, и мне пришлось самому создать для него новый плацдарм, пригласив его занять пост министра юстиции».
В ходе так называемого Апрельского кризиса, когда колонны демонстрантов, проходя по Петрограду, скандировали «Долой Милюкова!», Павел Николаевич был вынужден принять отставку.
А.Ф. Керенский рассказывал об этом так: «24 апреля [1917 г.] я выступил с угрозой выйти из состава кабинета, если Милюков не будет переведен на пост министра просвещения…Кризис в кабинете достиг апогея 25 апреля, когда Милюков отказался принять портфель министра просвещения и вышел в отставку».
Александр Керенский
Милюков же со свой стороны утверждал, что соратники горячо уговаривали его не покидать состав кабинета министров, но недопустимые разногласия с Керенским сделали это невозможным.
«… по поручению ЦК партии, Винавер и Набоков приехали ко мне с настоянием – принять портфель министра народного просвещения и пойти на компромисс с кабинетом, - тем более что предполагается организовать в нем особые совещания по вопросам обороны и внешней политики, куда я могу войти и продолжить оказывать свое влияние. Спор был долгий; я наконец оборвал его, заявив, что мое поведение диктует мне мой внутренний голос и я не могу поступить иначе. Свое «влияние», если какое-нибудь оставалось, я мог проявлять и извне, в качестве члена партии; оставаясь в составе правительства, я знал, что меня ожидает – особенно при начавшемся возвышении Керенского».
Милюков продолжал участвовать в политической жизни новой России в качестве председателя ЦК Конституционно-демократической партии, члена постоянного бюро Государственного совещания и Предпарламента.
К августу 1917 г. для Милюкова было очевидным то обстоятельство, что Временное правительство бессильно спасти Россию от страшных революционных потрясений, поэтому в противовес анархии он призывал установить военную диктатуру и открыто поддержал мятеж генерала Л.Г. Корнилова. Благодаря его влиянию руководство Конституционно-демократической партии сделало ставку на установление в стране военной диктатуры и встало на сторону Корнилова… После подавления мятежа само название «кадет» сделалось в народе бранным словом.
Когда в Петрограде началось Октябрьское вооруженное восстание, Павел Николаевич покинул столицу, чтобы организовать в Москве отпор большевистской партии. Успех большевистского переворота, считал Милюков, будет кратковременным. В России достаточно сил, чтобы оказать сопротивление амбициозной большевистской партии, стремящейся захватить власть.
Но эти прогнозы не оправдались. В этот период Милюковым вообще был сделан ряд серьезных политических просчетов (как он и сам оценивал свои действия впоследствии) из-за привычки руководствоваться логическими схемами, абстрагируясь от непредсказуемой и переменчивой жизни. В дни великих исторических потрясений схемы и расчеты зачастую бывают бессильны объяснить происходящее.
Константин Юон. Штурм Кремля в 1917 году
Большевистский переворот П.Н. Милюков так и не принял, он выступал за вооруженную борьбу против новой власти. Но, оставаясь заметной фигурой на политической арене, Милюков был избран в Учредительное собрание от города Петрограда, разогнанное большевиками.
В ноябре 1917 г. Милюков принимал участие в совещании представителей Антанты, позже присоединился к добровольческой организации генерала М.В. Алексеева, а с января 1918 г. входил в состав «Донского гражданского совета», созданного при Добровольческой армии генерала Л.Г. Корнилова. Павел Николаевич стал автором документа, формирующего цели и принципы Белого движения. 27 декабря 1917 г. в «Донской речи» была опубликована написанная им Декларация Добровольческой армии.
Агитационный плакат
Декрет Совнаркома от 28 ноября 1917 г. объявил кадетскую партию «организацией контрреволюционного мятежа, партией «врагов народа». Милюков бежал в Киев и, считая борьбу с большевизмом важнейшей из задач момента, решился на экстраординарный шаг – вступил в контакт с командованием германских войск, вынашивая планы подавления советской власти при помощи немецких штыков. Именно в Германии Милюков видел реальную силу, способную противостоять большевикам.
В мае 1918 года он приступил к переговорам с германским командованием о необходимости финансирования антибольшевистского движения. Переговоры не были поддержаны большинством кадетов; поступок Милюкова подвергся резкой критике внутри партии. Кадетский ЦК в Москве вынес политике Милюкова категорическое осуждение. Павел Николаевич сложил с себя обязанности председателя Центрального комитета Конституционно-демократической партии.
Ориентация Милюкова на германскую помощь вызвала также сильнейшее возмущение в ставке Добровольческой армии, как акт предательства и перехода на сторону врага, и навсегда подорвала его авторитет среди белого офицерства.
Позже и сам Милюков признал ошибкой свое решение вступить в переговоры с воюющей стороной.
Плакат Белой гвардии
В ноябре 1918 г. П.Н. Милюков выехал в Западную Европу, пытаясь дипломатическими средствами добиться от союзников поддержки антибольшевистских сил. Некоторое время он жил в Англии, где выступал в печати от имени Белого движения, а в 1920 году опубликовал книгу «Большевизм: международная опасность». Лишь после эвакуации войск генерала Врангеля из Крыма в ноябре 1920 г. он признал, что «Россия не может быть освобождена вопреки воле народа». В это же время Милюков узнал о трагической смерти от дизентерии своей дочери Натальи.
В 1920 году П.Н. Милюков переехал в Париж, где возглавил Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте. В это же время П.Н. Милюков возобновил свою деятельность на научном поприще. Вышедшая в Киеве в 1919 году и переизданная в Софии в 1921 году книга «История второй русской революции» представляет собой работу, содержащую глубокий и многосторонний исторический анализ причин революционных событий 1917 года.
В мае 1920 года. на заседании Парижского комитета кадетов Милюков озвучил «новую тактику» в отношении Советской России, отвергающую как продолжение вооруженной борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Предполагалось признать республиканский и федеративный порядок в России, уничтожение помещичьего землевладения, развитие местного самоуправления. Милюков предполагал, что эта платформа получит поддержку демократических сил внутри России и вдохновит их на борьбу против большевистской власти. Увы, из далекой эмиграции он не мог оценить реальный размах репрессий в советской России и не понимал, что любые антибольшевистские выступления стали практически невозможны, разве только как акт отчаяния, неминуемо ведущий к гибели восставших.
К тому же, среди соотечественников, выброшенных революционной бурей на чужбину, мало кто разделял подобные взгляды.
Перемены в мировоззрении поставили Милюкова в оппозицию к большей части русской эмиграции, в частности к его партийным товарищам кадетам. В июне 1921 года он вышел из партии и вместе с М.М. Винавером образовал Парижскую демократическую группу Партии народной свободы, преобразованную в 1924 году в «Республиканско-демократическое объединение».
Максим Моисеевич Винавер
Но, отдалившись от либеральных политиков, Милюков сблизился с левыми экстремистами, в частности с эсерами, всегда исповедовавшими террор как главное средство борьбы. Совместно с эсерами Милюков участвовал в проведении совещания бывших членов Учредительного собрания, а также вошел в состав Исполнительной комиссии совещания. Заигрывания Милюкова с эсерами вызывали раздражение многих видных кадетов.
«Конечно, Павла надо убрать, - писала Ариадна Тыркова-Вильямс сыну в мае 1921 года. – Он совсем стал нежитью. Вчера с таким старческим глупым упоением излагал нам свой скучный роман с эсерами. Так тщательно передавал подробности составления резолюций, которые они с Винавером подсовывали эсерам, как те жмутся, так как ихний ЦК ругается за противозаконную связь с буржуями, как он, Милюков, бережет их самолюбие и т.д. и т.д. Долгоруков спросил: «Вы бережете их партию, а я что-то ничего не вижу о бережении к.-д. партии». Скучно было слушать, но большинства у них нет, и мы это прекратим».
Монархистами, которые обвиняли П.Н. Милюкова в развязывании революции в России и не могли простить его личного участия в событиях, принявших трагический оборот, было предпринято несколько попыток покушения на него с целью мести за все былое.
28 марта 1922 года в здании Берлинской филармонии в Милюкова стреляли, но многолетний соратник В.Д. Набоков закрыл собою бывшего лидера партии, по его мнению – «одного из самых замечательных русских людей», и был убит.
Владимир Дмитриевич Набоков (фото 1914 года)
Многие представители эмигрантских кругов не могли простить Милюкову, что его жизнь была оплачена гибелью такого человека как Набоков, хотя Павел Николаевич сыграл в этой трагедии лишь самую пассивную роль.
В эмиграции Милюков много писал и издавался. Увидели свет его книги: «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», «Воспоминания» (оставшиеся незавершенными).
Под влиянием антифашистских настроений, когда назревала Вторая мировая война и эмигрантским кругам приходилось делать выбор, на стороне какой из противоборствующих сторон выступать, Милюков пересмотрел взгляды на политику И.В. Сталина. В 30-е годы он положительно оценивал имперский характер внешней политики СССР. Во время Второй мировой войны Милюков был полностью на стороне СССР, рассматривая Германию как жестокого агрессора.
В 1935 г. умерла А.С. Милюкова, в том же году Павел Николаевич снова вступил в брак, наконец связав свою жизнь с давней подругой Ниной Васильевной Лавровой.
П.Н. Милюков скончался 31 марта 1943 года, в возрасте 84 лет и был похоронен единственным оставшимся к тому времени в живых из детей – Николаем Павловичем Милюковым – в семейном склепе в Париже, на кладбище Батильон.
В первые дни после Февральской революции в обществе и среди политиков, считавших себя «победителями», царила некоторая растерянность. «Мы были победителями, - писал Милюков. – Но кто «мы»? Масса не разбиралась. Государственная Дума была символом победы и сделалась объектом общего паломничества. Дума как помещение – или Дума как учреждение? Родзянко хотел понимать это, конечно, в последнем смысле и уже чувствовал себя главой и вождем совершившегося».
Соратники по партии не всегда понимали логику его действий. В частности, Милюков пытался добиться сохранения в России монархии до момента созыва Учредительного собрания в целях обеспечения легитимности и преемственности власти. А ведь крах самодержавной власти вызвал в среде либералов массовое ликование, и вопрос легитимности решался очень просто – по закону революционной целесообразности.
Вопрос о монархии не случайно представлялся Милюкову столь принципиальным… Павел Николаевич не видел никаких источников легитимности власти Временного правительства после отречения великого князя Михаила. Государственную Думу таковым источником, по мнению Милюкова, признать было нельзя… Признавать же источником власти «революцию» Милюков не хотел, так как это означало для него «власть улицы», «власть толпы»…
И все же, не считая Временное правительство полностью легитимным, Милюков участвовал в его формировании и принял портфель министра иностранных дел. Состав Временного правительства (а изначально – правительства «народного доверия») гипотетически обсуждался либеральными кругами задолго до падения самодержавия, и в качестве руководителя внешнеполитического ведомства неизменно фигурировал Милюков. И он сам полагал, что получил это назначение по праву и лучше, чем кто бы то ни было, сумеет справиться с возложенными задачами.
«… я получил во Временном правительстве первого состава пост министра иностранных дел, давно намеченный для меня общественным мнением и мнением моих товарищей. Мое положение казалось очень прочным, да оно таковым и было – вначале. Про меня говорили, что я был единственным министром, которому не пришлось учиться на лету и который сел на свое кресло в министерском кабинете на Дворцовой площади как полный хозяин своего дела. Я, кажется, был также единственным, который не уволил никого из служащих. Я ценил заведенную машину с точки зрения техники и традиции. Я знал, что в составе служащих есть люди, не разделяющие моих взглядов на очередные вопросы внешней политики, но не боялся их влияния на меня и полагался на их служебную добросовестность. Я собрал всех служащих при вступлении в министерство и указал им на единство нашей цели и на необходимость считаться с духом нового режима».
В первые дни Февральской революции личный авторитет Милюкова был очень высок. Однако он стал в буквальном смысле слова «калифом на час».
Павел Милюков с лидером анархистов князем Петром Кропоткиным
Уже 2 марта в своей речи новый министр иностранных дел публично объявил, что считает необходимым сохранение в стране монархии (конечно, в обновленной, конституционной форме). Эти слова положили конец его популярности – либеральная общественность таких установок принять в то время не могла. В результате вскоре Милюков оказался полностью обескуражен тем фактом, что центральной фигурой во Временном правительстве стал А.Ф. Керенский.
Однако, к 3 марта Временное правительство было у кормила власти не одиноко. Революционная улица уже имела свой стихийно созданный «полномочный» орган – Совет депутатов. И Милюков фактически признал право Совета на участие в решении важнейших политических вопросов и таким образом явился одним из творцов «двоевластия». Со стороны Павла Николаевича это был, по его собственному признанию, вынужденный шаг, он надеялся, что Временное правительство сумеет выйти из сложной ситуации с минимальными потерями…
На VII съезде кадетской партии Милюков указывал, что своим успехом революция обязана не только Думе и ее Прогрессивному блоку, но и социалистам из Совета, и выражал надежду на то, что это сотрудничество продолжится…
Однако заявление о сотрудничестве не помешало Милюкову в этот период начать борьбу с Советом по вопросу о внешней политике. Милюков в принципе не считал для себя возможным делить свое суверенное «министерское право» с советскими лидерами, что и привело к первому правительственному кризису…
Принцип «суверенности» правительства Милюков обосновывал тем, что Временное правительство является «наследником» власти царя и «хранителем» власти Учредительного Собрания – двух правовых «суверенов». А «воля народа» должна проявляться только в «правильных формах», то есть через законно избранные представительные органы – Учредительное Собрание, органы местного самоуправления…
Вторым принципиальным вопрос тех дней был вопрос об отношении к войне. Взятый Милюковым курс на продолжение войны до победного конца сделал его имя одиозным в народном восприятии. А среди политиков многие как раз разделяли взгляды Милюкова. Барон Б. Нольде вспоминал уже в эмиграции:
«Сознание связи между войной и революцией, необходимости выбрать между «борьбой до победного конца» и организацией нормальной государственной жизни в новых формах, было в те месяцы далеко не всеобщим. Напротив того, оно казалось тогда скорее греховной и запретной политической ересью. Царствовала концепция Милюкова: революция была сделана, чтобы успешно завершить войну − один из наивнейших самообманов этой богатой всякими фикциями эпохи».
Оппозиционерам в составе ЦК кадетской партии не удалось добиться пересмотра отношения к войне, диктуемого Милюковым. Бывшие соратники, мнение которых принципиально расходилось с позицией лидера, считали, что Павел Николаевич воспроизводил стиль «старого режима», - авторитарность и нетерпимость по отношению к другим политическим взглядам.
«Когда Набоков, Аджемов, Винавер и я в первый раз попытались доказывать в недрах кадетского центрального комитета на Французской набережной, 8, что надо свернуть с путей нашего классического империализма, мы столкнулись с самым упорным сопротивлением. Милюков со свойственной ему холодной отчетливостью доказывал, что цели войны должны быть достигнуты, что нельзя говорить о мире, пока не будет создана Югославия и т.д.», - говорил Нольде.
А.Ф. Керенский, выдвинувшийся в то время на лидирующую роль среди политической элиты, тоже не одобрял отношение Милюкова к войне, считая, что тот при формировании внешнеполитической линии правительства был не в силах отказаться от книжных догм и исторических экскурсов в ущерб реальному положению дел.
Шарж на Милюкова
«Вследствие своей прирожденной склонности ко всему относиться с исторической точки зрения, Милюков и исторические события склонен был рассматривать в плане перспективы, глядя на них с точки зрения книжных знаний и исторических документов, - говорил Керенский. - Такое отсутствие реальной политической интуиции при более стабильных условиях не имело бы большого значения, но в тот критический момент истории нации, который мы переживали в те дни, оно могло иметь почти катастрофические последствия… Вскоре между Милюковым и остальными членами Временного правительства обнаружились резкие противоречия во взглядах на цели войны».
Это привело к стремительной потере политического авторитета как кадетской партией в целом, так и лично П.Н. Милюковым, а также и кабинетом министров, в состав которого он входил..
Публичные выступления Милюкова с изложением его личных взглядов были восприняты во всех революционных кругах как свидетельство вероломства Временного правительства», - писал Кренский.
Чувство взаимного непонимания и недовольства между Керенским и Милюковым продолжало расти. Милюков горько жалел, что сам пригласил Керенского войти в состав Временного правительства:
«Мы, члены Думы, знали Керенского давно и были знакомы с приемами его самовозвеличения, - в свою очередь писал Милюков в «Воспоминаниях». - Он умел себя навязать вовремя. Мы не знали только, что из привычки это стало системой, и мне пришлось самому создать для него новый плацдарм, пригласив его занять пост министра юстиции».
В ходе так называемого Апрельского кризиса, когда колонны демонстрантов, проходя по Петрограду, скандировали «Долой Милюкова!», Павел Николаевич был вынужден принять отставку.
А.Ф. Керенский рассказывал об этом так: «24 апреля [1917 г.] я выступил с угрозой выйти из состава кабинета, если Милюков не будет переведен на пост министра просвещения…Кризис в кабинете достиг апогея 25 апреля, когда Милюков отказался принять портфель министра просвещения и вышел в отставку».
Александр Керенский
Милюков же со свой стороны утверждал, что соратники горячо уговаривали его не покидать состав кабинета министров, но недопустимые разногласия с Керенским сделали это невозможным.
«… по поручению ЦК партии, Винавер и Набоков приехали ко мне с настоянием – принять портфель министра народного просвещения и пойти на компромисс с кабинетом, - тем более что предполагается организовать в нем особые совещания по вопросам обороны и внешней политики, куда я могу войти и продолжить оказывать свое влияние. Спор был долгий; я наконец оборвал его, заявив, что мое поведение диктует мне мой внутренний голос и я не могу поступить иначе. Свое «влияние», если какое-нибудь оставалось, я мог проявлять и извне, в качестве члена партии; оставаясь в составе правительства, я знал, что меня ожидает – особенно при начавшемся возвышении Керенского».
Милюков продолжал участвовать в политической жизни новой России в качестве председателя ЦК Конституционно-демократической партии, члена постоянного бюро Государственного совещания и Предпарламента.
К августу 1917 г. для Милюкова было очевидным то обстоятельство, что Временное правительство бессильно спасти Россию от страшных революционных потрясений, поэтому в противовес анархии он призывал установить военную диктатуру и открыто поддержал мятеж генерала Л.Г. Корнилова. Благодаря его влиянию руководство Конституционно-демократической партии сделало ставку на установление в стране военной диктатуры и встало на сторону Корнилова… После подавления мятежа само название «кадет» сделалось в народе бранным словом.
Когда в Петрограде началось Октябрьское вооруженное восстание, Павел Николаевич покинул столицу, чтобы организовать в Москве отпор большевистской партии. Успех большевистского переворота, считал Милюков, будет кратковременным. В России достаточно сил, чтобы оказать сопротивление амбициозной большевистской партии, стремящейся захватить власть.
Но эти прогнозы не оправдались. В этот период Милюковым вообще был сделан ряд серьезных политических просчетов (как он и сам оценивал свои действия впоследствии) из-за привычки руководствоваться логическими схемами, абстрагируясь от непредсказуемой и переменчивой жизни. В дни великих исторических потрясений схемы и расчеты зачастую бывают бессильны объяснить происходящее.
Константин Юон. Штурм Кремля в 1917 году
Большевистский переворот П.Н. Милюков так и не принял, он выступал за вооруженную борьбу против новой власти. Но, оставаясь заметной фигурой на политической арене, Милюков был избран в Учредительное собрание от города Петрограда, разогнанное большевиками.
В ноябре 1917 г. Милюков принимал участие в совещании представителей Антанты, позже присоединился к добровольческой организации генерала М.В. Алексеева, а с января 1918 г. входил в состав «Донского гражданского совета», созданного при Добровольческой армии генерала Л.Г. Корнилова. Павел Николаевич стал автором документа, формирующего цели и принципы Белого движения. 27 декабря 1917 г. в «Донской речи» была опубликована написанная им Декларация Добровольческой армии.
Агитационный плакат
Декрет Совнаркома от 28 ноября 1917 г. объявил кадетскую партию «организацией контрреволюционного мятежа, партией «врагов народа». Милюков бежал в Киев и, считая борьбу с большевизмом важнейшей из задач момента, решился на экстраординарный шаг – вступил в контакт с командованием германских войск, вынашивая планы подавления советской власти при помощи немецких штыков. Именно в Германии Милюков видел реальную силу, способную противостоять большевикам.
В мае 1918 года он приступил к переговорам с германским командованием о необходимости финансирования антибольшевистского движения. Переговоры не были поддержаны большинством кадетов; поступок Милюкова подвергся резкой критике внутри партии. Кадетский ЦК в Москве вынес политике Милюкова категорическое осуждение. Павел Николаевич сложил с себя обязанности председателя Центрального комитета Конституционно-демократической партии.
Ориентация Милюкова на германскую помощь вызвала также сильнейшее возмущение в ставке Добровольческой армии, как акт предательства и перехода на сторону врага, и навсегда подорвала его авторитет среди белого офицерства.
Позже и сам Милюков признал ошибкой свое решение вступить в переговоры с воюющей стороной.
Плакат Белой гвардии
В ноябре 1918 г. П.Н. Милюков выехал в Западную Европу, пытаясь дипломатическими средствами добиться от союзников поддержки антибольшевистских сил. Некоторое время он жил в Англии, где выступал в печати от имени Белого движения, а в 1920 году опубликовал книгу «Большевизм: международная опасность». Лишь после эвакуации войск генерала Врангеля из Крыма в ноябре 1920 г. он признал, что «Россия не может быть освобождена вопреки воле народа». В это же время Милюков узнал о трагической смерти от дизентерии своей дочери Натальи.
В 1920 году П.Н. Милюков переехал в Париж, где возглавил Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте. В это же время П.Н. Милюков возобновил свою деятельность на научном поприще. Вышедшая в Киеве в 1919 году и переизданная в Софии в 1921 году книга «История второй русской революции» представляет собой работу, содержащую глубокий и многосторонний исторический анализ причин революционных событий 1917 года.
В мае 1920 года. на заседании Парижского комитета кадетов Милюков озвучил «новую тактику» в отношении Советской России, отвергающую как продолжение вооруженной борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Предполагалось признать республиканский и федеративный порядок в России, уничтожение помещичьего землевладения, развитие местного самоуправления. Милюков предполагал, что эта платформа получит поддержку демократических сил внутри России и вдохновит их на борьбу против большевистской власти. Увы, из далекой эмиграции он не мог оценить реальный размах репрессий в советской России и не понимал, что любые антибольшевистские выступления стали практически невозможны, разве только как акт отчаяния, неминуемо ведущий к гибели восставших.
К тому же, среди соотечественников, выброшенных революционной бурей на чужбину, мало кто разделял подобные взгляды.
Перемены в мировоззрении поставили Милюкова в оппозицию к большей части русской эмиграции, в частности к его партийным товарищам кадетам. В июне 1921 года он вышел из партии и вместе с М.М. Винавером образовал Парижскую демократическую группу Партии народной свободы, преобразованную в 1924 году в «Республиканско-демократическое объединение».
Максим Моисеевич Винавер
Но, отдалившись от либеральных политиков, Милюков сблизился с левыми экстремистами, в частности с эсерами, всегда исповедовавшими террор как главное средство борьбы. Совместно с эсерами Милюков участвовал в проведении совещания бывших членов Учредительного собрания, а также вошел в состав Исполнительной комиссии совещания. Заигрывания Милюкова с эсерами вызывали раздражение многих видных кадетов.
«Конечно, Павла надо убрать, - писала Ариадна Тыркова-Вильямс сыну в мае 1921 года. – Он совсем стал нежитью. Вчера с таким старческим глупым упоением излагал нам свой скучный роман с эсерами. Так тщательно передавал подробности составления резолюций, которые они с Винавером подсовывали эсерам, как те жмутся, так как ихний ЦК ругается за противозаконную связь с буржуями, как он, Милюков, бережет их самолюбие и т.д. и т.д. Долгоруков спросил: «Вы бережете их партию, а я что-то ничего не вижу о бережении к.-д. партии». Скучно было слушать, но большинства у них нет, и мы это прекратим».
Монархистами, которые обвиняли П.Н. Милюкова в развязывании революции в России и не могли простить его личного участия в событиях, принявших трагический оборот, было предпринято несколько попыток покушения на него с целью мести за все былое.
28 марта 1922 года в здании Берлинской филармонии в Милюкова стреляли, но многолетний соратник В.Д. Набоков закрыл собою бывшего лидера партии, по его мнению – «одного из самых замечательных русских людей», и был убит.
Владимир Дмитриевич Набоков (фото 1914 года)
Многие представители эмигрантских кругов не могли простить Милюкову, что его жизнь была оплачена гибелью такого человека как Набоков, хотя Павел Николаевич сыграл в этой трагедии лишь самую пассивную роль.
В эмиграции Милюков много писал и издавался. Увидели свет его книги: «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», «Воспоминания» (оставшиеся незавершенными).
Под влиянием антифашистских настроений, когда назревала Вторая мировая война и эмигрантским кругам приходилось делать выбор, на стороне какой из противоборствующих сторон выступать, Милюков пересмотрел взгляды на политику И.В. Сталина. В 30-е годы он положительно оценивал имперский характер внешней политики СССР. Во время Второй мировой войны Милюков был полностью на стороне СССР, рассматривая Германию как жестокого агрессора.
В 1935 г. умерла А.С. Милюкова, в том же году Павел Николаевич снова вступил в брак, наконец связав свою жизнь с давней подругой Ниной Васильевной Лавровой.
П.Н. Милюков скончался 31 марта 1943 года, в возрасте 84 лет и был похоронен единственным оставшимся к тому времени в живых из детей – Николаем Павловичем Милюковым – в семейном склепе в Париже, на кладбище Батильон.
Взято: Тут
0
Комментариев 2