ИсТоРиК
В логове летающих волков ( 15 фото )
Памяти Сергея Бушарова посвящается.
Было это в конце лихих девяностых. Теплый осенний вечер на берегу озера Вселуг, рядом с маленькой деревенькой Торг. Три друга, увлеченные путешествиями, рыбалкой и фотографированием сидят на высоком яру, в высокоствольном сосновом лесу. Серые доски старого рыбацкого стола приняли на себя скромные радости мужчин: свежего копченого судака, зелень, отварную картошку и три большие кружки со сладким портвейном. Разговор идет потихонечку, о красотах Верхней Волги, о подвесных моторах, о вкусовых особенностях судака, щуки или угря. Дымит костерок. Не глядя, я делаю большой глоток из кружки и... В горле оказывается что-то огромное, слабо шевелящееся и организм моментально включает системы защиты и самосохранения.
В итоге на земле в луже напитка шевелится шершень. Он погибает, кончик брюшка ритмично обнажает и убирает жало, но уже рефлекторно. Немного трясутся коленки. Что было бы, если самая крупная общественная оса Европы успела ужалить меня в горло, да еще изнутри, да еще не раз. Сразу вспомнились истории о том, что три или пять укусов шершня могут убить человека. С тех пор я стал приглядываться к этим, как тогда казалось, опасным насекомым, к их общественному образу жизни и несколько раз оказывался внутри их гнезда. Об этом и рассказ.
Ранней весной в домик, стоящий на краю леса стали залетать шершни. Это перезимовавшие самки, которые ищут место для гнезда. В идеале им нужно большое дупло, ниша в скале, укрытие, защищенное от ветра и дождя. Но дуплистых деревьев, скал у нас не так много. Поэтому матери-основательницы селятся в сараях, трансформаторных будках, на редко посещаемых чердаках в дачных поселках или деревнях. С громким жужжанием они летают среди деревьев и грызут кору или старую подгнившую древесину. Эта пережеванная масса станет материалом для дома. Дом, если повезет, к концу лета превратиться в огромный, теплый, гудящий бумажный шар.
Когда застаешь шершня за этим занятием, то он может подпустить на метр или 60 сантиметров. Далее взлетает, с гудением подлетает к наблюдателю, может показаться, что это атака. Человек разумный не будет махать руками, поскольку пока причины для настоящей атаки и насекомого нет. Но и бросать старую доску, добычливое месторождение строительной целлюлозы он (а вернее она) не станет. Я отошел в сторону, снял всю одежду, которая была пропитана средством от клещей и комаров, переоделся в деревенское тряпье, висящее в сарае. Не знаю, есть ли у шершней средства обоняния, но пропитанное запахом сена и пыли гимнастерка поможет мне стать незаметным. Зверь, которого я караулил, появлялся на доске через каждые 10-25 минут и в один из перерывов я залег со штативом и камерой у приглянувшегося места.
Конечно, шершень прилетел, стал обдирать древесину. Я же, съедаемый комарами, наблюдал и снимал. В тайне мне удалось быть всего несколько секунд, затем шершень заметил меня и принял позу угрозы. Нас разделяло меньше 30 сантиметров, он взлетел и направился ко мне. Нервы не выдержали, я отпрянул, сбил штатив, камера упала и ударилась о камень. Пластиковое удлинительное кольцо не самой дорогой фирмы лопнуло, объектив лежал на земле, а хваленом алюмо-магниевом корпусе "единички" зияла дыра.
Но к наблюдениям и попытками съемки поведения шершней я не охладел. Искал их гнезда и иногда мне везло. Когда я находил их прибежище в условиях дикой природы, то пытался подобраться к летку. Просто понаблюдать. И всякий раз видел, что у выхода есть несколько дежурных охранников. В солнечный день боевая группа срывалась в атаку всегда, когда дистанция сокращалась до 2 метров. Ранним утром можно было подойти к такому гнезду, но никакого движения не происходило. Холодно. Но однажды мне повезло.
Когда в Полистовском заповеднике нет студентов, кордон пустует, люди там появляются редко. Именно в сенях пустующего кордона самка-королева решила создать свой дом. Оказалось, что на человека, находящегося внутри сеней, будто внутри ее дома колония реагирует совершенно по-другому. Можно наблюдать все тайны поведения изнутри, хотя на улице, у выходов из гнезда по-прежнему дежурит группа быстрого реагирования.
Гнездо молодое, практически все его ячейки, предназначенные для будущих рабочих особей пусты.
Материал оболочки похож на плотную недорогую упаковочную бумагу плохой выделки. По цвету слоев можно определить, какая часть сделана из коры ольхи, какая из досок, из коры яблони или осины.
Сменяя друг друга, немногочисленные пока рабочие особи кладут слой за слоем.
А королева откладывает в каждую ячейку маленькое яичко, развитие которого началось еще в прошлом году, до зимовки.
Через некоторое время в ячейках гнезда личинки развились, и все время просят есть. Вот тут-то и проявляется волчий характер армии рабочих шершней. Они становятся добытчиками еды. Всякое насекомое, имеющее большой размер брюшка, может стать их потенциальной жертвой. Например, у зазевавшегося слепня моментально отрывается голова, откусываются крылья и бывший жалящий летун превращается в некое подобие котлеты. Она немедленно несется в гнездо, для корма личинкам. Конвейер добычи работает все светлое время суток. Ведь гнезду нужны новые рабочие особи, чтобы строить, кормить, расти...
Добыча может быть настолько большой, что неясно, как ее по воздуху удалось пронести в гнездо. Понятно, что ударом жала убить крупного серого кузнечика, который неплохо вооружен челюстями, летающему охотнику довольно легко. А вот принести ногу кузнечика через галерею ходов и воздуховодов оказалось непросто, потребовалось коллективная помощь. Только внутри части добычи превратились в корм для молодежи. Надо отметить, что я не энтомолог - профессионал, но по данным литературы сами взрослые шершни не питаются живой пищей.
В центре гнезда постоянно происходит общение, контакты усиками, совместное пережевывание, даже конфликты.
Внутри гнезда всегда шумно. Насекомые, передвигаясь к выходу, ползают по объективу, иногда даже по руке. Тут надо сохранять все свое самообладание, поскольку жители реагируют на резкое движение и запах пота. Я стою на приставной лестнице, камера висит на ремне (я учел ошибки прошлого). Иногда происходит атака, я отпрыгиваю назад, бегу в пустую комнату кордона и захлопываю дверь. Выжидаю полчаса, умываюсь и только потом выглядываю в сени, к гнезду. На мне плотные, не по сезону, брюки и застегнутая на абсолютно все пуговицы осенняя куртка.
Осам тоже жарко. Но гнездо - сложная вентилируемая система с рядом воздуховодов, оболочек и каналов продувки.
Когда этого недостаточно, крылья рабочих становятся эффективными вентиляторами, мое лицо ощущает движение воздуха.
На этом месте мне придется закончить рассказ. На кордон должны были заезжать студентки Псковского университета. Соседство роя шершней и десятка девиц не представлялось возможным. Королева ошиблась в выборе места, такого удобного и простого. Ранним утром ведро мыльной воды поставило точку на будущем этой семьи. Взрослые осы улетели в поисках иного места, возможно, они еще успеют построить новый дом. Личинки погибли, и съемка осталось неоконченной. Но это тема уже другого рассказа.
Было это в конце лихих девяностых. Теплый осенний вечер на берегу озера Вселуг, рядом с маленькой деревенькой Торг. Три друга, увлеченные путешествиями, рыбалкой и фотографированием сидят на высоком яру, в высокоствольном сосновом лесу. Серые доски старого рыбацкого стола приняли на себя скромные радости мужчин: свежего копченого судака, зелень, отварную картошку и три большие кружки со сладким портвейном. Разговор идет потихонечку, о красотах Верхней Волги, о подвесных моторах, о вкусовых особенностях судака, щуки или угря. Дымит костерок. Не глядя, я делаю большой глоток из кружки и... В горле оказывается что-то огромное, слабо шевелящееся и организм моментально включает системы защиты и самосохранения.
В итоге на земле в луже напитка шевелится шершень. Он погибает, кончик брюшка ритмично обнажает и убирает жало, но уже рефлекторно. Немного трясутся коленки. Что было бы, если самая крупная общественная оса Европы успела ужалить меня в горло, да еще изнутри, да еще не раз. Сразу вспомнились истории о том, что три или пять укусов шершня могут убить человека. С тех пор я стал приглядываться к этим, как тогда казалось, опасным насекомым, к их общественному образу жизни и несколько раз оказывался внутри их гнезда. Об этом и рассказ.
Ранней весной в домик, стоящий на краю леса стали залетать шершни. Это перезимовавшие самки, которые ищут место для гнезда. В идеале им нужно большое дупло, ниша в скале, укрытие, защищенное от ветра и дождя. Но дуплистых деревьев, скал у нас не так много. Поэтому матери-основательницы селятся в сараях, трансформаторных будках, на редко посещаемых чердаках в дачных поселках или деревнях. С громким жужжанием они летают среди деревьев и грызут кору или старую подгнившую древесину. Эта пережеванная масса станет материалом для дома. Дом, если повезет, к концу лета превратиться в огромный, теплый, гудящий бумажный шар.
Когда застаешь шершня за этим занятием, то он может подпустить на метр или 60 сантиметров. Далее взлетает, с гудением подлетает к наблюдателю, может показаться, что это атака. Человек разумный не будет махать руками, поскольку пока причины для настоящей атаки и насекомого нет. Но и бросать старую доску, добычливое месторождение строительной целлюлозы он (а вернее она) не станет. Я отошел в сторону, снял всю одежду, которая была пропитана средством от клещей и комаров, переоделся в деревенское тряпье, висящее в сарае. Не знаю, есть ли у шершней средства обоняния, но пропитанное запахом сена и пыли гимнастерка поможет мне стать незаметным. Зверь, которого я караулил, появлялся на доске через каждые 10-25 минут и в один из перерывов я залег со штативом и камерой у приглянувшегося места.
Конечно, шершень прилетел, стал обдирать древесину. Я же, съедаемый комарами, наблюдал и снимал. В тайне мне удалось быть всего несколько секунд, затем шершень заметил меня и принял позу угрозы. Нас разделяло меньше 30 сантиметров, он взлетел и направился ко мне. Нервы не выдержали, я отпрянул, сбил штатив, камера упала и ударилась о камень. Пластиковое удлинительное кольцо не самой дорогой фирмы лопнуло, объектив лежал на земле, а хваленом алюмо-магниевом корпусе "единички" зияла дыра.
Но к наблюдениям и попытками съемки поведения шершней я не охладел. Искал их гнезда и иногда мне везло. Когда я находил их прибежище в условиях дикой природы, то пытался подобраться к летку. Просто понаблюдать. И всякий раз видел, что у выхода есть несколько дежурных охранников. В солнечный день боевая группа срывалась в атаку всегда, когда дистанция сокращалась до 2 метров. Ранним утром можно было подойти к такому гнезду, но никакого движения не происходило. Холодно. Но однажды мне повезло.
Когда в Полистовском заповеднике нет студентов, кордон пустует, люди там появляются редко. Именно в сенях пустующего кордона самка-королева решила создать свой дом. Оказалось, что на человека, находящегося внутри сеней, будто внутри ее дома колония реагирует совершенно по-другому. Можно наблюдать все тайны поведения изнутри, хотя на улице, у выходов из гнезда по-прежнему дежурит группа быстрого реагирования.
Гнездо молодое, практически все его ячейки, предназначенные для будущих рабочих особей пусты.
Материал оболочки похож на плотную недорогую упаковочную бумагу плохой выделки. По цвету слоев можно определить, какая часть сделана из коры ольхи, какая из досок, из коры яблони или осины.
Сменяя друг друга, немногочисленные пока рабочие особи кладут слой за слоем.
А королева откладывает в каждую ячейку маленькое яичко, развитие которого началось еще в прошлом году, до зимовки.
Через некоторое время в ячейках гнезда личинки развились, и все время просят есть. Вот тут-то и проявляется волчий характер армии рабочих шершней. Они становятся добытчиками еды. Всякое насекомое, имеющее большой размер брюшка, может стать их потенциальной жертвой. Например, у зазевавшегося слепня моментально отрывается голова, откусываются крылья и бывший жалящий летун превращается в некое подобие котлеты. Она немедленно несется в гнездо, для корма личинкам. Конвейер добычи работает все светлое время суток. Ведь гнезду нужны новые рабочие особи, чтобы строить, кормить, расти...
Добыча может быть настолько большой, что неясно, как ее по воздуху удалось пронести в гнездо. Понятно, что ударом жала убить крупного серого кузнечика, который неплохо вооружен челюстями, летающему охотнику довольно легко. А вот принести ногу кузнечика через галерею ходов и воздуховодов оказалось непросто, потребовалось коллективная помощь. Только внутри части добычи превратились в корм для молодежи. Надо отметить, что я не энтомолог - профессионал, но по данным литературы сами взрослые шершни не питаются живой пищей.
В центре гнезда постоянно происходит общение, контакты усиками, совместное пережевывание, даже конфликты.
Внутри гнезда всегда шумно. Насекомые, передвигаясь к выходу, ползают по объективу, иногда даже по руке. Тут надо сохранять все свое самообладание, поскольку жители реагируют на резкое движение и запах пота. Я стою на приставной лестнице, камера висит на ремне (я учел ошибки прошлого). Иногда происходит атака, я отпрыгиваю назад, бегу в пустую комнату кордона и захлопываю дверь. Выжидаю полчаса, умываюсь и только потом выглядываю в сени, к гнезду. На мне плотные, не по сезону, брюки и застегнутая на абсолютно все пуговицы осенняя куртка.
Осам тоже жарко. Но гнездо - сложная вентилируемая система с рядом воздуховодов, оболочек и каналов продувки.
Когда этого недостаточно, крылья рабочих становятся эффективными вентиляторами, мое лицо ощущает движение воздуха.
На этом месте мне придется закончить рассказ. На кордон должны были заезжать студентки Псковского университета. Соседство роя шершней и десятка девиц не представлялось возможным. Королева ошиблась в выборе места, такого удобного и простого. Ранним утром ведро мыльной воды поставило точку на будущем этой семьи. Взрослые осы улетели в поисках иного места, возможно, они еще успеют построить новый дом. Личинки погибли, и съемка осталось неоконченной. Но это тема уже другого рассказа.
Взято: Тут
0